Коалиция Грауса затрещала по швам. От него ушел Павел Петрович Дессе — гордый командующий Северным флотом решил играть собственную партию. За ним потянулись другие — кто-то разочаровался в первом министре, кто-то решил, что сам достоин большего.
Но самым первым и болезненным ударом стало предательство Карла Карловича Юзефовича. Шереметьев до сих пор помнил этого напыщенного балтийского павлина — вечно при параде, вечно с иголочки, обожавший пышные церемонии и громкие титулы. Юзефович одним из первых поддержал Грауса, а потом внезапно объявил о выходе из коалиции. Только что прибывший Шереметьев тогда получил приказ остановить ренегата Юзефовича и вернуть файл с завещанием императора любой ценой.
Битва была жестокой, но заранее предрешенной. Тихоокеанцы вместе с эскадрой Агриппины Ивановны Хромцовой имели численное и тактическое превосходство. Балтийцы сражались отчаянно, но исход был предрешен.
Шереметьев до сих пор помнил тот момент, как лично возглавил абордажную команду — старая традиция. Однако собственноручно отправив ненавистного ему Карла Юзефовича на тот свет и получив завещание, адмирал Шереметьев остался недоволен результатами.
Остатки Балтийского флота выжили. Три дивизии сумели прорваться и добраться до «Суража». А сейчас вообще произошло невероятное — они присягнули на верность малолетнему императору Ивану Константиновичу Романову. Вице-адмиралы Пегов и Гревс, контр-адмирал Зимина — все они склонили колени перед восьмилетним мальчиком.
А перед этим поклялись отомстить за своего командующего. Шереметьев знал — эта клятва была не пустым звуком. Балтийцы помнили своих и мстили за своих. Теперь он был для них не просто противником — он был убийцей их командующего, каким бы тот не был.
Ирония судьбы заключалась в том, что Глеб Александрович последнее время и сам подумывал о переходе на сторону императора. Мальчик, конечно, не совсем законный наследник, но колониальное население его принимает на ура. Да и, по слухам, не по годам умный — его побег из-под носа Грауса говорили о наличии мозгов.
Но как он мог присоединиться к тем, кто поклялся его убить? Как мог служить рядом с людьми, мечтающими о его смерти? Гордость — проклятая родовая гордость Шереметьевых — не позволяла даже думать о таком унижении.
К тому же при императоре уже был свой фаворит. Контр-адмирал Александр Иванович Васильков — человек, чье имя в последнее время не сходило с уст. Спаситель императора, герой войны с «янки», военный гений… Шереметьев поморщился. Слишком много громких эпитетов для одного человека.
Он помнил Василькова совсем другим. Зеленый лейтенант, только что выпущенный из Нахимовского училища на Новой Москве. По распределению попал в Тихоокеанский флот, на эсминец «Стремительный». Шереметьев тогда командовал дивизией — был еще контр-адмиралом, полным честолюбивых планов.
Парень выделялся. Не скажешь, что был лучшим — были офицеры способнее. Но в нем чувствовалось что-то… нестандартное. Умение видеть ситуацию под неожиданным углом, находить решения там, где другие их не замечали. И эта его манера всегда оказываться в нужном месте в нужное время.
Пару раз Васильков отличился в стычках с контрабандистами. Ничего особенного — грамотно выполнил приказы, проявил инициативу в рамках дозволенного. Шереметьев отметил его в рапортах, даже представил к награде. Подающий надежды офицер, не более того.
Потом началась война с императорской Японией. Русско-Японская кампания начала столетия сделала этого Василькова действительно знаменитым. Командир эсминца в одночасье ставший временным командующим целой эскадры, сумевший привести в «Уссури» — звездную систему, являющуюся на тот момент основной базой Тихоокеанского космофлота, вверенные ему корабли через несколько десятков миров! Прорывы через вражеские заслоны, дерзкие рейды, невероятные по смелости операции. Газеты захлебывались от восторга, сравнивая его с легендарными флотоводцами прошлого.
Шереметьев тогда только усмехался. Журналисты любят создавать героев из воздуха. Наверняка большая половина этих подвигов — преувеличение, приукрашивание реальности. Да, парень оказался везучим. Но везение — дама капризная, рано или поздно отвернется.
Не отвернулась. После войны Васильков продолжал набирать очки…
Теперь этот везунчик прописался при дворе и, по слухам, пользовался неограниченным доверием мальчика-императора. Планировал оборону, командовал остатками верных сил. И судя по информации о фортах — придумывал довольно оригинальные решения.
Использовать Константинов Вал как мобильную оборону… Шереметьев нехотя признал — идея блестящая. Именно такая, какую мог придумать человек, не скованный традиционным мышлением. Академия учила использовать форты как статичный заслон. А Васильков — если это действительно его план — увидел в них нечто большее.
Что ж, посмотрим, поможет ли ему эта изобретательность. Триста тринадцать кораблей против… чего? Остатков Балтийского флота — не больше семидесяти вымпелов. Дивизия старухи Хромцовой — еще несколько десятков. Разрозненные силы, примкнувшие к императору. В сумме — вряд ли больше сотни вымпелов.
