На следующий день, вместо назначенных в 2 ч[аса], Совет министров прибыл лишь в 6 ч[асов] вечера… Состав был таков: Червен-Водали, Бурышкин, Ханжин, Ларионов, Палечек[110] и от штаба Вагин. Червен-Водали повторил те же требования, что выставляли Ларионов и Вагин. Мы ответили отказом. Начался разбор по пунктам. Среди этого разбора принесли нам известие, что в городе начались грабежи. Перед этим я только что обратил внимание Червен-Водали и высоких комиссаров на то, что среди заседания вышел и более часу не возвращается военный министр Ханжин. Гарантирует ли Совет министров нам, что решение, которое здесь будет принято, не будет аннулировано военным министром, ибо, по-видимому, Совет министров – одно, а Сычев и Ко – другое правительство?
Червен-Водали был крайне смущен этим заявлением, говорил, что сейчас пошлет за Ханжиным и т. д. Посланный вскоре вернулся и сообщил, что военный министр заболел. Вскоре пришло известие о грабежах в городе. Мы потребовали немедленного распоряжения от Червен-Водали, чтобы арестованные наши товарищи, в числе 31-го, были сданы под охрану чехословаков. Червен-Водали дал слово немедленно сделать соответствующее распоряжение. Как оказалось впоследствии, было[111] поздно: арестованные были уже увезены. Переговоры были прерваны. Через[112] три часа мы были уже в городе. Червен-Водали ушел к генералу Жанену[113] и не возвращался.
Огромной частью населения переворот был встречен более чем сочувственно. Лишь незначительные группы были настроены враждебно. О роли Червен-Водали могу сказать немного: виделся с ним всего два раза… Считаю его человеком неискренним: он, приглашая нас на переговоры первый и второй раз, по моему глубокому убеждению, стремился только выиграть время до прихода семеновцев. И еще один факт: Червен-Водали дал честное слово Яковлеву, что кровопролития не допустит. Как видите, – допустил.
Еще менее могу сказать о Ларионове. При переговорах он производил впечатление человека, которому поручили защищать явно некрасивое дело. И вот он по обязанности защищал его нудно, вяло, неинтересно. И уже совершенно[114] ничего не могу сказать о генерале Ханжине: видел его всего один раз, и в этот раз генерал не проронил ни одного слова… В первый же раз, при переговорах с Червен-Водали, нами был поставлен вопрос о наших арестованных товарищах. Министр заявил, что они содержатся в «Модерне», хорошо питаются и находятся в совершенной безопасности: их охраняет рота верного министру отряда особого назначения. К сожалению, большего сказать не могу: ничего не знаю.
Я. Ходукин.
Зачеркнуто: «Особенно», «сове», «уже», «несколько», «в том же со», «31 наших» – не читать.
Тов[арищ] председателя] губ[ернской] чека К. Попов.
Товарищ председателя К. Попов – при допросе[115], товарищем Ходукиным представлено письмо Червен-Водали к нему от 5 января с. г., прилагаемое к настоящему протоколу —
К Попов.
Записка А.А. Червен-Водали Я.Н. Ходукину
5 января 1920 г. Многоуважаемый Яков Николаевич, прошу Вас передать Политическому центру, что я сегодня днем, с ведома и разрешения Вашего коменданта станции, на пароходе «Сибиряк», переехал на эту сторону, был сейчас же в здании Русско-Азиатского банка, к сожалению, никого из Политического центра не застал. В «Модерн» меня почему-то не впускают. Завтра к 12 час[ам] дня зайду к Вам в Управу, чтобы выяснить, могу ли жить в «Модерне», или надо переехать. С совершенным почтением,
А… Червен-Водали.
ЦА ФСБ России. Арх. № Н-501. Д. 7. Л. 65–70 об. (Рукопись, подлинник.)
Протокол допроса Павла Васильевича Зицермана
Марта 4 дня 1920 г., я, товарищ председателя Чрезвычайной следственной комиссии К.А. Попов, опрашивал т[оварища] Зицермана в качестве свидетеля по делу А.А. Червен-Водали, причем т[оварищ] Зицерман показал: Я, Павел Васильевич Зицерман, 37 лет, гражданин гор[ода] Иркутска, Червен-Водали посторонний, по делу записывая свои показания по Вашему предложению, собственноручно показываю:
С Червен-Водали мне приходилось часто встречаться по делам городского самоуправления, как городскому голове, когда он исполнял обязанности министра внутренних дел в колчаковском правительстве. Но первые мои встречи с ним произошли, когда он еще не был министром. По приезде[116] в Иркутск из Омска в ноябре минувшего года, Червен-Водали, вместе с П.А. Бурышкиным, заш[ли] в гор[одскую] управу, чтоб познакомиться со мной. Познакомившись, он просил меня уделить ему и Бурышкину час или два для беседы по делам Согора[117], представителями которого они оба были.
