— Они знали, — прошептала Тася. — Знали, что мы вернемся в «Новую Москву».
— Или предусмотрели такую возможность, — кивнул я. — В любом случае, мы попались.
Офицер связи снова повернулся ко мне:
— Господин контр-адмирал, с «Новороссийска» поступает запрос на прямую связь. Они хотят говорить лично с вами.
Я глубоко вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Время блефа и уловок закончилось. Прятаться больше не имело смысла.
— Дайте добро, — скомандовал я. — И деактивируйте «хамелеон». Нет смысла притворяться рудовозом, когда тебя уже раскрыли.
На главном экране мостика появилось хорошо знакомое мне лицо — контр-адмирал Валериан Николаевич Суровцев, на сегодняшний момент один из самых преданных сторонников Грауса и… и мой бывший сокурсник. Его тонкие губы искривились в улыбке, которую многие в имперском флоте за его спиной называли «змеиным оскалом».
— Ну, здравствуй контр-адмирал, — произнес он с едва заметной ноткой торжества в голосе. — Давно мы с тобой не виделись. Всё, Шурик, добегался?
Глава 8
Место действия: столичная звездная система HD 35795, созвездие «Ориона».
Национальное название: «Новая Москва» — сектор контроля Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется силами первого министра Птолемея Грауса.
Точка пространства: межзвездный переход «Новая Москва-Коломна».
Дата: 8 августа 2215 года.
Говорят, что в критические моменты время замедляется. Чушь. Время не меняет своего хода — меняется лишь наше восприятие. В ту секунду, когда на главном экране мостика появилось лицо Валериана Суровцева с его фирменной змеиной улыбкой, временной поток для меня не замедлился — он полностью остановился.
Я смотрел на его самодовольное лицо и мысленно пересчитывал свои ресурсы. У меня было два потрепанных корабля с уставшими экипажами, частично работающими системами вооружения и щитами, функционирующими в половину от номинала. У Суровцева — двенадцать идеально ухоженных крейсеров, с отлаженными боевыми системами и полным боезапасом.
Я на секунду прикрыл глаза, пытаясь осознать весь масштаб катастрофы. Валериан не должен был оказаться здесь. По перехваченной информации он со своей эскадрой направился в «Коломну», чтобы перехватить нас там. Весь расчет строился на том, что столичная система окажется менее защищенной. И вот результат — мы в идеальной ловушке.
Нужно было немедленно брать себя в руки. Я выпрямился в кресле, приняв самый непринужденный вид, на который был способен:
— Валериан Николаевич, — я позволил себе легкую улыбку, словно мы встретились на светском рауте, а не в преддверии боя, который, скорее всего, станет для меня последним. — Выглядишь хорошо. Золотые адмиральские погоны тебе к лицу.
— А ты все такой же, — хмыкнул Суровцев. — Шутишь даже на краю гибели.
— Дурная привычка, — я пожал плечами. — Еще с училища.
Краем глаза я заметил, как Таисия приблизилась и остановилась рядом с моим креслом, в поле зрения камеры. Суровцев тут же переключил внимание на нее:
— Ваше Императорское Высочество, — он слегка наклонил голову в формальном приветствии. — Для меня честь наконец-то увидеть вас лично. Ваши изображения не передают всей… царственности вашего облика.
Таисия едва заметно напряглась, но ее голос прозвучал спокойно и холодно:
— Контр-адмирал. Рада, что хотя бы в этой ситуации вы не забываете о протоколе. Жаль только, что ваша преданность этикету не распространяется на присягу законному императору.
Валериан улыбнулся еще шире — если такое вообще было возможно.
— Но я как раз предельно верен присяге, Ваше Высочество. Присяге Российской Империи и ее Конституции. Просто у нас с вами разное понимание законности.
Жила осторожно подошел ко мне и наклонился к уху:
— Александр Иванович, — прошептал он, — крейсера противника выстраиваются в боевой порядок. Два корабля выдвигаются с «флангов», перекрывая нам путь отступления. Они явно готовятся к полному окружению.
Я едва заметно кивнул, не отрывая взгляда от экрана. Нужно было тянуть время. Дать Бобу и его инженерам возможность подготовить системы к бою. Дать Пападакису возможность приблизиться к «Афине».
— Что-то мы увлеклись протоколом, Валериан, — сказал я, намеренно используя его имя без отчества. — Давай уж без церемоний. Все-таки были однокашниками, помнишь?
— Как это можно забыть, — Суровцев откинулся в своем командирском кресле. — Нахимовское училище у меня в сердце навсегда. Ты, я, Коршунов, Негодайло… Молодые идеалисты, мечтавшие покорять звезды под имперским флагом.
Перед моими глазами промелькнули воспоминания — огромные, светлые коридоры училища, идеально наглаженная форма, строевая подготовка, бесконечные тактические учения. Мы действительно были идеалистами, верящими в величие Российской Империи и святость присяги. Но со временем наши пути разошлись. Я продолжал служить идеалам, а Валериан… Валериан стал служить людям, воплощающим власть.
— Ты забыл Кирилла Садовникова, — заметил я.
