«Прошу милосердно в вине моей дерзости истинно, государь, сия дерзость не от единого чего, только от чистого усердия». Идея путешествия К.Н. Зотова в Блистательную Порту очевидно не понравилась царю. 4 августа 1716 г. Петр предписал ему вернуться во Францию и заняться наймом французских корабельных мастеров – как раз тогда у царя возникла идея развивать в России кораблестроение не только по английскому, но и по французскому типу. Зотову было также поручено ведение русскими гардемаринами, которые стали его постоянной головной болью. Эти нередко неотесанные и дикие молодые люди по лени, неопытности, разгильдяйству, склонности к кутежам постоянно попадали в криминальные истории. Порой они страшно бедствовали, так что К.Н. Зотов снабжал их деньгами из своего кармана, одалживал им одежду, вытаскивал их из-под ареста и даже прикрывал их уголовные преступления. В какой-то момент своего пребывания во Франции К.Н. Зотов допустил серьезный промах. Дело в том, что он по протекции Петра был допущен к регенту Франции Филиппу Орлеанскому, а также к влиятельному сановнику, руководителю Морского совета маршалу д’Эстре (Последний привязался к нему почти как к родному сыну, о чем К.Н. Зотов писал в донесениях Петру).
По-видимому, окрыленный доверием Петра и милостью французских вельмож, Конон весной 1716 г. начал – опять же по своей инициативе и вопреки воле посла в Париже князя Б.И. Куракина – начал вести переговоры о возможном браке овдовевшего к этому времени царевича Алексея Петровича с французской принцессой. Это предложение одобрили при Версальском дворе, но момент для подобной инициативы был избран крайне неудачно: во-первых, К.Н. Зотов действовал, не заручившись одобрением самого Петра, и во-вторых, переговоры происходили как раз в то время, когда царевич Алексей бежал в Австрию. Словом, Зотов получил выговор от царя за самовольную дипломатическую миссию, которую ему никто не поручал. Свидетельством гнева Петра стало отлучение Конона от личной переписки с царем – некоторое время он общался с государем только через кабинет – секретаря А.В. Макарова. В результате К.Н. Зотов не был привлечен к подготовке визита царя во Францию и узнал о прибытии Петра только из письма, в котором царь извещал о своем приезде в Кале.
К.Н. Зотов, ощутивший себя весьма обиженным, писал А.В. Макарову, что ему «не дали нимало знать о походе царского величества в Париж, чают, будто бы гнев государев на мне есть», – как, впрочем, и было на самом деле. Известно, что во время пребывания Петра в Париже весной 1717 г. К.Н. Зотов ни разу не упоминался среди сопровождавших царя людей.
Он по-прежнему выполнял технические поручения царя и занимался проблемами гардемаринов. Так прошел 1718 г. и в самом начале 1719 г. К.Н. Зотов, нагруженный купленными в Голландии для Петра книгами, возвратился в Петербург к флотским делам. «Вольности» К.Н. Зотова во Франции никак не повлияли на его карьеру: в январе 1719 г. его произвели в капитаны третьего ранга.
Звездный час капитана Зотова
«Линкор «Вахмейстер» против русской эскадры в 1719 году». Картина Людвига Рихарда.
Весной 1719 года ему вверили линейный корабль «Девоншир», и 15 мая капитан 3 ранга Зотов вышел на нем из Ревеля (ныне Таллин) в составе отряда капитана 2 ранга Наума Синявина на поиск шведского отряда в центральной части «Варяжского моря» – Балтики.
В ночь на 24 мая 52-пушечные «Портсмут», «Девоншир», «Рафаил», «Варахаил», «Уриил», «Ягудиил» и 18-пушечная шнява «Наталья» были уже в открытом море. На ост – Эстония, остров Эзель (это по-немецки, а по-эстонски – Сааремаа). На вест – Швеция, остров Готска-Сандё. Между ними и обрисовались белой ночью силуэты трех судов. В пятом часу утра Синявин на «Портсмуте» и Зотов на «Девоншире» настигли их, легли на параллельный курс и потребовали (выстрелом) показать свой флаг.
