— Так, развейся гнев, а где моя комната? — спросил Даймон, не собираясь жить в общей зале, спальне родителей и тем более в одном помещении с младшенькой.
У демонёнка появилась мысль занять кухню, но там тараканы сложились в выражение: «даже не думай». И никто толком не сказал бы, успели ли они за пару минут присутствия Адовых освоить грамоту или сразу были образованными?
Балкон завалили хламом предыдущие владельцы. Там лежало всё самое важное, что требовалось людям по жизни: колесо велосипеда, лыжа, банка с гвоздями, часть стула и почти выцветший знак «стоп». Но это только с одного края.
— Они тут гнездо вили? — осмотрела балкон Блоди.
Затем вампирэсса вздохнула возмущенно, походила по комнатам, заглянула на заставленный стоптанными сапогами и швабрами балкон снова, и вернулась в зал.
— Да, мой ты ж гот, тут нет даже камина! Где мне жарить ребёнку мясо? Или что, прикажете подавать с кровью? Она так никогда не научится есть столовым приборами.
В её взгляде запылали красные огоньки, но мужа рядом не было. Одно дело целовать его в гневе или обнимать назло. И совсем другое — высказаться от души, когда нет рядом души. Да и в радиусе десятка метров.
Когда мужа не было рядом, праведный гнев Блоди мог унять только пончик. Раздумывая и о конфетке сверху попутно, мать семейства пошла к ещё не подключенному холодильнику на кухне. Зная нрав жены, его глава семейства успел принести в числе первых.
От поступи Блоди на кухне с писком «великая идёт!» разбежались тараканы. Самые нерасторопные были раздавлены, познав за десяток минут присутствия Адовых в квартире всю сущность вампирского матриархата.
В зале остался только пудель. Он с интересом смотрел на искрящий проводкой потолок и лаял на хруст электрики, доводя до истерики старушку за стенкой.
Баба Нюра била клюкой по ковру на стене, чем только больше подзадоривала пуделя с его отличным слухом и чутьём на палки.
Перебирая маленькими ножками, Пукс в ответ даже пробежал по стене как паук, и уцепился челюстью за торчащий вместо люстры провод, желая поймать очередную искорку.
Искорку-то он поймал, но следом за ней по белому тщедушному тельцу прошёл ток. Пса затрясло. Но вместо того, чтобы заскулить и упасть на пол, как и подобает пуделям, раздался звук «Пукс!» и пудель начал быстро увеличиваться в размерах.
— Пукс, не сейчас! — прикрикнула Блоди, вернувшись с кухни. — Мы ещё даже вещи не перенесли!
Но процесс демонического обращения было уже не остановить. Вместо белого пёс быстро стал красным. А тело его выросло впятеро. Надувшись, как клещ на теле жертвы после укуса, пудель послушно кивнул, как и подобает дрессированной животине, но ничего уже не мог поделать.
Раздался взрыв!
Здание содрогнулось. На пол посыпался потолок и часть плиты. Баба Нюра по ту сторону стены упала на кровать, глядя на отклеивающиеся обои и новую порцию штукатурки на голове.
По эту же сторону помещения пёс быстро пришёл в себя, вернул первоначальный размер и теперь лишь кашлял дымом. Говорить он не умел, потому предпочёл не комментировать происшествие. Пыль и грязь на хвосте обгорели. И он снова мельтешил белым и чистым созданием.
— Пытай меня семеро, новая локация! — воскликнул Даймон, поглядывая сквозь пыль в помещении на дыру в потолке. — Чур моя комната наверху. Что найду, то моё!
Блоди вздохнула и снова вернулась на кухню. Чему быть, того уже не миновать. Дыра, так дыра. А к взрывам с таким домашним животным все в семье давно привыкли.
С тоской заглянув в пустой холодильник, вампирэсса достала из сумочки конфету. Шоколадную, с ореховой крошкой и помадкой. Но не успела она развернуть обёртку и насладиться новым видом на потолке, войдя в зал, как Мара выскочила из-за её спины.
— Моё-ё-ё. Ы-ы-ы! — заявила дочурка и утащила лакомство.
«Дети они такие — чуть не доглядишь, и сожрут последнее, — подумала мать и тут же додумала: — Надо как-то сделать, чтобы это последнее было у других. Но как перенести её внимание с семьи на округу? Как показать ей достойный пример материнства, если сама жила среди кровососов, упырей и вурдалаков?»
За тяжёлыми мыслями Блоди вздохнула и достала ещё одну конфету. Тогда мыслительный процесс пошёл бодрей.
Нежить, кем малютка и являлась всю свою осознанную жизнь, была равнодушна к сладкому. Ей для поддержания жизни требовалось мясо. Для этого и жарили плоть на костре, чтобы привить ребёнку правильный вкус. Дочка росла, следовало уходить от сырого мяса к людскому «прикорму». Но Мара в силу юных лет для тела и вредности для характера пробовала на зуб всё, что только могло походить на еду… песок, башмаки, тараканы, пёсий хвост или палец брата — без разницы, всё привлекало маленькое проклятье.
Конфета Маре не понравилась. Но особенно ей не понравился фантик. Девочка скривилась и выплюнула гадость. На плевок кашлянул пудель, обрызгав своей кислотой.
Произошло невольное взаимодействие.
Совместный снаряд тут же обратился в огненный шар. Отскочив от стены как мячик, он полетел в Даймона, который карабкался на чердак, используя комод.
