Такова сила стихии. Элементали не нарушат своих правил и запретов. Формально и я не нарушу.
— Что Вы молчите, Аркадий? — спросил мобилет.
Я адвокат. И всё же мне жаль тех людей… Да, они пришли с оружием в руках, пришли на мою землю, пришли, чтобы насиловать женщин-степнячек, чалдонок, алтаек, пришли грабить и убивать. Они военный враг.
— А можно я кое-кто спрошу, Аркадий? — голос Иванова был вкрадчив и спокоен.
— Да, валяйте.
— Кто Вы? Ну то есть, понятно, что Вы Бугуйхан, Филинов, граф, министр юстиции.
— А также министр иностранных дел, посол, владетель, акционер, патриарх. Если подумать, я обложился статусами, как дурак фантиками.
— А что среди этих статусов и ярлыков главное?
— Адвокат. Я адвокат. Потому что никто не посмел снять с меня статус даже после получения множества других и нарушения формального запрета на госслужбу. Правда, на госслужбе платят жалование, а у меня наоборот, я вбухиваю кучу денег.
— Скажите, вот Вы, как адвокат, Вы пришли к определённой точке, уровню, месту. Не знаю, откуда Вы стартовали в своём пути, но Ваша нынешняя точка Вас устраивает, в том числе, по сравнению со стартом?
— Ну да, безусловно. Было время, причём не так давно, я в подсобке спал, а теперь у меня два особняка в Кустовом, один из которых пустует, второй я задействовал под посольство, особняк в землях, квартирка.
— В которой, насколько известно нашему сообществу, Вы преимущественно ночуете. Но так Вы довольны?
— Да, пожалуй, что да, хотя есть и некие ногайские шероховатости.
— Ну шероховатости всегда будут в нашей жизни. Но я не об этом, — терпеливо продолжил Иванов.
В кабинет плавной походкой вошёл Танлу-Же. Он помахал мне рукой и, хотя не выглядел уставшим, подъём на седьмой этаж без лифта дался ему с трудом.
— Выходит, Ваша методология, Ваш стиль действий, который Вы применили как адвокат, привели Вас к текущему результату и этот результат Вас устраивает, — подвёл итог Иванов.
Танлу-Же дошёл до меня и уселся на ящик. Он был облачён в строгую, вероятно, парадную форму подполковника китайской армии, сочетавшую в себе и европейский стиль, и некую национальную особенность.
Надо же, он старший офицер?
— А то, что Вы вознамерились делать, оно укладывается в Вашу методологию? — спросил, наконец, Иванов.
И это был чертовски умный вопрос.
— Нет! — почти без раздумий ответил я. — Однако ситуация складывается…
— Это лишнее, лишние слова, — мягко перебил меня Иванов. — Вопрос не в том, что Вы собираетесь делать, он заключается в том, куда Вас приведёт резкая смена жизненного курса. Кем Вы станете после этого, будете ли Вы довольны? Видите ли, как я и сказал в начале, это приведёт Вас к краху. Это может странно прозвучать, но наше сообщество и я за Вас переживаем.
— Может. Всякое может быть.
— Это Ваша жизнь, Аркадий Ефимович, Ваша судьба. Я не вправе Вам указывать. Я могу только задать несколько вопросов.
— Чертовски хороших вопросов. Ладно. Я Вас услышал и даже больше. Я к Вам прислушаюсь.
Я повесил трубку и посмотрел на китайца.
— Нужен совет, господин посол. Или будет правильнее сказать, господин подполковник?
— Ну, в подполковники это я сам себя произвёл. У Вас же тут есть генерал, а я видел, что эполеты ему купили Вы сами, так что, подозреваю, рост званий в каганате происходит стремительно. Вот я и решил соответствовать моде. Тем более, что на войне надо быть военным.
— Об этом и совет. Надо ли мне быть военным?
— А что не так?
— Я тут кое-что задумал… То есть, в целом, если говорить о том результате, который я хочу достичь, то есть мир с ногайцами, при этом мой ход, он укладывается в общую логику. И силу ногайцы ценят, даже если не всё переживут её применение.
— И многие не переживут?
— Все, кто в окрестностях города. И всё же, так я сам себя назначил судьёй и палачом, а я всё больше адвокат.
— Судя по тому, что Вы меня спрашиваете, Вам самому это не по нутру. Тогда Вам нужен иной ход.
Я с Кабыром сидел на стене. Был день, но темно как ночью, потому что тучи во много слоёв накрыли небо.
Французы, семья Иванычей и вообще все сейчас укрылись в зданиях. Такую же команду я дал Игорю, Олегу (ему я привёз телефон), Николаю и вообще всем.
После некоторых колебаний и десяти минут локального климатического ада, атаман Чуй согласился снять со стены казачьи посты.
По сути, на открытом воздухе, на стене, укрывшись плащ-палатками, которые были мокрыми насквозь, был только я и Кабыр. Мы оба смотрели в оптику, я в бинокль, он в оптику СВД. И оба ни хрена не видели.
— Это самый сильный дождь, что я видел в жизни. Это «потоптаньар», большая беда из-за большой-большой воды.
— Ага. Утро будет весёлым.
