— Стой, давай поговорим! — я выставил вперёд левую руку, одновременно отводя правую, с ножом. Громила с неотвратимостью удава, гипнотизирующего добычу, следил за перемещениями ножа и пугающе плавно шагнул ко мне.
— Тебя послали меня обыскать? Давай договоримся?
Я медленно пятился назад, не оставляя попыток к дипломатии, одновременно лихорадочно соображая, что делать, потому что за моей спиной была небольшая расселина, щель между наклонными горными участками, глубиной всего лишь метров восемь, но, чтобы поломать шею, особенно с моей удачей, этого вполне достаточно. И сейчас каждым шагом мой противник уверенно «прижимает» меня к расселине, отрезая пути к бегству.
Там, в переулке, надо было воспользоваться иллюзией чтобы отвлечь его и попросту сбежать, — пронеслась в голове запоздалая мысль. Стоп, а что мне мешает сделать это сейчас?
Мой противник, продолжая безмолвствовать, неуклонно подходил всё ближе, неотрывно следя за мной, стоящим в напряженной позе, с отведённым назад острым клинком. В какой-то момент он совершил рывок, буквально прыгнув вперёд чтобы перехватить руку с ножом и сбить легковесного меня с ног.
Ну, точнее сказать, он думал, что следит неотрывно. В момент, когда он буквально пролетел сквозь пустую иллюзию, в его глазах мелькнуло изумление.
…
Стоя на краю расселины, я смотрел на его бесславный полёт и неловкое падение. Но, надо отдать должное, чёртов громила не разбился о камни, а кубарем перекатился и даже вскочил на ноги, хотя из его брови щедро пошла кровь. После всех наших «танцев» он был внизу, я для него не досягаем.
— Сдавайся, мужик!
С рычанием он схватил и швырнул в мою сторону увесистый камень, который, впрочем, пролетел в паре метров справа от меня.
Вдали завыли голоса тварей Изнанки.
— Последний шанс, приятель. Сдаёшься? Зачем тебя послал Бакланов? Убить? Ограбить? Избить?
— Я прибью тебя, шкет. Ты покойник. Молись Предку и плачь, — впервые подал голос мой противник.
— Ну как знаешь, — я мысленно обратился к ножу и он, не вполне мне понятно как — снова прорезал пространство и вышвырнул меня обратно на Лицо.
Ночь, переулок, всё так же холодно. Я сидел на корточках, опёршись ладонями о булыжники мостовой. Из задумчивости меня вывел лёгкий тычок под рёбра.
— Ты кусты что ли обмочить мне собрался?
Поднял глаза. Надо мной стоял пожилой худосочный мужчина в растрёпанном халате, вероятно, хозяин примыкающего дома. Солидности его словам значительно придавала берданка в тощих руках.
— Виноват. Простите! — пробормотал я, вставая. Переубеждать в чём-то деда может оказаться скверной идеей.
— Иди, иди. Нанюхаются английского порошка и ходят тут…
Бочком-бочком, чтобы держать вооружённую старость в поле зрения, убрался из переулка. Сердце не успокаивается, дёргаюсь от любого, даже самого незначительного, шума.
Успокоился я только когда запер свой офис изнутри — на ключ и заедающий засов. Облокотился о стену, выдохнул. Весёлый денёк. Интересно, а что будет с мордоворотом, оставленным на Изнанке? Быть может, шашлык из него будет? Даже при условии, что он случайно прихватил с собой артефакт, позволяющий свободно гулять на Изнанке? Допустим, носит с собой постоянно? Наверное, ничего это не изменит, портала под рукой у него нет, а местные волки — есть. Должен ли я был с риском для себя его спасать, особенно после добрых слов и обещаний в мой адрес? Буду реалистом, не должен.
С этой мыслью я, не раздеваясь, завалился спать на диван.
Сон прошёл без сновидений, и я проснулся совершенно разбитым, зато со зверским чувством голода. Все мышцы болели, как будто вчера разгружал вагоны на станции.
Умылся и почти успел уйти из офиса, когда меня перехватила бодрая и энергичная Наталья Романовна, наследница квартиры и состояния умершей подруги-бабушки. Она буквально загнала меня обратно, вывалила на голову кучу информации о действиях, которые она предприняла по своему делу, заплатила мне десять рублей за консультацию и умчалась, совершать ещё массу подвигов по намеченному ею списку. Ну что, дело у неё движется, а угроза со стороны племянников никуда не делась.
Мне удалось плотно и сытно позавтракать, причём используя буквально те деньги, которые я заработал с утра, одновременно прикидывая план на день.
Нож на месте, никакой слежки за собой не заметил, мне стоит посетить ещё общегородской суд, посмотреть, что из себя представляет тамошнее правосудие и тогда останется пару судов более мелкого калибра и один, наоборот, Верховный республиканский суд, венец местной бюрократии, выше него только звёзды, потому что республика, как мне помнится, в состав империи не входит, что так же касается и иерархии правосудия.
Я не знал, где находится этот суд. Ввиду отсутствия своего привычного Игоря пришлось нанять первого попавшегося извозчика, который всю дорогу кашлял и курил.
Возле приземистого двухэтажного здания суда царило оживление, туда-сюда сновали люди, в том числе богато одетые, чем-то явно взволнованные. Протолкавшись ближе ко входу в суд, я обнаружил там четверку казаков, в одном из которых узнал Григория, с которым познакомился ночью, в первый день, во время прорыва с Изнанки.