От соприкосновения с шаром на подростке загорелась майка. Даймона объяло огнём. Но вместо того, чтобы кричать от ужаса и боли, он заявил с крыши довольным голосом:
— Отлично! Тут как раз не хватало факела!
Только Оспа отпрянула от огня обратно в розетку, приговаривая:
— Чего сразу огонь? Некоторые тут и шерсть носят. Не все Адовы жаростойкие.
Блоди вернула комод на место в углу и встала рядом с дырой.
— Есть что стащить или в хозяйстве приспособить? — спросила мать, вновь проигнорировав хвостатого питомца в розетке.
— Пар, — ответил Даймон. — Он идёт по трубам. И кто-то воет и кричит снизу.
Блоди изогнула бровь:
— Сильно кричит?
Мальчик поправил очки и заявил:
— Мучительно.
— Насколько мучительно?
— На «восьмёрку» из «десяти».
— Тогда не будем мешать. Пусть соседи развлекаются, — добавила вампирэсса и заметила. — Надо же, какие образованные нам попались люди. Видимо, происходят из семей инквизиторов.
— А те разве сейчас не все в банковской сфере работают? — донеслось от Даймона.
— Выходит, бомонд есть и среди хрущёвок, — пробурчал Оспа. — Эх, что ни говори, а знают городские толк в пытках и самоограничениях.
Михаэль вошёл в комнату с креслом-качалкой наперевес и застыл напротив дыры. Отверстие в потолке показалось ему идеальным. Края рваные, расходящийся трещинами по потолку и далее по стене, навевали на воспоминания о родной пещере после землетрясения.
Блоди тоже смотрела на потолок. Пролом вёл на чердак, виднелась часть крыши и деревянные балки. С края свисала шикарная паутина. Ажурная и в то же время мягкая и пушистая.
— Из такой паутины получаются прекрасные занавески, — сказала Блоди.
— А если и крышу разобрать, можно сэкономить на кондиционере, — радостно предложил Михаэль и зачитал речитатив на радостях. — А давайте споём хором? Я начну! Кхе-кхе… Вою на луну-у-у, вою-вою. Вой со мной! Будь со мной! Пей со мной! Только почеши за ушком и под шёрсточкой. Ой!
— Давай без песен, рэпер шелудивый. Мы ещё не переехали! — грозно добавила Блоди, но едва муж сделал молящий взгляд, сдалась и почесала за ушком.
Перед рыжей магией она не могла устоять. Самый беспощадный враг всегда среди родных. Знают все слабые места.
Как обычно, никто не поддерживал вокального порыва Михаэля. Семье наскучили папины импровизации ещё в дороге. Как по мнению Даймона, так лучше было слушать кашель мотора, а как по мнению Оспы, так вырвать уши и отдать на донорство. Врагам семьи, конечно. Пусть пересадят и слушают его всецело.
— А ещё дождь будет лить прямо мне на голову, — добавил в восхищении Даймон сверху. — И сыпать снег. Сквозняки, опять же, болезни, плесень. Ещё можно поймать голубя и зажарить в паутине. Красота, как ни посмотри!
— Повезло, закалишься, — заметила Блоди, скрестив руки на груди. — Будешь говорить, какая на улице погода. А я буду висеть под крышей на гвоздике, если вздумаю обратиться в летучую мышку.
— Зачем? — не понял оборотень, что сам предпочитал обращаться в медведя всё реже и реже.
— Говорят, когда висишь головой вниз, теряешь вес, — объяснила Блоди. — Придётся вернуться к старым привычкам, чтобы скинуть пару кило.
— Нет! Никаких мам в моей берлоге, — предупредил подросток и скрестил две палки на входе. Символ креста маме почему-то был неприятен. — Сделай себе турник на балконе и веси там сколько влезет.
— О, «берлога»… Как много в этом слове, — погрузился в воспоминания Михаэль и повернулся к жене. — Смерть моей души, он прав в грубости своей. У каждого потенциального семейного палача должна быть своя мужская берлога.
— Зачем? — теперь не поняла уже вампирэсса.
Оборотень улыбнулся и приблизился к ней:
— Чтобы нашлась избранница, которая сможет её забрать.
— С боем и кровью, я надеюсь? — вскинула бровь Блоди.
— И тремя ранами как минимум! — кивнул отец.
От чего Блоди сразу полегчало. Голос стал мягче:
— Ты тоже прав, мохнатик мой. Пусть заводит берлогу. Но никаких турников и груш в доме, Даймон! Слышал?
— Да понял, я понял, — донеслось сверху. — Весь спорт на улице.
Старшие Адовы поцеловались, больше не в силах целый день не касаться друг друга.
Мара с Даймоном синхронно произнесли «бе-е-е».
Здесь следовало бы сказать, что по жизни Блоди была вампирэссой из знатного немецкого рода. И больше, чем любовь к Михаэлю, ей веками нравилось только летать ночью и пугать людей. Чем она и занималась последние триста лет, пока не встретила милого рыжего оборотня, начитывающего тексты собственного сочинения на луну из берлоги в пещере.
Голос на любителя. Но тексты ей нравились. В основном там пелось про «мрак», «кровь» и «одиночество». Кому может не понравиться подобное творчество?
Рыжий медведь хоть и был подозрительно красив для монстра, но вампирэсса пропустила это мимо глаз. У каждого свои недостатки.