На город действительно падала незначительная часть осадков. То, что падала с небес, способно заполнить самую большую емкость, предоставленную природой.
Через сорок минут дождь прекратился так же внезапно, как и начался, потому что воздушный элементаль, которого я задействовал как разведку, доложил о «заполнении» до нужного уровня.
Такова сила стихии.
— Теперь можно и отдохнуть. Будешь горячего чая, Кабыр-джан?
Глава 21Свобода договора (ст.421 ГК РФ)
Воздух стоял.
Ещё минуту назад ветер неистово шумел, жалобно скрипели деревья, всё вокруг скрипело и завывало. А потом ветер взял и стих.
Если знать, что процессом управляет элементаль, то ничего удивительного. А так со стороны, лютая мистика.
Часть леса превратилась в громадную «миску», заполненную водой на глубину три метра. Когда я решил, что концепцию надо менять, попросил об этом элементаля земли и он поднял земляной вал, который отделил громадный круг более трёх километров в диаметре, от остального леса. В середине был лагерь степняков и его он тоже неохотно приподнял, сделав так, что сам уровень земли повысился. Таким образом, в середине круга был здоровенный пятак, где располагался вымокший до последней нитки отряд ногайцев.
Теперь, когда воздух остановил течение воды в искусственном озере, оно стало ровным, как стекло и лишь урчание мотора нарушало эту природную идиллию.
Это по озеру плыл я.
Лодку купил у алчных торговцев, которые содрали с меня три шкуры, потому что внезапно оказалось, что никакой лодки у города Николай (пока что за всеми событиями я смирился с таким названием) нет. Пришлось спешно купить моторку на одноцилиндровом двигателе, про которую торговцы рассказали мне сказку о том, что двигатель сильный, как мул и абсолютно молодой, дескать, только вышел из сборочного цеха в Баварии.
На деле двигатель работал достаточно напряжно и неравномерно, чихая и проскакивая каждый пятый-шестой такт, что в наступившей тишине раздражало, и это только на мой неприхотливый слух!
Единственный, кто составлял мне компанию, был Танлу-Же в военной форме китайского подполковника. Он вызвался сам.
— А если меня застрелят? Я же правильно понимаю, что борта лодки пули не удержат? — спросил я его до заплыва, во время приготовлений, где мне пришлось напрячь всю свою власть, чтобы Дмитрий согласился на мою авантюру.
— Ну, в такой компании не страшно и умереть. Зато я приму участие в историческом событии.
Мы сидели в плащ-палатках в лодке, старый китаец управлял двигателем на оси, лавируя между стволами крупных и торжественных среди водной глади крон сосен.
Над лодкой развевался белый флаг, международный символ дипломатии и французских роялистов.
В таком неторопливом темпе мы подошли на дистанцию в сто метров до острова-лагеря. Было что-то около десяти часов утра и посмотреть на меня высыпала целая толпа степняков.
Танлу-Жу провернул ручку подачи топлива, заглушив двигатель лодки.
— Мне нужен хан Каратай! — прокричал я в сторону островка.
Пленник, добытый накануне, в руках казаков рассказал не так уж много сведений, но кто ведёт войско, не пытался скрывать. Пытать его не стали, но кое-какие представления появились
— А кто спрашивает? — на краю острова, верхом на коне, что смотрелось в условиях затопления несколько странно, сидел крепкий и весь в доспехе старик, который недовольно поблёскивал глазками.
— Граф-найом Бугуйхан, министр иностранных дел каганата.
Старик, который и был без сомнения ханом Каратаем, сделал пару покачивающихся движений из стороны в сторону. Его взгляд блуждал между мной и китайцем. И форму, и знаки различия он видел и сделал из этого свои выводы.
И хотя во время переговоров китаец ничего не сказал ни слова, его молчание было красноречивым и давящим на сознание, явным намёком на поддержку моих действий со стороны Китая.
Что интересно, официально предъявить Поднебесной никто ничего не мог, китайцы ничего ведь не делали, не стреляли, не поставляли. Один из них просто сидел в моей лодке.
— Ты приплыл, чтобы сдаться нам на милость победителя?
— Ага, щас, неси седло! Я пришёл рассказать старую русскую байку.
— Мне не до сказок.
— А мне как раз кажется, что тебе ровно нечем заняться. Но не переживай, она короткая. Жил да был дед Мазай.
— Татарин? Мазай твой — татарин был, судя по имени?
— Наверное. Так вот. Он жил в местности, которую иногда затапливало, случалось половодье. И в той местности жили зайцы.
— Ты намекаешь, что мы зайцы?
— Погоди. Суть байки в том, что Мазай плавал на большой лодке по воде и спасал зайцев с островков, пока их не затопило.
— Мы не нуждаемся в спасении. Позаботься о себе, найом.
— Снова ты перебиваешь, хан. Так вот тех, кто хорошо себя вёл, он спасал, а тех, кто плохо, он веслом оприходовал или оставлял тонуть. Потому что зайцы не очень сильны в плаванье по затопленному лесу. И те зайцы, которые остались в живых, очень его любили.
— Переходи к сути, Бугуйхан.
— А те, кто его не любил, — тем не менее, продолжил я, — подохли. А к сути? Вы нуждаетесь в спасении, хан. Вы со всех сторон окружены водой.