ление света в атмосфере. Длина волны 700 нанометров. Красиво, но непрактично». И ушел работать в свою нору!
Я промолчал, но внутренне содрогнулся. Старый Гинце часами мог рассказывать о том, как уравнения описывают гармонию вселенной. Он видел поэзию в цифрах. А теперь видит только цифры.
— А еще, — продолжал Борисевич, явно рад найти благодарного слушателя, — он не пьет! Совсем! Говорит, алкоголь снижает эффективность мыслительных процессов на двадцать три процента. Двадцать три, Карл! Он что, измерял? И как вообще можно жить без выпивки? Это ж противоестественно!
— Я вообще-то тоже не пью, — пожал я плечами.
— И очень даже зря, — буркнул толстяк Борисевич.
Мы прошли в левое крыло губернаторской резиденции и поднялись на третий, последний этаж. Впереди показалась дверь.
— Вот мы и пришли, — объявил Борисевич, останавливаясь у входа. — Александр Иванович, я вас тут подожду. Не хочу видеть, во что превратилась часть моего дома, когда здесь появилась техническая лаборатория корпорации. Раньше там хоть живые цветы стоял, а сейчас только стерильные белые стены, операторы, роботы и мониторы. Как в колл-центре.
— Спасибо за компанию, Генрих Христофорович, — я пожал руку губернатору.
— Да не за что! — он крепко сжал мою ладонь. — Александр Иванович, найдите ответы. И найдите их быстро. Потому что я старый солдат, много войн повидал, и нюх у меня на беду не подводит. А сейчас такая беда надвигается, что… В общем, поторопитесь.
Я кивнул и направился к входу. Автоматические двери бесшумно разъехались, впуская меня в стерильный мир новой корпорации Гинце.
«Что же ты насоветовал нашему юному императору?»
Глава 4
Место действия: столичная звездная система HD 30909, созвездие «Ориона».
Национальное название: «Сураж» — сектор Российской Империи.
Нынешний статус: контролируется силами императора.
Точка пространства: столичная планета Сураж-4.
Правительственный квартал. Лаборатория корпорации «Имперские Кибернетические Системы».
Дата: 11 августа 2215 года.
Автоматические двери с надписью корпорация «Имперские Кибернетические Системы» разъехались с едва слышным шипением, впуская меня в царство стерильной белизны. Первое, что бросилось в глаза — полное отсутствие того творческого хаоса, который всегда окружал профессора Гинце у меня на корабле. Никаких разбросанных чертежей от руки, никаких наполовину собранных устройств, никаких кружек с недопитым кофе. Только белые стены, белый пол, белый потолок и ряды мониторов с бегущими строчками кода.
— Александр Иванович, как я рад вас видеть! — профессор встретил меня у входа, и я сразу отметил изменения в его манере держаться. Раньше Гинце при встрече расплывался в улыбке и начинал размахивать руками, рассказывая о своих последних изобретениях. Теперь — сдержанное приветствие, выверенный жест, рукопожатие ровно такой длительности, чтобы не показаться ни холодным, ни фамильярным.
— Взаимно, профессор, — ответил я, оглядываясь по сторонам и пытаясь скрыть свое разочарование этой клинической чистотой. — Впечатляющие изменения. Раньше ваша лаборатория больше напоминала… как бы это сказать…
— Свалку гениальных идей? — подсказал Гинце с легкой улыбкой. — Знаю, знаю. Но эффективность работы в организованном пространстве возрастает значительно. Я провел исследование — оптимизация рабочего места позволяет сэкономить до трех часов в день.
— И потерять душу в процессе, — пробормотал я себе под нос, но профессор услышал.
— Душа — понятие абстрактное, Александр Иванович. А время — ресурс вполне конкретный и невосполнимый. Но вы же не за философскими дебатами пришли?
Прямота — еще одно новое качество профессора. Раньше он мог часами ходить вокруг да около, прежде чем перейти к сути. Теперь — сразу к делу. Эффективно? Возможно. Но что-то важное терялось в этой эффективности.
— Удивлен, что вас не было на военном совете, — начал я, решив не сразу выкладывать свои подозрения. — Вы же теперь ближайший советник Его Величества, к тому же исполняющий обязанности министра финансов. Как же так — обсуждаем судьбу Империи, а главного финансиста нет?
Гинце поправил очки — единственный жест, оставшийся от прежнего профессора, хотя теперь и он казался отрепетированным.
— У меня было множество неотложных дел. Финансовые потоки требуют постоянного мониторинга, особенно в условиях военного времени. Плюс строительные проекты, исследовательские программы, административные вопросы…
— По строительству этих мегалитических сооружений? — я не удержался от усмешки, кивнув в сторону панорамного окна, за которым виднелся растущий как на дрожжах новый императорский дворец. Белый мрамор сверкал на солнце, строительные принтеры размером с космический линкор методично наращивали этаж за этажом. — Серьезно, Густав Адольфович? Мы в разгаре гражданской войны, враги со всех сторон, ресурсов в обрез, а вы дворцы строите?
