Читала Вершикова долго, и на лице ее отражалась растерянность.
- Ну, что скажете?
- Не знаю, не помню... Налетел с разбегу... А как все получилось, не могу сказать...
- Придется проверять! Что такое следственный эксперимент, знаете?
- Проверяйте, - упавшим голосом сказала она.
Вершиковой было двадцать два года. Уроженка сельской местности, после окончания школы приехала в областной центр с мечтой поступить в училище искусств. Попытка окончилась неудачей, но домой она не вернулась - сняла угол на окраине и устроилась в парикмахерскую кассиром. Пять лет спустя в ней уже нельзя было узнать прежнюю скромную деревенскую девочку.
Работала маникюрщицей, имела "своих" клиентов, обзавелась обширными связями среди "нужных" и "деловых" людей. Жила на широкую ногу, переехала в изолированную квартиру в центре. Обилие и разнообразие нарядов в ее гардеробе явно не соответствовало скромной зарплате.
- Скажите, Вершикова, за что вас привлекали к уголовной ответственности год назад?
- Никто меня не привлекал, - с оттенком оскорбленности ответила она. - Подозревали в спекуляции, потом разобрались, что ошиблись.
- Давно ли вы знаете Золотова?
- Не очень. Месяц-два.
В голосе чувствовалось напряжение.
- А у меня складывается впечатление, что вы знакомы гораздо дольше. Около двух лет.
- Почему это? Нет, вовсе нет! - Она говорила чуть быстрее, чем требовала ситуация.
- И что вы можете сказать о нем?
- Да что вы ко мне пристали! Ничего я вам больше не скажу! Слышите, ничего!
- Отчего же? Вопрос вам неприятен?
- Отстаньте наконец! Хватит! Я устала! - Закрыв лицо руками, Вершикова разрыдалась.
Продолжать допрос не имело смысла.
ПЕТРЕНКО
Дверь была заперта.
- Только ключа у меня нет, - развела руками хозяйка. - Если убрать надо было, я просила, чтобы он свой оставил.
- Этот? - Я показал ключ.
- Да, этот... - Клавдия Дмитриевна как-то с опаской протянула руку и так же нерешительно отперла замок.
Маленькая комнатка, стены оклеены желтыми обоями, старинный розовый абажур с бахромой, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью. Учебники...
- Собирался поступать? - Я полистал "Физику" и "Математику" для десятого класса.
- Да, в мореходное. На штурмана.
Старый платяной шкаф со скрипучей дверцей. Пиджак, брюки, рубашка и плащ. В карманах ничего интересного.
Под кроватью - шикарный импортный чемодан с хромированными замками. Огромный, солидный, матово блестящий натуральной кожей. На дне чемодана свитер, джинсы, несколько открыток со стереоэффектом, россыпь шариковых ручек, значки... Больше, кажется, ничего. Хотя вот, в углу... Странно! Полотняный, явно самодельный мешочек колбаской, с тесемочками...
- Как вы думаете, что это?
Практиканты пожали плечами.
- А это товарищ Федора принес, - вмешалась хозяйка. - Я тоже подивилась, когда увидела.
- Какой товарищ?
- Да этот, представительный, из горисполкома. Валерий! Вот отчества не помню.
- Почему "из горисполкома"?
- Как почему? Он же сам и говорил...
- А почему вы думаете, что это он принес?
- Да я как раз заглянула спросить что-то, вижу, он разворачивает сверток и вытаскивает... Я еще посмеялась - мужчины, а с тряпками возятся. А он говорит: "Что делать, иногда без этого не обойтись".
- И часто он приходил к Петренко?
- Частенько. И девушку с собой приводил. Марину...
- Марину или Иру?
- Марину. Черненькая такая. Феде она, как видно, нравилась...
- А не знаете, что за дела были у Петренко с этим Валерием?
- Да они же старые знакомые, еще со школьных лет. А сейчас встретились - Федя простой моряк, а Валерий какой-то начальник... А дела у них обоюдные. Федя перед экзаменами волновался: желающих много, конкурс большой... Валерий помочь обещался, говорил, на заочном отделении у него есть свои люди. Но ему тоже от Федора чего-то надо было - все его уговаривал, коньяком угощал, золотые горы сулил.
- А о чем шла речь?
- Вот этого не скажу. Я же только отрывки разговора слышала.
- И какое впечатление производил на вас Валерий?
- О, видать человек влиятельный, со связями. Такой если захочет - все сможет.
Ай да Золотов! Услышь он эту восторженность в тоне Клавдии Дмитриевны, был бы на седьмом небе от счастья. Меня так и подмывало разочаровать ее, но я сдержался.
Последние восемь лет из своих двадцати девяти Федор Петренко плавал. В начале в каботаже, потом стал ходить за границу. Сейчас его сухогруз заканчивал профилактический ремонт, значит, была возможность допросить членов команды.
После бесед с замполитом и старпомом я вызвал тех матросов, которые близко знали убитого.
Начальство недолюбливало Петренко: его называли анархистом и демагогом, это означало, что держался он независимо, чинов и рангов не признавал, позволял дерзкие шуточки, любил "резать правду-матку". Товарищи по команде отзывались о нем, в общем, хорошо: "душа нараспашку", смелый, рисковый, немного склонен к авантюрам. Слов на ветер не бросает, уживчив для дальних рейсов это немаловажно.