Агриппина Ивановна Хромцова. Еще одна боль. Единственная из командующих флотами женщина, железная леди имперского космофлота. Они знали друг друга почти тридцать лет — вместе учились в Академии Генерального штаба, вместе делали первые шаги в большой политике флота.
Умная, жесткая, принципиальная. И при этом умеющая быть гибкой, когда того требовали обстоятельства. Шереметьев всегда уважал ее — как противника на учениях и как союзника в реальных операциях. Из всех адмиралов Империи только она могла на равных спорить с ним по вопросам стратегии.
И она выбрала сторону мальчишки. Предала коалицию Грауса в самый критический момент. Если бы не она, император Иван давно был бы в руках первого министра.
Почему? Шереметьев много думал об этом. Хромцова не была идеалисткой, верящей в святость императорской власти. Не была и карьеристкой, готовой на все ради повышения. Что заставило ее сделать такой выбор?
Может, просто устала. Устала от бесконечной грызни честолюбцев, от предательств и интриг. Увидела в служении законному императору — пусть и ребенку — возможность вернуться к простым понятиям долга и чести. Или просто сделала ставку на ту сторону, которая казалась ей правильной.
Шереметьев покачал головой. Какая разница теперь? Выбор сделан всеми сторонами. Хромцова защищает императора, он ведет флот на штурм. Бывшие соратники стали врагами — обычное дело в гражданской войне.
— Господин адмирал, — голос связиста прервал его размышления. — Вельбот с «Новороссийска» запрашивает разрешение на стыковку. На борту контр-адмирал Суровцев.
— Разрешаю, — Шереметьев выпрямился, отходя от иллюминатора. — Проводите его сразу же на мостик.
Валериан Николаевич Суровцев. Новая звезда флота первого министра. Тридцать четыре года, свежеиспеченные адмиральские погоны, командующий элитной эскадрой «золотых» крейсеров. Получил повышение после удачной обороны Новой Москвы-3 от сил мятежного адмирала Дессе.
Способный офицер, не спорю. Но слишком… рьяный. Слишком старающийся выслужиться, доказать свою преданность. Шереметьев видел таких — готовые на все ради карьеры, не обремененные излишними принципами. Полезные исполнители, но опасные союзники.
К тому же Суровцев недавно провалил важное задание. Должен был перехватить императорский конвой — всего-то два корабля, «Афину» и крейсер «2525». Имел двадцатикратное превосходство, элемент внезапности. И упустил.
Сначала вмешалась Хромцова — ее корабли внезапно покинула лагерь первого министра. Потом, когда Суровцев все же настиг беглецов, появились балтийцы. В итоге император ускользнул, а молодой контр-адмирал получил выговор от Грауса. Неприятный удар по самолюбию для честолюбца.
Шереметьев вернулся к рассматриванию тактической карты системы, еще раз окидывая взглядом диспозицию. Его решение объединить три эскадры шло вразрез с его же первоначальным планом, одобренным Птолемеем Граусом. Но информация о мобильных фортах меняла все.
К тому же именно сейчас еще был шанс захватить Константинов Вал до того, как защитники реализуют свой план. Разделение фортов, перепрограммирование систем управления, координация действий — все это требует времени. Времени, которого у них может не оказаться.
Если ударить быстро и мощно, прорваться к переходу на «Лиду» и захватить управляющие станции… Тогда мобильные форты достанутся ему. Ирония судьбы — использовать оружие противника против него самого.
— Господин адмирал! — на мостик вошел Валериан Суровцев. Подтянутый, в безупречно сидящей форме, с горящими честолюбием глазами. — Контр-адмирал Суровцев по вашему приказанию прибыл!
Шереметьев обратил внимание на характерный жест — Суровцев машинально поправил золотые погоны. Новоиспеченные адмиралы часто так делают, словно не веря в реальность своего повышения. Пройдет года два-три, прежде чем погоны станут привычными.
— Вольно, Валериан Николаевич, здравствуйте, — кивнул Шереметьев. — Рад видеть вас. Надеюсь, путь от вашего крейсера прошел без приключений?
— Так точно, господин адмирал. Правда, пришлось маневрировать между транспортами снабжения — они все еще подтягиваются к основным силам.
— Тыловики вечно опаздывают, — философски заметил Шереметьев. — Как ваши «золотые» крейсера? Экипажи в порядке?
— В полном порядке и боевой готовности! — с жаром ответил Суровцев. — Люди рвутся в бой, особенно после… — он чуть замялся, — после недавних событий.
— Вы имеете в виду неудачу с поимкой мальчишки-императора?
Лицо Суровцева чуть потемнело:
— Это было стечение непредвиденных обстоятельств, господин адмирал. Предательство вице-адмирала Хромцовой никто не мог предугадать.
— Да, уж, — Шереметьев позволил себе легкую усмешку. — Как и появление балтийцев. Тоже непредвиденное обстоятельство?
— Разведка не сообщала о присутствии сил Балтийского флота в том секторе, — упрямо ответил Суровцев.