— Намеренно забыл, — его улыбка стала жестче. — Этот идиот не заслуживает упоминания среди достойных выпускников.
Интересно. Садовников был единственным из нашего выпуска, кто пошел против системы — отказался выполнять приказ о подавлении мирной демонстрации на Новой 'Москве-3. Его карьеру это, разумеется, закончило. Я тогда считал его поступок глупым, но храбрым. Суровцев же, очевидно, видел в этом лишь предательство.
— А я вот помню другое, — продолжил Валериан. — Как ты постоянно нарушал правила. Помнишь учения на орбите? Когда ты проигнорировал прямой приказ командующего и атаковал с неразрешенного вектора?
— Еще бы, — кивнул я. — Мы тогда выиграли.
— За что получил выговор в личное дело.
— И дополнительные очки опыта за тактическое мышление.
Я вспомнил те учения так ясно, будто они были вчера. Стандартная тактическая задача — прорыв блокады. Нас поставили в заведомо проигрышную позицию, чтобы научить достойно принимать поражение. Но я не верил в безысходность сценария. Вместо лобовой атаки на превосходящие силы условного противника, я увел свой учебный корабль в запретную зону — симуляцию астероидного поля с высоким уровнем радиации. В реальном бою это означало бы верную гибель, но в учениях системы засчитали нам условное повреждение в 60 % — вполне достаточно, чтобы продолжать бой. Мы зашли противнику в тыл и «уничтожили» его командный крейсер первым же залпом.
Командующий был в бешенстве. Формально я нарушил правила, поставив учебный корабль и экипаж под угрозу уничтожения. Но заместитель начальника училища, старый боевой адмирал, оценил нестандартный подход и настоял на награждении. «В реальном бою, — сказал он тогда, — побеждает не тот, кто лучше следует уставу, а тот, кто готов рискнуть».
Валериан тогда был моим первым помощником на учебном корабле. Он выступал против моего решения, настаивая на соблюдении стандартного протокола. После того случая между нами пробежала настоящая первая трещина.
Суровцев усмехнулся, словно читая мои мысли:
— Не забыл, что я сказал тебе после тех учений?
— «Однажды твое пренебрежение правилами приведет к катастрофе», — процитировал я.
— Именно, — Валериан развел руками, словно демонстрируя очевидное. — И вот мы здесь. Ты — мятежник, окруженный превосходящими силами имперского флота. Полагаю, это достаточно подходит под определение «катастрофы».
— Возможно, — согласился я. — Но лучше быть мятежником, отстаивающим правое дело, чем верным псом узурпатора.
Таисия незаметно сжала мое плечо — предупреждение не заходить слишком далеко в провокациях. Она была права, но мне нужно было тянуть время.
— Еще одно воспоминание, — продолжил я, не давая Суровцеву шанса перейти к делу. — Выпускной турнир по тактическому программированию. Финал, ты против Егора Коршунова…
Валериан нахмурился. Этот случай явно не входил в список его любимых воспоминаний.
— К чему ты это?
— Коршунов был лучшим программистом на курсе. Все ставили на него, ты не имел шансов. И внезапно за ночь до финала его программный код оказался поврежден. Никто не смог доказать, что это была диверсия, но все знали, кто выиграл от этого.
— Ты обвиняешь меня в мошенничестве? — глаза Суровцева сузились.
— Я просто вспоминаю факты, — пожал я плечами. — Тогда ты впервые показал, что готов на всё ради победы. Даже если это означает сломать чужую карьеру.
Это был удар ниже пояса. Прямых доказательств причастности Валериана к порче кода Коршунова никогда не было. Но я сам видел, как Суровцев покидал компьютерный класс глубокой ночью накануне финала.
Аристарх Петрович Жила снова наклонился ко мне: — Еще два крейсера заходят с кормы. Они почти завершили окружение.
Я кивнул, не отрывая взгляда от экрана, где лицо Суровцева заметно помрачнело:
— Ты всегда любил перетряхивать грязное белье, Шурик, — процедил он. — Но сейчас это не имеет никакого значения. Мы здесь не для обсуждения прошлых дел.
— А для чего мы здесь, Валериан? — спросил я. — Для того, чтобы ты лично привел в исполнение приказ Грауса? Или, может быть, чтобы похвастаться, как ловко ты меня обвел вокруг пальца?
Суровцев помолчал несколько секунд, возможно, удивленный моей прямотой. Затем его губы растянулись в улыбке — не той формальной, которой он одаривал начальство, а настоящей, отражающей искреннее удовольствие.
— А ты догадлив, — произнес он. — Признаться, мне действительно доставляет удовольствие видеть, как великий тактик Александр Васильков попался в такую простую ловушку.
— Итак, информация о том, что ты со своей эскадрой находишься в «Коломне», была ложной, — сказал я. Это не был вопрос — я констатировал факт, и по лицу Суровцева понял, что попал в точку.
— Разумеется, — кивнул он. — Неужели ты думал, что я буду лично гоняться за вами в провинциальной системе? Это работа для младших офицеров. Я отправил туда половину своих крейсеров, дав капитанам четкие инструкции распространять слухи о том, что вся эскадра во главе со мной охотится на мятежников в «Коломне».