— Григорий, — я дал ему руку для рукопожатия, чем дал ему время меня вспомнить.
— А⁉ Аркадий! Приветствую.
— Подскажи, что за шум, а драки нету?
— А ты не знаешь? Купечество шумит. Такие события. Ночью прокуратура арестовала самого Хомякова Василия Фомича, начальника фискальной службы республики!
— Чего это прокурорские такие смелые? — я не разбирался в особенностях местных элит, но решил поддержать разговор.
— Мужики из полиции шепнули, что в степях под Троицком имперские пограничники арестовали партию китайской контрабанды, которую перевозили цыгане. Цыган тех прижали, они показали, что их покрывал лично Хомяков, вот наша прокуратура его и сцапала. Сейчас состоится суд, ему будет предъявлено обвинение. Фигура он видная, дружил со многими купцами, поддерживал торговлю, вот купцы и волнуются. А ты чего?
— Я же адвокат.
— Не знал. По его делу?
— Нет, по совсем другому, конечно. Про всю эту историю впервые слышу. Сам как считаешь, взяточник Хомяков?
— А кто тут честный, да копейки не стащит? Но это меня не касается.
— Да я просто так спросил. Пропустят меня, Григорий?
— Конечно.
Раз уж я оказался возле местных важных событий, то, показав на входе удостоверение, протолкался по коридорам в направлении большого светлого зала, где будут слушать дело по крупному чиновнику.
Мне, как юристу, эта история показалась подозрительной. Зачем китайцы пользуются цыганами как перевозчиками? Ну это ладно, кто там знает их схему логистики? Но чтобы рядовые исполнители знали в лицо «крышу», ни за что не поверю. Однако, казак сказал так и, судя по обрывкам фраз в зале, остальные считали совершенно так же.
— Аркадий, — передо мной возникла Ангелина, облаченная в служебный мундир, который не мог скрыть её великолепной фигуры. Лицо девушки было серьёзным, а брови сердито сдвинутыми, — Что Вы здесь делаете? Пришли этого проходимца Хомякова защищать?
— Привет и доброе тебе утро. Нет, конечно, я его не знаю, и никто меня на это дело не нанимал.
— А что ты тут тогда делаешь?
— Честно говоря, знакомлюсь с правосудием, с судьями, порядками. А тут такое дело громкое. Можно воочию на целого начальника фискальной службы посмотреть.
— С сегодняшнего дня он отстранён.
К нам подошёл и неискренне улыбнулся Бакланов. Ну конечно, прокурорские пришли на суд «всем колхозом».
— О! Аркадий Ефимович, кто бы мог подумать… Кхе. Рад видеть вас в добром здравии… А это… Не скажете, Вы не видели Никитку?
— Кого? — искренне не понял я.
— Ну как же, мой приятель, мы с ним вместе… у торгового суда… здоровый такой, крупный.
— Вы нас не знакомили, — нахмурился я, — с чего бы мне его видеть? Вон какая толпа, посмотрите сами, может он там, где-то бродит.
— Да потому что… как же… Короче, не видели, так бы и сказали, не надо меня путать! — Бакланов отвернулся и переместился к столу обвинения, где сделал вид, что перебирает документы.
— Знаком с ним? — смягчилась Ангелина, поняв, что я не пришёл биться с прокуратурой за судьбу Хомякова.
— На охоте пересекались, — нейтрально ответил я.
…
— Все займите сидячие места. Кому мест не хватает, так и быть, можете встать у стен. Но чтоб тихо и уважительно. У нас тут не цирк, приставы и казаки будут удалять за любую дерзость!
Перекрикивая всех, порядком в зале стал командовать пожилой пристав. Буквально за пару минут он навёл сравнительный порядок, а в уголок для обвиняемого (в этом мире он не был оформлен в виде решётки) ввели какого-то растерянного мужичка.
Мне тоже пришлось стоять, но шуметь и хулиганить в отличие от «купечества» я не собирался.
— Встать, суд идёт!
Зал зашелестел, вошёл пожилой судья в мании.
— Дело слушается в составе его благородия судьи Боброва Дмитрия Олеговича, при секретаре Скомяновом, инициировано прокуратурой республики, заявление за подписью его благородия Губачинского. Прокуратура обвиняет его благородие Хомякова… — Судья, несмотря на возраст, читал хорошо поставленным зычным голосом и перебил сам себя, когда Хомяков, когда его упомянули, встал.
— Вы можете пока сесть, я скажу, когда вставать. Так вот, прокуратура обвиняет…
От прокуратуры был ни много ни мало сам прокурор города, тот самый Губачинский. Он вставал, говорил тихо, уверенно и совершенно игнорировал зал, который при его словах гудел и шумел.
— Да это ты его подставил, чтобы дружка своего повысить! — крикнул кто-то из зала и крикуна тут же увели приставы, причём пока тащили, незаметно врезали по рёбрам. Ну что, гуманизм в этом мире не в почёте. Прокурор даже не обернулся на это проявление народного гнева.
Процесс двигался достаточно шустро, обвинение самостоятельно возбудило уголовное дело, теперь просило для Хомякова — задержание под стражей в местном околотке, полицейском каземате. Так сказать, под замок и в клетку. Свидетелей не было, все цыгане арестованы и перевезены в Челябинск, туда послан запрос, однако прокурор сам признавал, что тамошняя прокуратура скорее всего в передаче цыган откажет, их посадят там за факт контрабанды.