— Такого списка я вам предоставить не могу, — выдавил из себя капитан.
— Тогда не смею вас больше задерживать, — хмыкнула вице-адмирал Кантор. — Сама разберусь… Свободны, капитан.
После ухода Аристова Доминика осталась одна в отсеке. Её рука непроизвольно потянулась к левому боку, где все еще ныло недолеченное ребро. Возможно, Соломин был прав, и ей следовало продлить лечение. Но сейчас отступать было поздно. Она должна была доказать — себе, своим офицерам, Дессе, — что достойна командовать дивизией.
Доминика активировала внутреннюю связь:
— Капитан Вайс, капитан Зарецкий, капитан Легостаев, капитан Малинин, капитан-лейтенант Кузенков, командир корабля Сорокин, капитан-лейтенант Аристов, — начала перечислять она командиров различных кораблей своей дивизии, — освобождаются от занимаемых должностей. Командиры отсеков и старшие помощники принимают на себя временное командование. Подробный приказ разослать через тридцать минут.
Закончив передачу, она отключила связь и на мгновение закрыла глаза. Это было радикальное решение — снять с должностей сразу столько старших офицеров. Но Доминика чувствовала, что это необходимо. Она не могла позволить находиться рядом с собой командирам, сомневающимся в своем адмирале. Не перед лицом предстоящего сражения.
Через час по Северному космофлоту разнеслась весть о масштабной чистке командного состава 2-ой «ударной» дивизии. Информация тут же дошла до адмирала Дессе, и Доминика получила срочный вызов на авианосец «Петр Великий»…
Личная каюта адмирала флота была по-прежнему освещена приглушенным светом, создававшим ощущение интимности, несвойственное официальным встречам. Дессе стоял у иллюминатора, созерцая безмолвие космоса. Когда дверь бесшумно открылась, пропуская Доминику, он не сразу повернулся.
— Двадцать один офицер за один день, — произнес он, не оборачиваясь. — Это рекорд даже для меня.
Его голос звучал не строго, скорее задумчиво. Доминика остановилась в центре каюты, вытянувшись по стойке «смирно»:
— Вынужденная мера, господин адмирал. Перед столкновением с Граусом мне нужна полная уверенность в лояльности и решительности командного состава.
Дессе наконец повернулся к ней. В тусклом свете каюты его лицо казалось высеченным из камня, лишь глаза сохраняли живость и остроту.
— Можно быть уверенным в лояльности, но не в компетентности, — заметил он. — Помощники и заместители, занявшие места снятых командиров, имеют меньший опыт. Ты не опасаешься, что как раз это и скажется на эффективности дивизии в бою?
— Сомнение в командовании более губительно, чем недостаток опыта, — твердо ответила Доминика. — Новые командиры компенсируют нехватку опыта энтузиазмом и преданностью.
Дессе подошел к небольшому столику и жестом предложил ей сесть. Это был отход от официального протокола — признак того, что разговор переходит в более личную плоскость.
— Садись, Доминика, — сказал он.
Она опустилась в кресло, сохраняя прямую осанку, словно боясь, что малейшее расслабление выдаст её физическую слабость. Дессе налил в два бокала напиток золотистого цвета — редкий земной коньяк, который он берег для особых случаев.
— Я не собираюсь отменять твои приказы, — произнес он, вручая ей бокал. — Ты командующая дивизией и вправе формировать свой штаб по своему усмотрению. Но я должен быть уверен, что эти решения продиктованы интересами службы, а не… личными мотивами.
— Что вы имеете в виду, Павел Петрович?
Дессе сделал глоток коньяка, словно собираясь с мыслями.
— Я знаю, что ты прошла через тяжелые испытания, — сказал он наконец. — Физические травмы заживают быстрее, чем душевные. И иногда эти травмы влияют на наши решения, даже когда мы уверены в обратном.
Доминика почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она поставила нетронутый бокал на столик.
— Вы считаете, что я эмоционально нестабильна, господин командующий, — это был не вопрос, а утверждение.
— Я считаю, что ты человек, — просто ответил Дессе. — И как любой человек, не застрахована от последствий травматичного опыта. Это не делает тебя слабее или менее компетентным командиром. Но это факт, который нужно учитывать.
Доминика поднялась, не в силах сидеть спокойно.
— Я не позволю своим личным переживаниям влиять на командование дивизией, — произнесла она с нажимом. — Решение о снятии офицеров было принято на основе объективной оценки их лояльности и готовности выполнять приказы. Ничего более.
Дессе тоже встал, оказавшись лицом к лицу с ней. Их разделяло не более метра — дистанция, непозволительная по уставу, но допустимая между двумя людьми, прошедшими вместе долгий путь.
— Я верю тебе, Доминика, — сказал он тихо. — И поддержу любое твое решение. Но позволь дать совет не как адмирал адмиралу, а как человек, который… дорожит тобой.
Эти слова, произнесенные с нехарактерной для Дессе мягкостью, заставили Доминику вздрогнуть. Они возвращали её в прошлое, когда их отношения выходили за рамки служебных.
