— Я жить хочу, — прикрикнул Айк, — и по возможности, жить хорошо…
— Ну, извини, не всегда происходит то, что нам хочется…
— Вы закончили выяснять отношения? — прервала нас Рабах. — Хорошо…
Лейтенант включила локальный канал связи с янычарами.
— Всех находящихся в карьере работников собрать и построить у челнока, — приказала она.
Штурмовики бросились выполнять распоряжение и сгонять всех заключенных на пятачок перед шаттлом. Вскоре здесь выстроилась огромная толпа людей в оранжевых рабочих комбинезонах более чем в триста человек. Янычары в своей манере, долго не уговаривая, а выбивая зубы и ломая руки всем нежелающим подчиняться, построили зэков в несколько шеренг перед своим командиром.
Нас с Айком лейтенант держала рядом с собой, подобно вип персонам. Я посмотрел на нестройные ряды заключенных, большинство лиц смотрящих на меня были хмурыми и сосредоточенными. Я сначала не обратил на это внимание, ибо голову мою занимали мысли о том, как спасти Айка от расстрела, а самому избежать позорного пленения. Но чем дольше я наблюдал за людьми вокруг, тем очевидней вырисовывался план моих дальнейших действий.
Странно, а может, это только для меня необычно было наблюдать, как вроде бы лишенные свободы, отрицающие систему и ненавидящие государственную машину люди, сейчас, когда чужаки их согнали, подобно скоту в стадо, смотрели на них такими ненавидящими глазами, будто на своих кровных врагов. Похоже, у русских ненависть к захватчикам в генетическом коде прописана, а своих собственных можно и потерпеть…
Я видел Ивана Небабу, который стоял с окровавленным лицом и руками, видимо сопротивлялся янычарам. Видел Валеру Тарана, который находился чуть в стороне от остальных, также держась за поломанную руку. Заметил даже злой и презрительный взгляд моего старого знакомца — Бритвы, только прожигал он этим взглядом не меня, а ту самую османку, которая не дала ему со мной расправиться. План созрел в моей голове моментально, да и ничего другого не возможно сейчас было придумать…
Между тем Рабах толкнула вперед себя Марка Аврелия, разрешая ему говорить.
— Заключенные, сегодня наша колония была освобождена воинами великого султана, — пафосно начал тот. — Всем, кто не станет противодействовать новым властям и продолжит усердно работать, будет подарена жизнь. Те, кто не захочет выполнять распоряжение госпожи лейтенанта, понесут серьезное наказание…
— Меньше лирики, — поторопила его, Рабах.
— Нам с вами необходимо в кратчайшие сроки загрузить на военный корабль госпожи лейтенанта максимум очищенной руды, — продолжал начальник колонии. — Работать будем без перерыва и смен, всем надеть экзоскелеты и выстроиться по бригадам… Я лично распределю вас по местам…
Толпа молча слушала Марка Аврелия и продолжала стоять, не двигаясь с места. Я к своему удивлению заметил, что многие в этот момент смотрят не на своего начальника, а именно на меня. Или это мне показалось? На всякий случай я слегка кивнул в сторону толпы, как бы давая добро на это действие. Может они совсем и не спрашивали у меня разрешения, тогда типа просто кивнул головой…
Заключенные по одиночке начали выходить из строя и залезать в штатные экзопогрузчики, переглядываясь между собой и косясь на янычар.
Рабах тоже заметила, что рабочие постоянно смотрят на меня и кажется начала об этом беспокоиться.
— Адмирал, даже не думайте что-либо предпринимать, — улыбнулась она мне холодной улыбкой кобры.
— Да я, поначалу и сам этого не хотел, — пожал я плечами и вздохнул. — Но против воли народа разве пойдешь?
Я поймал взгляд Ивана Небабы, который уже залез в своего робота и дал отмашку. В ту же секунду экзопогрузчик старшины схватил руками-манипуляторами ближайшего к себе янычара и как в страшном фильме разорвал его пополам, будто тряпичную куклу.
— Извините лейтенант, несмотря на то, что вы дама, но я вынужден это сделать, — сказал я и со всего размаха лбом заехал в, незащищенное забралом шлема, лицо Рабах.
От такого удара девушка упала без сознания, а я тут же получил ответный удар в лицо от одного из ее солдат. Бронированная перчатка янычара выбила из моей головы лишние мысли и эмоции. Падая на землю за секунду до того как отключиться я помутневшим взглядом увидел, как Таран и Пападакис сразу с двух сторон набрасываются на стоящего у челнока османского солдата, как старшина Небаба бьется сразу с тремя, налетевшими на него янычарами, размахивая своими огромными манипуляторами. Как триста человек голыми руками разрывают османских солдат, несмотря на надетые на тех боевые доспехи…
Мой обидчик продолжал опускать мне на голову удар за ударом, видимо мстя за разбитый нос своего командира. Последним кадром, перед тем как окончательно потерять сознание, был приближающийся ко мне и моему противнику, этот вездесущий Бритва, у которого в руке тускло блестело лезвие ножа. Эх, жаль погибать от заточки зэка в разгар такой эпической битвы, но похоже ничего не поделаешь…
Глава 20
Адмирал Самсонов, сидя перед большим экраном в ожидании видеоконференции, поймал себя на мысли, что ему, помимо всего остального, почему-то невероятно стыдно, что линкор «Афина», на котором он держал флаг, практически единственный из кораблей кто серьезно не пострадал в прошедшем бою. Вся 2-я гвардейская дивизия сейчас представляла собой жалкое зрелище. Хотя количественные потери у Семеновской в сравнении с первоначальными цифрами были не велики, всего минус один вымпел, однако большинство сумевших выбраться из сектора сражения дредноутов мало чем отличались от погибших. Броневая обшивка линкоров и тяжелых крейсеров гвардии, не так давно красовавшихся на парадах и военных походах, сейчас представляла решето с разорванными и оплавленными пробоинами. У многих отсутствовало до половины артиллерийских батарей, что уж говорить о палубной авиации, которой не осталось и вовсе.