Беседа наша состоялась на следующий день вечером, у меня в кабинете в гор[одской] управе, причем на ней, кроме меня, присутствовали товарищ гор[одского] головы А.Я. Гончаров и член управы А.А. Пескин. Червен-Водали и Бурышкин, подробно ознакомив нас с политической хозяйственной ролью в Европейской России и Зап[адной] Сибири, как Согора, так и с их личной ролью, предложили нам возобновить в Иркутске деятельность бездействовавшего Иркутского отделения комитета Союза городов. После этого вступления, Червен-Водали и Бурышкин заявили, что главной целью их прихода к нам является желание переговорить по вопросам не только хозяйственным, городским, а по вопросам политического свойства. Оба они политическое и экономическое положение Сибири находили критическим и виновником такого положения страны считали Колчака и его Омское правительство.
Дав убийственную критику колчаковского правительства, Червен-Водали сказал, что единственным средством исправить положение он считает уход всего правительства в отставку и образование нового, пользующегося доверием общественных кругов. Такое правительство[118] могло бы быть образовано, по его мнению, наполовину из социалистов, наполовину из представителей буржуазии, причем в числе этого правительства ему хотелось бы видеть какого-нибудь популярного для всей России общественного работника, например Третьякова (к кандидатуре Пепеляева, в качестве председателя Совета министров, он относился отрицательно).
Это новое правительство должно было бы, не теряя времени, декларировать гражданские свободы, снять цензуру с печати, объявить созыв земского совещания или даже Земск[ого] Собора с законодательными функциями и подчинить военную власть, вне пределов фронта, высшей гражданской власти. Новое правительство Червен-Водали представлял себе как сибирское, а не российское.
Развив предложенные положения, Червен-Водали обратился ко мне и моим товарищам с вопросом, приемлемы ли такие предложения для городского самоуправления и земства. Я и тов[арищ] Гончаров ответили ему, что мнение гор[одской] думы и земства по этим вопросам нам еще точно неизвестно, но мы предполагаем, что они не будут приемлемы, так как и дума и земство потребуют ухода Колчака, образования однородного социалистического] министерства и немедленного заключения мира с большевиками. Червен-Водали просил нас поставить все же эти вопросы перед думскими фракциями и дать ему в ближайшее время ответ для сообщения, очевидно, Колчаку и его правительству. На этом закончена была наша беседа, а через неделю после этого городск[ая] дума, в своем известном заседании, дала ответ на поставленные Червен-Водали вопросы.
После описанной беседы с Червен-Водали мне приходилось говорить в бытность его министром внутренних дел и исполняющим обязанности председателя] Совета министров исключительно по городским вопросам и только однажды. За неделю, приблизительно, до декабрьского выступления он заговорил со мной об отношении руководящих обществ[енных] организаций к правительству. Разговор происходил в его кабинете, в помещении Русско-Азиатск[ого] банка… Говорил Червен-Водали о том, что ему хорошо известно о готовящемся выступлении против правительства, что он всеми силами пытается предотвратить это выступление, всеми средствами сдерживает напор военной партии, с Артемьевым[119] и Сычевым во главе, но что больше сдерживать этого напора не в силах, что с ним уже перестали считаться и кровопролитие, очевидно, неизбежно, но он все же еще надеется, что социалистические] организации пойдут на некоторые уступки. Вечером этого же дня в городск[ом] театре должно было состояться общее собрание городских и земских деятелей и Червен-Водали обещал мне выслушать это собрание, но оно, командующим войсками Артемьевым, не было допущено.
После вышеописанного мне пришлось быть у Червен-Водали вместе с представителями земства Я.Н. Ходукиным, И.Х. Петелиным, П.Н. Данбиновым, А.И. Филипповым и тов[арищем] гор[одского] головы А.Я. Гончаровым. Это было уже после перехода гарнизона Военного городка и станции Иннокентьевской на сторону повстанцев. Шли мы в Русско-Азиатский банк, чтоб выслушать новые предложения Червен-Водали. Червен-Водали, приняв нас, сказал, что события последних дней, особенно переход власти в Красноярске к Комитету обществ[енных] организаций, убедили его в невозможности дальнейшего существования колчаковского правительства, что оно должно передать власть земству. При этом он добавил, что это его личный взгляд, мнения всего Совета министров он пока еще не знает.
Далее он заявил, что считает необходимым также и уход Колчака. Главными условиями передачи власти земству он считает свободный пропуск Колчака, министров и всех ответственных гражданских и военных лиц на восток; передача золотого запаса, как собственности Российского государства, под охрану представителям иностранных держав и признание Деникина Верховным правителем на территории Европ[ейской] России. Все эти вопросы, сказал он далее, будут поставлены им на обсуждение пред Советом министров, и завтра к 3-м часам дня будет вынесено определенное решение. Нас Червен-Водали просил поставить пред Политическим центром