— Не отталкивай тех, кто хочет помочь, — продолжил Дессе. — Не превращай свою боль в стену между тобой и людьми, которые тебе преданы и преданы нашему общему делу. Сила командира не в безупречности, а в способности признавать свои уязвимости и превращать их в преимущества.
В его взгляде Доминика видела нечто большее, чем просто забота командующего о подчиненном. Это была глубокая личная тревога человека, который не смог защитить дорогого ему человека от страданий.
— Я должен был спасти тебя раньше, — почти шепотом произнес Дессе, и в его голосе прозвучало редкое для него сожаление. — Не должен был допустить твоего плена. Если бы я действовал быстрее, решительнее…
— Не вини себя, Павел, — Доминика неожиданно для себя протянула руку и коснулась его плеча. — Ты сделал все возможное. И в итоге пришел за мной. Это главное.
На мгновение между ними возникла та особая связь, которая существовала в прежние годы. Но Доминика почувствовала внутреннее сопротивление. Образ контр-адмирала Василькова, тут же всплыл в ее памяти — а за ним сразу горечь его предательства. Она не была готова снова открыться, снова стать уязвимой.
Словно почувствовав её сомнения, Дессе отступил на шаг, возвращая разговору официальный тон:
— Вице-адмирал Кантор, я полностью поддерживаю ваши решения относительно командного состава дивизии. Я лишь прошу вас не забывать, что Северный космический флот — это не просто боевые единицы, а люди. И доверие этих людей — ваш главный ресурс как командира.
— Я понимаю, господин адмирал, — ответила Доминика, также возвращаясь к формальностям. — И я оправдаю ваше доверие.
Дессе кивнул и взял со стола планшет:
— В таком случае, перейдем к оперативным вопросам. Появились обновленные данные о составе флота Грауса и предполагаемом времени его прибытия.
Следующие полчаса они обсуждали детали предстоящей операции, анализировали возможные тактические решения противника, корректировали позиции дивизий. Разговор вернулся в безопасное русло профессиональных тем, но что-то изменилось в атмосфере между ними. Невидимая стена, выросшая за годы отчуждения, стала чуть тоньше.
Когда совещание завершилось, и Доминика направилась к выходу, Дессе окликнул её:
— Доминика, — она обернулась, и он продолжил: — Когда всё это закончится… когда мы разберемся с Граусом и восстановим порядок в Империи… возможно, нам стоит вернуться к разговору. О нас.
Девушка замерла на пороге. Её лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на надежду.
— Возможно, Павел Петрович, — ответила она. — Если мы доживем до этого момента.
С этими словами она отдала честь и покинула каюту, унося с собой смешанные чувства — решимость доказать свою состоятельность как командира, благодарность за поддержку Дессе и зарождающуюся надежду на то, что после всех войн и потерь, после всей боли и предательств, у неё все еще может быть будущее. И, возможно, это будущее снова будет связано с человеком, который всегда возвращался за ней, даже когда казалось, что надежды нет.
Она направилась к шаттлу, чтобы вернуться на «Звезду Эгера»…
Глава 3
Бронированные двери ангарного комплекса Кронштадта с тихим шипением разошлись, пропуская бригадного адмирала Николая Станиславовича Лисовского. Металлические створы толщиной в два человеческих роста, способные выдержать прямое попадание крейсерского орудия, плавно ушли в стены, словно приветствуя старшего офицера. Огромное пространство внутреннего дока, в обычное время полное технического персонала и грузовых механизмов, сегодня было необычно пустынным и тихим. Гулкое эхо шагов Лисовского отражалось от высоких сводов ангара, создавая иллюзию присутствия невидимой свиты.
Вернее, не совсем пустынным — в центре главного погрузочного терминала, словно драгоценности какого-то космического великана, высились массивные контейнеры из сверхпрочного сплава. Сто тридцать металлических коробов, каждый размером с небольшой жилой модуль, покоились на гравитационных платформах, готовые к погрузке на транспорты. Тусклое освещение ангара отражалось от полированных поверхностей, создавая вокруг контейнеров слабое сияние, будто они обладали собственной внутренней энергией.
Имперская казна. Миллионы бриллиантовых, рубиновых и изумрудных империалов, основа экономики Российской Империи и ключ к власти над ней.
Лисовский на мгновение замер, осознавая масштаб ответственности, возложенной на его плечи. Он провел пальцами по орденской планке на левой стороне кителя — нервный жест, от которого не мог избавиться с кадетских времен. Эвакуация таких ценностей — задача, которую в мирное время доверили бы не меньше чем дивизии. Но сейчас, когда космофлот готовился к сражению с превосходящими силами Грауса, в распоряжении Лисовского было всего четыре корабля. Четыре вымпела против всех возможных угроз.
— Господин бригадный адмирал, процесс погрузки идет по графику, — обратился к нему подошедший офицер логистической службы, майор с усталым, но сосредоточенным лицом человека, не спавшего уже вечность. — Первая партия контейнеров уже на борту транспорта «Иртыш». Через три часа все будет готово к отправлению. Мы удвоили число гравитационных захватов для ускорения процесса.