Профессор проследил за моим взглядом, и на мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на прежнее оживление. Но только на мгновение.
— Это необходимо, Александр Иванович. Символы имеют колоссальное значение в государственном строительстве. Народ должен видеть, что новая власть не просто удерживает позиции, но и строит будущее. Психологический эффект от возведения дворца превышает его стоимость в разы.
— Психологический эффект? — я покачал головой. — Вы же дрались с нами за каждый использованный бриллиантовый империал! Помните, как торговались с Бобом за цену модернизации «2525»? Как считали каждую заклепку на крейсере? Профессор, который неделю назад экономил каждый рубль, теперь транжирит деньги направо и налево!
Гинце выпрямился, и его лицо приобрело выражение спокойной уверенности — именно это выражение раздражало меня больше всего в «новом» профессоре.
— Я не потратил из нашего контейнера ни одной монеты, — произнес он тоном преподавателя, объясняющего очевидные вещи нерадивому студенту. — Те бриллиантовые империалы, которые господин Наливайко… позаимствовал из хранилища на «Кронштадте», остаются в неприкосновенности. Более того, строительство дворца нашему бюджету вообще ничего не стоит.
— То есть как это — ничего не стоит? — я нахмурился. — Дворец из воздуха материализуется? Или у вас там работают добровольцы-энтузиасты?
— Почти угадали с добровольцами, — легкая улыбка тронула губы Густава Адольфовича. — Строительные принтеры, материалы, энергоснабжение, даже рабочая сила — все предоставлено местными корпорациями. «Суражский горнопромышленный комплекс», «Орбитальные верфи Сомова», «Энергетический консорциум» — все крупнейшие компании системы сочли за честь внести свой вклад в строительство резиденции законного императора.
— Вот как? — я скрестил руки на груди. — И вы не видите в этом проблемы? Бизнесмены просто так, от чистого сердца, решили подарить императору дворец? Густав Адольфович, вы же не вчера родились. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Разумеется, их мотивы не полностью альтруистичны, — согласился Гинце. — Но в данный момент наши интересы совпадают. Они демонстрируют лояльность новой власти, мы получаем необходимую инфраструктуру без затрат из казны. Взаимовыгодное сотрудничество.
— Взаимовыгодное? — я шагнул ближе к профессору. — А что будет потом? Когда эти благодетели придут за ответными услугами? Вы же понимаете — если мы сейчас возводим императорский дворец на частные деньги, потом Ивана Константиновича обвинят в связях с олигархатом, в коррупции, в продажности власти. Вы создаете прецедент, который аукнется через годы!
На лице Гинце появилось выражение обиды — настолько искреннее, что на мгновение я засомневался. Брови сдвинулись к переносице, уголки губ опустились, в глазах появился укор.
— Александр Иванович, я действительно не понимаю источник вашей агрессии. Мы же старые друзья, соратники, прошли через столько испытаний вместе. Неужели вы думаете, что я способен навредить Его Величеству? Что я не просчитал все риски? Я же не враг вам, не враг императору…
Игра была превосходной. Если бы я не знал о нейрочипе, если бы не наблюдал метаморфозу профессора последние недели, может, и поверил бы. Но сейчас это выглядело как попытка сложной машины имитировать человеческие эмоции — технически безупречно, но без той искренности, которая отличает настоящие чувства от их симуляции.
— Прекратите этот спектакль, — я поморщился, словно от зубной боли. — Густав Адольфович, мы оба знаем, что после установки чипа вы изменились. Кардинально изменились. Так что давайте без этих… эмоциональных манипуляций. У нас нет времени на игры.
Обиженное выражение исчезло с лица профессора мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем. Никакого перехода, никакой постепенности — просто в одну секунду обида, в следующую — нейтральность.
— Как вам будет угодно, — сухо произнес Гинце. — Перейдем к делу. Что именно вас привело ко мне, Александр Иванович?
— А вы не догадываетесь? — я внимательно следил за его реакцией. — Час назад на военном совете император принял решение, которое может стоить нам всем жизни. И я хочу знать — чья это была идея.
— Решение? — в голосе профессора появилось любопытство. — Какое решение? Я не в курсе деталей совета.
— Лучше ответьте прямо: зачем вы посоветовали императору не назначать главнокомандующего?
Эффект превзошел все мои ожидания. Глаза Гинце расширились, рот приоткрылся, очки съехали на кончик носа — картина полного и абсолютного изумления.
— Что? О чем вы говорите? Главнокомандующего? Александр Иванович, я понятия не имею, о чем речь!
Я коротко, но емко пересказал события последних часов. Как мои наблюдатели засекли три точки входа в систему. Как мы собрались на экстренный совет у императора. Споры адмиралов о стратегии обороны, мое предложение о назначении единого командующего. И наконец — шокирующее решение восьмилетнего императора оставить все как есть, без изменений в командной структуре.