Только у «Афины» была на ходу еще пара десятков истребителей, они то кстати, по большей части и уберегли трансляторы защитных полей линкора от налетов вражеских F-4. Несколько раз эскадрилья флагмана останавливала «навалы» истребителей Сенатской Республики, а так же сумела защитить от обнуления энергощитов отступающий рядом линкор «Пересвет», который в результате пострадал менее остальных. Но МиГов у Самсонова под рукой оставалось слишком мало и они не смогли прикрыть остальные корабли.
В итоге восемь российских дредноутов из десяти, начавших атаку на дивизию Ловато, получили серьезнейшие повреждения после обнуления своих энергощитов в результате налета американских пилотов. Единственным погибшим кораблем Семеновской дивизии был тяжелый крейсер «Красный Кавказ», который находился в группе великого князя Михаила, и который собственной гибелью позволил остальным четырем вымпелам спастись из мышеловки, расставленной князю и контр-адмиралу Гулю, американо-османской эскадрой во втором секторе сражения…
Здесь у нас потери были вообще катастрофическими. Самсонову хотя бы удалось сохранить свои вымпелы, пусть даже в таком жалком виде, а вот Гулю повезло куда меньше. Да и разве может Фортуна поворачиваться лицом к такому горе-флотоводцу как Аркадий Эдуардович?
Из-за глупости и близорукости Гуль умудрился попасть в детскую ловушку, расставленную вице-адмиралом Корделли, который видимо и сам не мог поверить, что русские на нее клюнут. Когда с экранов радаров пропала османская эскадра, ребенку было очевидно, что она скоро появиться у нас за спиной. Но «отважный» комдив Гуль вместе со своим подельничком — великим князем, решили поиграть в великих тактиков и в итоге попались на крючок американскому адмиралу.
27-ю «линейную» теперь сложно было назвать дивизией, скорей это была уже бригада. Она и до войны не дотягивала до полного состава и являлась в Черноморском флоте самой малочисленной, так как была прислана на усиление к Самсонову менее года назад, имея статус — «сводной». Теперь же после сражения с Корделли и османской эскадрой, в 27-ой дивизии из двенадцати вымпелов осталось в строю всего восемь, и это если считать бывший флагман Самсонова, который временно находился в ее составе, а так же неизвестно куда подевавшийся крейсер «Одинокий».
«Одинокий» самовольно покинул расположение дивизии незадолго до боя и исчез с экранов. Иван Федорович надеялся, что корабль цел и невредим, любые мысли о его гибели и гибели его нового командира командующий гнал от себя нещадно. Поэтому в списке вымпелов тяжелый крейсер по-прежнему считался действующим в составе дивизии.
Погибшими же числились целых четыре корабля. В секторе сражения навсегда остались: легкие крейсера — «Фрунзе» и «Владимир Мономах», а также эсминцы — «Забайкалец» и «Стерегущий». Их экипажи сражались до конца, никто из вымпелов окруженной дивизии не повернул назад и не покинул своего места в строю, но враг числом и умением сумел нанести нашим корабля поражение и почти полтысячи космоморяков и летчиков истребителей заплатили своими жизнями за это…
Гуль и князь Михаил довольно удачно для себя начали тот бой, и сумели даже несколько потеснить 13-ю «легкую» американскую дивизию. Однако довершить разгром противника они конечно не успели, так как вслед за этим в секторе появились полтора десятка крейсеров и галер султана, которые налетели на русские корабли и атаковали их со стороны двигателей. Гуль, связанный фронтальным боем с Корделли не мог выделить для противодействия османам достаточного количества вымпелов, и исход скоротечного боя был предрешен.
Тут либо сражайся до конца, с погасшими навсегда силовыми установками и обстреливаемый сразу со всех сторон батареями противника, либо отдавай приказ на общее отступление. Как не презирал сейчас Самсонов нерадивого комдива, но по-другому в тот момент было просто не поступить. И корабли 27-ой и гвардейские корабли боевой группы великого князя Михаила, после команды своих командиров, разрушили строй и каждый самостоятельно стали выходить из окружения.
Кому то повезло и мощности его силовых установок и защитных полей хватило, чтобы вырваться на оперативный простор, но четырем вымпелам дивизии и одному из группы князя сделать этого не удалось, и они навсегда остались в секторе в качестве немого укора нашим флотоводцам…