Над головным судном (это был 52-пушечный линейный корабль «Вахтмейстер») взвились военно-морской флаг Швеции и брейд-вымпел капитан-командора Антона Юхана Врангеля. Тотчас же на фор-брам-стеньге «Портсмута» подняли красный флаг с Андреевским крестом в белом крыже, на грот-брам-стеньге – брейд-вымпел Синявина, а на крюйс-брам-стеньге – желтый, с черным двуглавым орлом, штандарт русского царя. И открыли огонь. Шведы отвечали, целясь в паруса и такелаж, и в восьмом часу на «Портсмуте» рухнули на палубу фор– и грот-марсели, а на «Девоншире» – фок.
А. Боголюбов. Бой у острова Эзель 24 мая 1719 года. 1866 г
Тогда Синявин повернул прямо на «Вахтмейстер» – чтобы взять его на абордаж и не дать уйти. Его маневр повторил Зотов – повернув на дравшийся с его кораблем 34-пушечный фрегат «Карлскруна-Вапен». «Вахтмейстер» все же ушел, но шедшей за ним 12-пушечной бригантине «Бернгардус» «Портсмут» путь перерезал. А «Карлскруна-Вапен» сдался «Девонширу», не доводя дело до абордажа. Матросы Зотова подняли на нем красный с Андреевским крестом в белом крыже флаг… За фрегатом сдался и «Бернгардус». А «Рафаил» (капитан 3 ранга Яков Шапизо) и «Ягудиил» (капитан-поручик Джон Деляп) догнали и захватили «Вахтмейстер»…
Так решительно и напористо, как Синявин, Зотов, Шапизо и Деляп в сражении у острова Эзель, русские капитаны не действовали ни до, ни после!
Рапорт Синявина о «виктории», одержанной в «акции на Варяжском море», Петр получил 30 мая 1719 года – в свой день рождения, на память Св. Исаакия Далматского. И дал спущенному в тот день в «Санкт-Питер-Бурхе» на воду 66-пушечному линейному кораблю имя «Исаак-Виктория».
Наградная медаль в 20 червонцев За Эзельский бой 24 мая 1719 г.
(Точно так же, как другому 66-пушечнику, в 1721-м, – «Пантелеймон-Виктория», в честь побед при Гангуте и Гренгаме, одержанных в 1714-м и 1720-м в один и тот же день, 27 июля, на память Св. Пантелеймона. В кампанию 1726 года «Пантелеймон-Викторией» командовал капитан 1 ранга Зотов…)
А 8 июня Петр назвал Эзельское сражение «добрым почином Российского флота». (Он имел в виду флот, парусный. Ведь Гангут был победой флота галерного, (гребного).
В мае 1719 года Зотов за этот подвиг был произведен в капитаны 2-го ранга, сразу, без выслуги лет, прыгнул вверх по служебной лестнице – по воле Петра став капитаном второго ранга. Летом того же года ему было поручено осуществлять связь Петра с английским адмиралом Джоном Норрисом, чья англо-голландская эскадра вошла в Балтику в качестве союзника России и Дании против Швеции. В то время К.Н. Зотов командовал фрегатом «Самсон». Параллельно с плаванием и участием в сражениях, Конон Зотов занимался переводами и сочинением военно-морских регламентов. Отлично образованный, обладающий литературными способностями и знаниями нескольких иностранных языков, Зотов был привлечен Петром к составлению морского устава и регламента и сам составил ряд положений и штатов учреждений флота. Из бумаг Адмиралтейства нам известно, что провиант на корабли загружали «против регламента», сочиненного К.Н. Зотовым. А ранее, в 1718 г., Петр давал указания по поводу составления Морского устава: «Чтоб зделат две книги, выписат из аглинских, французских, дацких, шведских, галанских уставов и привесть попункно о каждой материи, зачав аглинским, а ко оному ис прочих подводит во всех книгах».