Больше всех рассказал о Федоре его сосед по каюте Василий Егоров здоровенный парень с красным, задубелым от ветра лицом.
- Влюбился Федька крепко. И было бы в кого, а то девчонка, пигалица, ни тут, ни там... - Он показал руками. - Вначале вроде все у них складывалось, а потом вдруг раз - она ему отлуп! В рейс ушел сам не свой, ходит мрачнее тучи, не разговаривает.
Егор вздохнул.
- Потом у него вдруг идея появилась - учиться пойти! Ни с того ни с сего... Его вообще понять трудно. Парень неплохой, но со странностями. Раз зашел в каюту, а он панель отвинчивает. Снял, посмотрел и на место поставил. Я говорю: "Ты чего?" А он отвечает: "Смотрю, нет ли здесь тараканов".
Свидетель округлил глаза и сделал паузу, чтобы я тоже почувствовал всю нелепость такого поведения.
- А вы что?
- А я говорю: "Ты лучше пойди в трюм, крыс погоняй, если больше заняться нечем. А тараканы у нас пока еще не завелись". В общем, чудаковатый был парень.
МАРОЧНИКОВА
Крикливая, бурлящая толпа,
Копыта, высекающие гром.
Таким был этот жаркий день, когда
Я взял тебя с собой на ипподром.
Споткнулся конь или ошибся всадник,
Победа будет равно далека,
Но одному выигрыш - это праздник,
Другому - только горсточка овса.
Обидно за неравенство партнеров,
Вдвойне обиднее, когда глядишь
На лошадей красивых и здоровых
И всадников невзрачных и худых.
И у тебя мелькнет сама собой
Мыслишка, затаенная слегка:
Когда была бы я вон той гнедой,
Не выбрала б такого ездока!
Но скажет вам, не подбирая слов,
И самый завалящийся жокей:
Не лошадь выбирает ездоков,
А всадник выбирает лошадей!
- Ну как? - спросила она. - Написано специально для меня!
Я промолчал, обдумывая прочитанное. Очень интересный штрих к характеристике Золотова. Оказывается, у него своя философия... Толпа, лошади, женщины - там, внизу... И он - на трибуне, бесстрастный наблюдатель. Да, пожалуй, не просто наблюдатель. Он претендовал на роль вершителя судеб, этакого сверхсущества. Очень интересно... Кто бы мог подумать!
Выявить это обычными средствами не удавалось: подобные вещи не находят отражения в характеристиках... И опять-таки, если судить по стихам, то Золотову в гораздо большей степени свойственно поведение, которое он и Вершикова пытаются приписать Петренко. Но почему Вершикова? Впрочем, если моя догадка правильна...
- Скажите, какие отношения у Золотова и Вершиковой?
Марочникова помедлила с ответом.
- Ладно. Плевать я на него хотела!
Она сосредоточилась.
- Машка у него была до меня. Уже несколько лет. Он хвастался, что в люди ее вывел...
- Каким же образом?
- В маникюрши устроил, квартиру хорошую снял - у него знакомые где-то в жилуправлении. Приучил делишки разные обделывать... И мне предлагал: "Займись делом - всегда при деньгах будешь!" Но я на Машкином опыте ученная - она из-за этого чуть в тюрьму не села. И держал он ее "на крючке" - чуть-что - сразу: "Смотри, со мной тебе лучше не ссориться!" Боялась она его. И зависела. Пугал: "Из квартиры выселю, пойдешь опять углы снимать..."
Я вспомнил, что Марочникова тоже живет в комфортабельной квартире, снятой по договору...
- Когда такое на даче получилось, он мне перед допросом сказал, как говорить и что... Скрывал почему-то, что с Машкой знаком давно... И что с Федей отношения поддерживал... Вообще, говорил, меньше языком болтай, а то у всех неприятности будут, а у тебя - в первую очередь...
- Зачем ему эта ложь?
- Не знаю. Он же все время врет. Феде голову морочил, обещал в училище устроить. Да и многих дурил: "Приходите ко мне в горисполком, ждите в вестибюле, я спущусь..." А сам за полчаса до встречи зайдет туда и в туалет. К назначенному времени спускается важно по лестнице. Цену себе набивал, чтобы за важную персону принимали. И многие верили...
- А что он от Федора хотел?
- Не знаю. Раньше Федор пару раз привозил ему вещички кое-какие, больше по мелочи - белье, косметику. Потом не захотел. Так Золото Машу научил, чтобы она Феде голову закрутила, влюбила в себя, чтобы он ее слушаться стал...
- Золотов сильный физически?
- Толстый. Жиром заплыл. Какая в жире сила...
- Как ведет себя Золотов после происшедшего? Что говорит о следствии?
- После того вечера в ресторане я его не видела. А вообще напуган: на даче, говорил, засада, за всеми нами следят...
- Почему он так решил?
- Да приятель его, Жора, позвонил туда - ему ответили, показалось, Валерка, а подошел - знака нет... Еле ноги унес.
- Какого знака?
- Условный сигнал: на ручку калитки подкову надевал. Значит, все в порядке, ждет в гости. А если подковы нет - и идти нечего: или родители там, или еще что... Подкова эта обычно с обратной стороны на заборе висела.