– Сколько всего видов аддикции?
– Что? – опешила Лиля, которая до этого сосредоточенно лезла наверх по канату.
– Что слышала, – Серебров сложил руки на груди. – Сколько всего существует видов аддикции?
Лиля нахмурилась – ответ не шел на ум, и она брякнула:
– Три?
– Ты серьезно?
– Пять?
– Гадать будешь? Хорошо, три признака: нити, подпитка извне, провоцирование на выплеск эмоций – к какому виду относятся эти характеристики?
Лиля крепче вцепилась в канат, не зная, что ответить. После бега и упражнений она могла думать лишь о том, как хорошо было бы вытянуться в горячей ванне. Или просто рухнуть на кровать, не раздеваясь, и отрубиться.
– Ну?
– У нас не урок теории! – выпалила Лиля, чувствуя, как заливается краской. – Я еще не повторяла…
– На задании тоже так будешь? – Борис Алексеевич раздраженно дернул плечами. – Ой, простите, я еще не повторяла, полежите тут, я в блокнотик гляну…
Лиля насупилась и начала медленно слезать.
– Цветкова, ко всему всегда надо быть готовой. Всегда, – пробормотал Борис. – Что встала? Идем…
– Но я устала…
– Лучший отдых – смена деятельности.
Электронные часы над выходом показывали, что занятие закончилось час назад, когда девушка не выдержала.
– Я… больше не могу, – с трудом проговорила она, рухнув на мат. Казалось, что каждая клеточка тела горела. Хотелось просто лежать, смотреть в потолок и тихо скулить. Юная студентка не могла заставить себя сделать ни одного подъема на пресс. Тренер сидел перед ней, крепко держа ноги.
– Ты же хотела быть охотником. Или ты только на словах такая бойкая?
– У меня на тренировках все хорошо было, и вообще Анатолий Иванович не заставлял нас… – начала Лиля, как вдруг мужчина резко потянул за ворот футболки – девушка, пискнув, осела.
– А я, злой, противный, заставляю. А ведь вы так хорошо играли, да? Так вот, Цветкова, запомни: Анатолий Иваныч – старый тролль, который, если посчитает нужным, всю душу вытрясет. Если разрешает играть в мячик, то у меня плохие новости. Дядя Толя, знаешь ли, не любит тратить время попусту. Знаешь, почему он не пришел?
Лиля ошарашенно вытаращила глаза и покачала головой.
– У дяди Толи сегодня день рождения. Он сказал, что лучше будет просаживать печень на даче, чем гонять этих бестолочей, которые ничего и не пытаются сделать.
– Но он же… – пролепетала Лиля, но не решилась спорить с Серебровым.
– Экзамен, Цветкова, в конце года для всех один. Думаешь, сейчас сложно было? Там ты захочешь сдохнуть. Ладно. Иваныч пока к вам присматривается, проверяет, кто серьезно занимается, а кто нацепил розовую кофточку и прыгает, как коза с мячиком.
Лиля сильнее покраснела, а Серебров наконец отпустил ворот.
– Увидит, что тебе все равно, – забьет. Будешь играться, а затем получишь «неуд», и скатертью дорожка. Здесь не школа, бестолочей не тащат. Совет: соберись, Цветкова. Покажи, что ты хочешь работать.
Борис Алексеевич поднялся.
– На сегодня все. Ладно, иди уже.
Он дождался, пока Лиля отойдет в сторону, затем поднял мат и уже хотел оттащить на место, как девушка тихо спросила:
– А резиночка?
– Что?
– Моя резиночка. Розовая. С «хеллоу…», с котом.
– А, эта… не заслужила.
– Но вы же один раз, на замену.
– Ну, значит, кот прогуляется до помойки, – Серебров безразлично пожал плечами. – У кого завтра контрольную пишете?
– У Нины… Нины Михайловны.
– Очень хорошо.
От его тона стало не по себе.
Наутро Лиля не могла понять, отчего ей было хуже: от позора перед Борисом Алексеевичем или от ужаснейшей боли во всем теле. Девушка добралась до аудитории практически ползком, впрочем, не она одна – Катя, Вика, Саша и Марк буквально рухнули за парты и косо посматривали на бодрых Сережу и Руслана, последний гордо сидел с забинтованной рукой и рассуждал, что охотник точно жульничал, применил какие-нибудь «экстрасенсорные штуки».
Совпадение или нет, но милейшая ассистентка Арины Валерьевны, Нина, превратилась в мегеру. Она оделась в строгий, наглухо закрытый костюм, идеально уложила обычно взъерошенные пепельные волосы и медленно ходила вдоль парт, цокая лакированными каблуками. Женщина поочередно разносила ответы студентов, но все же ставила хорошие оценки.
Лиля с трудом удерживала ручку и едва понимала смысл вопросов. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько тупой и жалкой. Единственное, о чем она могла думать, – как же все болит! Даже дойти до учительского стола казалось подвигом.
Женщина даже не посмотрела на девушку, а сразу забрала лист с ответами, пробежалась по строчкам и изобразила искреннее удивление:
– Сама написала? Не подглядывала? Не списывала?
Лиля помотала головой.
Нина Михайловна поджала губы и взяла красную ручку.
– Не «кризализм», а «кризалис». Цветкова, это же принципиально разные вещи… – бормотала под нос преподавательница, исправляя ошибки. Лиле только оставалось наблюдать, как в каждой строчке появлялись надписи красными чернилами. Ассистентка молча вернула лист, где в самом конце красивым почерком было написано «неуд».