И приписка: «Отданы Канону Зотову для собрания». Над этой работой он корпел и по возвращении в Россию.
16 марта 1720 г. в журнале Адмиралтейской коллегии читаем неожиданную запись: «Морского флота капитана Конона Зотова в дерзновенном, непристойном его доношении, в противном толковании царского величества указов к допросу отослать в государственную Юстиц-коллегию, и чтоб оного далее сего марта 20-го числа не держали, для того, что по именному царского величества указу велено всех морских служителей определить к предбудущей компании на корабли с вышеозначенного числа, дабы каждый должность ко оному времени мог исправить». Но столь же неожиданно Конон Зотов на допрос в Юстиц-коллегию не явился, несмотря на то, что трижды Адмиралтейская коллегия получала оттуда указ о его немедленной явке на допрос. Через неделю, 24 марта, в журнале Адмиралтейской коллегии появилась новая запись: «К шаутбенахту Сиверсу писать, чтоб он капитана Конона Зотова, арестовав, прислал в Адмиралтейскую коллегию за караулом немедленно, понеже требуют его по присланному третьему указу в Юстиц-коллегию для допроса по сенатскому указу». П.И. Сиверс, непосредственный командир Конона Зотова, находился при флоте, на Котлине, где был на своем корабле и Зотов. Что произошло дальше, мы не знаем точно, но ситуацию проясняет реляция французского дипломата Анри Лави от 5 апреля 1720 г.: «Передавали мне, что один офицер-моряк имел смелость написать царю в Олонец (Петр, действительно, в это время лечился на Марциальных водах, письмо, в котором упрекает его за издание новых законов, вредных интересам его и его подданных, утверждает, что он вообще не имел права издавать никаких законов без согласия московского земского собора и такие свои утверждения доказывает государю рядом весьма свободных рассуждений.
Его величество со вниманием прочитал письмо и, сообщив содержание его окружающим, отослал его в Сенат для производства суда над автором. На допросе в Сенате последний сознался во всем и держал себя вообще до того бесстрашно, что на вопрос – разве он не боится справедливого наказания за свою дерзость, отвечал, что ему нечего бояться, так как царь дал ему шпагу, которой никто, кроме Его величества, не может лишить его. Сенат, желая приступить к совещанию по этому делу, приказал ему выйти в другую комнату, чем он и воспользовался, чтобы бежать в Кроншлот».
Послание Конона Зотова – это уже не привычная для экстравагантного моряка дерзкая выходка, а по тем временам серьезнейшее государственное преступление. П.И. Сиверс, несомненно, должен был арестовать К.Н. Зотова, заковать его в железа и под конвоем немедленно доставить в Тайную канцелярию, где палачи генерала А.И. Ушакова должны были устроить Зотову «допрос с пристрастием». Так поступали со всеми, кто произнес хотя бы одно «непристойное слово» в адрес самодержца или его действий. Тут же – целое «непристойное дерзновенное доношение». Мы не знаем, что писали царю по этому поводу на Марциальные воды кабинет-секретарь Петра А.В. Макаров, сенаторы и петербургский губернатор А.Д. Меншиков, но… с Зотовым ничего страшного не произошло. Зевс молчал: он пил железистую воду, точил на токарном станке, играл с женой и свитой на биллиарде и трук-тафеле, забавлялся в шахматы и бирюльки. Сохранилось за это время множество писем Петра А.В. Макарову, другим сановникам в Петербурге с различными распоряжениями, в том числе по делам флота, но в них нет ни слова о Зотове. Это не значило, что государь утратил присущую ему суровость, которой все так боялись. 22 марта генерал П.И. Бутурлин, приставленный наблюдать за порядком в делах Адмиралтейства, получил грозное письмо Петра. Царь заподозрил, что при подготовке экзекуции разоблаченных в воровстве и приговоренных к наказанию служителей Адмиралтейства происходит что-то нечистое в смысле исполнения буквы приговора о казнях по жребию. Государь потребовал ужесточить процедуру наказания: