Но авиация в этом мире находится в состоянии нулевых-двадцатых годов прошлого века моего мира, то есть, зачаточном. Как такового, контроля неба не существовало. И именно это делало воздушных контрабандистов достаточно успешными.
Да, у крупных городов империи были системы ПВО, но от Рима мы удалялись на высокой крейсерской скорости, и никто не спешил нас сбить.
При условии, что отступать нам некуда, а нас никто не спешил «перехватывать», я исходил из того, что никакой военной авиации по поводу нашего полёта никто ничего не приказал. Да и к слову сказать, с поля я взлетал в направлении северо-запада, а уже через километров пятнадцать, когда набрал высоту, плавно повернул на восток.
То есть, те патрульные не могли бы адекватно определить моё предположительное направление полёта.
Поскольку терять было нечего, я продолжил полёт.
Летел я, подняв машину на высоту три тысячи, и пёр на востоко-северо-восток и достаточно быстро оказался перед горами, украшенными величественными белоснежными шапками снегов.
Горы мне пришлось огибать. Не знаю я, какой они высоты и могу ли я пролететь поверх, то есть какой практический потолок у самолёта. Так что нормальные герои всегда идут в обход. Правда так, что я немного потерял направление.
С навигационными приборами было достаточно сложно. Компас, высотомер, прибор скорости. Компас, правда, довольно точный.
Но по факту, я летел достаточно примерно и в какой-то момент мы промчались над полоской пляжей, оказавшись над Адриатическим морем.
Море-то оно небольшое, но чтобы убиться, хватит и этого. А самолётом, чтобы «в одного», управлять мне довелось впервые.
Тем не менее, я делал важное лицо, отважно решив, что если мы и погибнем, то не в результате паники.
На границе суши и моря самолёт несколько раз провалился в воздушные ямы, я удерживал равновесие, сжав зубы, но в целом крепкая доза адреналина в крови помогала.
Скорость самолёта была что-то порядка двухсот шестидесяти километров в час, иногда удавалось разогнаться до трёхсот.
Так я пересёк море за сорок пять минут, видимо летел немного по диагонали.
— Старшина, ты смог определить, где мы?
— Да я того… С детства с такими картами не очень…
— Придержи штурвал. Просто держи ровно.
Я смотрел и сравнивал с картой. Пёс же его знает! Острова и острова. Побережье. Озеро за полоской суши.
Я ткнул пальцем в подходящее место.
— По идее это озеро, которое на карте, называется, как «Lago Vrana», что бы это ни значило.
— Как скажете, барин! — лихо согласился командир четвёртого отряда.
— Старшина, какой я тебе барин⁈ Отставить, ты же знаешь, я это дело не люблю.
— А я жутко робею в самолёте летать, а тут вообще такой обзор, что лучше б я ослеп.
— Не дрейфь, дальше земли не упадём. Зато как красиво!
— По мне, так и с земли шикарный вид.
— Ладно, держи штурвал. Просто держи.
Я нашёл на карту Будапешт, используя линейку, прикинул расстояние. Записал в блокнот, перемножил с учётом масштаба. Получается, с учётом погрешности, около пятисот километров. Для самолёта с запасом хода в три тысячи не так и много. Правда, когда мы взлетали было половина бака. Сейчас чуть меньше. Это значит, что хватает, верно?
Я снова полез в карту и вычислил достаточно точный угол наклона по северу и востоку. Взял управление и выставил самолёт под полученным углом.
Теперь я просто летел и всё.
В мире, где нет диспетчеров, которые бы вели, указывали и ругали, надо быть постоянно начеку, чтобы не столкнуться в воздухе с другим летуном. Столкновения редки, но бывают.
Для меня кажется невероятным, чтобы два таких крошечных объекта, в масштабах неба, которые к тому же могут лететь на любой высоте, сталкивались.
Кажется невероятным.
А по факту — бывает и запросто.
Мир, в котором я жил, спасала только низкая скорость. Самолёты летали медленно, успевали отвернуть. Пока что.
Я отпустил Старшину в салон, но на время.
И правил, постоянно следя за временем, скоростью, углом по компасу, высотой и горизонтом. В общем, почти два часа для меня пролетели незаметно.
После бесконечных полей и постоянно попадающихся населённых пунктов, которые никак нельзя было идентифицировать, мы вдруг оказались над довольно большим озером.
Я позвал Старшину, приказал держать штурвал ровно и углубился в атлас. Получается, что это может быть, судя по размеру, только «Lago Balaton». То есть я мальца промахнулся мимо Будапешта. Впрочем, прямо туда мне и не надо.
Всё это время я гонял рацию, пытаясь найти что-то понятное среди немецкой и венгерской речи. Пару раз ловил какое-то радио на русском, но там только кто-то заунывно пел. Так-то я искал не радиовещание, а частоты для общения с диспетчерами и пилотами.
Но ничего понятного мне не находил.
Мобилет ожил звонком. Я вздрогнул, отчего чуть дёрнул руль и самолёт чуть просел по направлению к глади озера.
Матюгнувшись, выровнял машину и убрал громкость радио.
Незнакомый номер.
— Да?
— Сэр Аркадий Ефимович Бугуйхан?
— Дыыы, — самолёт стал лететь горизонтально, а вот направление по компасу я сбил, так что плавно рулил чуть правее. Учитывая, что пилотирую «в одного» я впервые, этот процесс казался мне крайне ответственным, я даже потел от переживаний.
— Это сэр Фредерик Олсой Палмер.
— Безумно рад Вас слышать, — сцепив зубы, пробурчал я. Чтобы освободить руку для штурвала, приходилось держать мобилет плечом и ухом, что изрядно отвлекало от рулёжки.
— Что-то в Вашем голосе такого… Сэр Аркадий!
— Йес!
— Я уполномочен сообщить, что мы склонны заключить с вами соглашение, тот самый пакт о мире на условиях, вами предложенных. Так же туда будут добавлены… Вернее уже добавлены, что Вы даёте личные гарантии всем подданным Британии, находящимся на территории каганата.
— Да, всех отпустим.
— Там есть те, кто не находятся у вас в незаконном плену.
— Кто-то прячется по ущельям и кустам? Похвально. Всем дадим свободу и безопасность.
— То есть, Вы согласны?
— Да.
— Мы склоны назначить вам постоянного представителя.
— Посла? — самолёт летел ровнее, так что я чуть ослабил хватку штурвала.
— Это статус ниже. У Вас есть пожелания?
— Ага. Тот офицер из наёмников, британец, как там его… капитан Дьюспэн.
— Понравился?
— Нет. Он та ещё задница и он мне совсем не понравился. Пару раз мне хотелось его пристрелить. Но, в отличие от хлыща Форбса, кстати, как он…
— Жив, рад что Вы спросили.
— Это был сарказм. Мне плевать на Форбса. Тут материя тонкая. Меня злит ваш Дьюспэн, но он вызывает у меня уважение. А такие как Форбс, нет. То есть по факту, если вы назначите мне такого бабушкиного пирожка, то я приму его в городе, но по-взрослому с ним говорить не стану. Мы начали с Вами знакомство с рассматривания друг друга через прицел. После этого нужен человек жёсткий. Мне не понравится общаться с капитаном Дьюспэном, но я по крайней мере смогу с ним говорить и понимать, что он хотя и козёл винтокрылый, фактически враг, но такой враг, которого можно воспринимать на равных.
— Я Вас услышал. Конечно, решать нам.
— Да, я это понимаю. В конце концов, посол — это не красна девица чтобы всем нравится.
— Да, рад, что Вы понимаете.
— Что мы теперь делаем? — впереди показался дальний край озера.
— Я прилечу с пактом и эдиктом на его подписание. Так же, на самолёте, официально. Дату сообщу. Вы меня встречаете, мы садимся за стол, всё проверяем и подписываем. Фотографы нас снимают, потом совместное фото и всё, я улетаю.
— Ужин? Предпочитаете рыбу?
— Стейк. Но на ужин я не останусь. Протокол и ситуация… Словом, я прибуду на большом самолёте, чтобы вывезти первую партию пленных. Потом самолет прилетит ещё несколько раз, чтобы вывезти всех. Полетим прямым рейсом в Лахор.
— Окей.
— Какой-то Вы не радостный, Аркадий? Я думал, Вам нужно соглашение, мир, всё такое.
— Очень нужно. Простите, у меня тут… Родственника оперируют в настоящий момент. Врачи гарантий жизни не дают, может помереть, вот я и волнуюсь.
— Аааа… Не смею больше отвлекать. Буду рад Вас увидеть. И те условия, что Вы озвучили, тоже буду рад увидеть.
— Всё будет и даже больше.
Я положил трубку и вытер лицо рукой.
Теперь помирать никак нельзя.
Доктор пролетел на километров тридцать-пятьдесят западнее города, так?
Деревушка звалась вроде бы «Замой». На карте была точка, которая называлась «Zamoly». Могла при переводе буква потеряться?
Короче, пробую туда. Один чёрт, у меня не точная навигация, а направление.
А ещё я не знал частоты для связи с аэропортом.
После озера сбросил скорость и, кажется, мне повезло. Я увидел крошечный самолёт, который взлетел с земли где-то с полей.
Проследив место взлёта, я снизился, сильно сбросил скорость и стал кружить, пока не увидел полосу.
Та ли эта полоса? Черт его знает, когда садись, не запомнил, а когда были на земле, то всё казалось по-другому.
Я включил рацию и стал рыскать по частотам, постоянно повторяя «Венкель».
В какой-то момент одна из частот что-то пробурчала со словом «Венкель». Или ругались на меня или согласились, что такой человек у них есть. Вообще-то, он не хозяин аэропорта, а просто очень оборотистый директор кабака.
Я посмотрел на полосу. Никто не взлетал и не садился. Чем чёрт не шутит? Пробую сесть. Доктор же посадил такую же фиговину?
Садиться — это, на мой взгляд, труднее всего. Я ни разу не сажал самолёт. Фёдор Иванович всегда это делал сам. Не то чтобы мне не доверял, просто я не просил. Взлетать да, раза три давал. Порулить на высоте.
А вот сесть… Мне кажется, это самое трудное в лётном деле, сесть и так, чтобы целым.
Когда-то миллион лет назад я играл на Pentium 486 в авиасимулятор F-16. И всё, что я знал о полётах — это совместный опыт с Фёдором и чёртова древняя игрушка на компьютере.