Лиля на негнущихся ногах вышла из аудитории, скомкала в сердцах контрольную и рванула было к общежитию, но тело отозвалось резью в мышцах, из глаз брызнули слезы. Кто-то кричал ей вслед, но девушка продолжала упорно идти до своей комнаты. Обессилев, она упала на кровать и зарыдала в голос. От боли и обиды.
Лиля подвывала в подушку, когда к ней вошли однокурсницы.
– У, ты посмотри на нее. Совсем, мать, расклеилась! – протянула Катя.
– Эй, Цветочек, ты чего? – Вика ласково погладила девушку. – Так рыдать из-за двойки. Мы поговорили с Ниной Михайловной, она сказала, что можно пересдать. Мы это тебе в коридоре кричали, но ты рванула…
– Мне не поможет, – всхлипнула Лиля. – Я тупая, бездарная дура…
– Ну, я б поспорила, – усмехнулась Катя. – После вчерашнего я точно так не стартовала бы. Ракета!
Лиля хотела было продолжить причитания, но, выглянув из-под подушки, увидела, что однокурсницы уже начали хозяйничать в комнате: Катя раскладывала принесенные книги, Вика заливала воду в чайник.
– Что это вы делаете? – Лиля вытерла слезы.
– А ты как думаешь? – Катя устроилась на стуле, разминая мышцы на ноге. – Если мы собрались вытаскивать людей из сложных жизненных ситуаций, то начнем с одной маленькой девочки. Ой, Вик, мне зеленый, мятный. Обожаю. А, да, Цветочек, этот тебя вчера долго… мучил?
– Борис Алексеевич, – отозвалась Лиля. – Он… хороший.
– Знаешь ты толк в извращениях, мать, – покачала головой Катя. – Ладно, я узнала, дядя Толя уже в пятницу вернется и оценку исправит…
– Да этот ваш дядя Толя плевать хотел на нас с высокой колокольни, – пробормотала Лиля. – И не болел он ни фига…
– В смысле? – уточнила Катя, с интересом посмотрев на Цветкову. – Это тебе этот Серебров сказал?
Лиля кивнула и, успокоившись, пересказала однокурсницам, что же рассказал ей Борис Серебров. Через полчаса девушки уже по-дружески болтали, распивая чай. Свиридова раскрыла на коленях книгу и подняла на Лилю целеустремленный взгляд:
– Давай так. Повторяем третий параграф. Я буду читать, если что-то непонятно, спрашивай – разберем. А после мы с Викой тебя погоняем по содержанию. Идет?
Лиля потупилась:
– Спасибо, девочки, но… мне, наверное, действительно лучше уйти. Я слишком глупая для всего этого. В школе пятерки были только по физре с рисованием. А тут я и с физрой – как фанера…
– Перестань, мы вчера все пролетели, – Вика нахмурилась и тихо добавила: – Мой первый «неуд» в жизни.
– Послушайте, – перебила ее Катя, не давая однокурсницам погрузиться в самобичевание, – нас всех приняли не за красивые глаза. Глаза, конечно, у всех чудесные, но нас выбрали потому, что мы можем пройти этот курс. Да, это сложно, непривычно, но нужно постараться. Вот этот Борис… как его там… Алексеевич, думаешь, он Нео[3] какой-нибудь? Ничего подобного. Тоже сидел, страдал. Вот точно.
А сопли размазывать – особого таланта не надо. У нас есть шанс сделать что-то невероятное. Неужели ты готова вот так взять и все бросить? Завтра утром на пробежку, разомнемся, напросимся лишний раз в зал, покажем этому дяде Толе… Все будет хорошо.
Вика потупилась, но затем решительно кивнула:
– Да, ты права. Так и сделаем.
Лиля подняла глаза и посмотрела на одногруппниц… Нет, на подруг. На душе потеплело, и на лице заиграла теплая улыбка. Цветкова украдкой вытерла накатившиеся слезы, на этот раз благодарности, и пробормотала:
– Спасибо. Спасибо, что не бросаете меня.
С того дня студенческая жизнь заиграла новыми красками.
Ко второму курсу девушка училась не хуже других, даже придумала несколько действенных способов, чтобы справляться с теорией. Что же до практики… Борис не соврал. После первого экзамена никто и не думал называть Анатолия Ивановича дядей Толей. Если бы она не собралась, то кто знает… может, и вылетела бы, как Сережа.
После удачно сданного зачета Лиля надеялась, что однажды, зайдя в спортзал, вновь встретится с охотником. Конечно же, чтобы доказать, что она уже не та испуганная школьница, не способная связать двух слов вместе. Но охотник больше не приходил. Даже когда болел Анатолий Иванович.
И как ни искала Лиля встречи с Борисом, но охотник словно испарился. Единственным напоминанием о том, что Серебров не плод ее фантазии, стала найденная на первом этаже фотография. В главном холле, среди многочисленных снимков в черных рамках, Лиля нашла выпуск две тысячи десятого года. Борис Серебров, даже будучи студентом, выглядел очень серьезным и уверенным в себе.
Так что Цветковой ничего не оставалось, как наслаждаться студенческой жизнью и в тайне надеяться на нечаянную встречу.
Но счастливая пора длилась только до третьего курса. И все началось в тот день, когда в учебный корпус опять приехал Серебров.