— Потом. Давай, работай, дело очень срочное, не отвлекайся.
Мы провели в пригороде Будапешта почти неделю.
Каждому своему бойцу я снял номер при аэропорте и какое-то время мы были с ними постоянными посетителями. Пока мы не разрешим ситуацию с самолётом, решил никуда не лететь.
Как докладывал Чен, спесивый Дон Помидор в ходе переговоров потребовал самолёт обратно и миллиард лир в качестве компенсации. Три раза «ха»! Мне, садиться на том его поле⁈
Потом грозил итальянской мафией.
Потом Чен невозмутимо грозил ему триадами и расчленением с перспективой стать пищей прекрасных карпов.
Переговоры шли весело, но долго, тем более, что обе стороны привлекали переводчиков и ссылались не на местные или международные законы, а на «реальные» криминально-пацанские понятия.
Я тем временем заполнял конверты и адресами, и содержимым. Потом садился в кабину грузовичка, меня вёз личный водитель — Венкель.
Венкель рулил по сельским дорогами и много рассказывал. Я со временем стал немного понимать смесь венгерского, английского и итальянского, на которых он общался со мной.
Мы ехали в одно и то же почтовой отделение в посёлке Бичке, где за лёгкую мзду почтальоны принимали меня в отдельной каморке, и я никогда не стоял в очереди.
Они принимали мои пухлые конверты.
Я рассылал по всему свету сто сорок дел из архива Инквизиции. Иногда в один конверт попадало две или три папки. Кроме того, я связался с моим академиком и околовсяческим профессором Ильей Климентьевичем. Тот великодушно согласился принять на исследование и для целей публикации десяток дел Инквизиции, чтоб рассмотреть их с глубоко научной точки зрения.
А также для целей получения от меня по тысяче за дело.
Журналистам я отправлял дела бесплатно.
На всех конвертах была пометка «Досье из Бичке». По этой причине посёлок выбрали шумный, но далеко от аэродрома и прочих общественных транспортных коммуникаций, а отправляю я по двадцать-тридцать штук за раз. Конверты заполнял сам. Всё сам, всё сам, всё своими руками.
Везде стоял отправитель — Лудаш Матьи, прописанный (якобы) в Будапеште. Почтальоны, когда ставили мне штампы и принимали оплату, клея марки, лукаво усмехались. Лудаш был персонажем местной сказки.
С учётом работы венгерской почты, я планировал улететь отсюда быстрее, чем журналисты, спецслужбы и прочие черти заинтересуются, а кто там такой щедрый? Безвозмездно, то есть даром, шлёт по всему миру секретные сведения и истории тайных дел Инквизиции.
Меня к потенциальному моменту их появления тут уже не будет. Дела «Досье из Бичке» начали своё движение.
Конечно, папки были на итальянском. Также я понимал, что половина чванливых журналистов выкинет эти бесценные папки в мусор.
В каждой папке были документы — расследование конкретного дела магического характера. Инквизиторы как фанатики игнорировали вопрос юрисдикции, действовали, где вздумается и это первое, что скорее всего не понравится журналистам. Кроме того, своих «подозреваемых» они по старинке, на голубом глазу незатейливо пытали. Материалы содержали протоколы допроса с пристрастием, где так же описаны и методики пыток.
Мне нужен вброс. Всплеск. После того как первые из журналистов переведут и опубликуют сенсационную деятельность секретной организации, произойдёт то, чего я, собственно, добивался и отчего рисковал с самолётом, который стал в этой истории случайным трофеем, который ещё и предстоит выкупить втридорога.
Нельзя думать, что существует единый метод работы с проблемами и проблемными людьми.
Люди разные. Ситуации разные.
Англичане, допустим, без сомнений, ублюдки. Они напали на меня лично и на каганат без колебаний и сейчас выжимают из меня торговые привилегии, гарантии безопасности их подданным и вообще выходят из воды сухими.
Однако надо помнить, что англичане — это политики-старички. Они в этой жизни всё видели и всё понимают. Их ничем нельзя удивить и с высоты своего тысячелетнего опыта они готовы к самым разным вариантам развития событий.
От того, чтобы выбомбить каганат в каменное крошево и вырезать (а концентрационные лагеря изобрели именно англичане, когда воевали с бурами) население и до того, что меня и Юбу будут чествовать в Букингемском дворце и вручат усыпанный бриллиантами орден.
У Англии нет постоянных друзей, у Англии есть постоянные интересы.
Ногайцы — это просто разобщённый народ, который привык воевать, но завтра, когда ситуаций качнётся, они так же и перестанут это делать.
А инквизиторы — фанатики. После некоторого общения со стариком Никосием я был в этом уверен. Прибавим к этому то, что они положили об меня и каганат несколько десятков своих бойцов и даже не удивились.
Фанатик — это человек, который вперился в какую-то идею, будь то религия или то, какой стороной ножа разбивать яйцо, они будут ставить эту идею на вершину своей идеологии.
И их нельзя подкупить, убедить (потому что разумные доводы против них бессильны) или запугать. Поскольку свою «идею» они ценят дороже собственной жизни, то это побеждает страх.
Круто, конечно, но как их победить?
В моем случае я выбивал из-под них статус секретности.
После опубликования десятка разоблачительных материалов я направлю самым одиозным (как покажет практика) журналистам личные дела инквизиторов. Копии, само собой.
И пусть их тоже опубликуют. Родина должна знать своих героев. Так они станут печально знамениты и за ними будут охотиться папарацци.
Они не откажутся от своих идей, но работать тайно уже не смогут. Да и расследование по мне волей-неволей свернут, им будет не до того.
К тому же среди папок с документами есть некоторые, которые сильно разозлят правителей, в том числе и Кречета. То, как беспардонно действовали инквизиторы на его территории, ему не понравится. Станут ли после этого инквизиторы изгоями?
Пребывание в пригороде Будапешта превратилось для меня и моих спутников в первый за много-много дней отпуск.
Они жили в отдельных номерах, каждый в своём, бойко общались с местными девицами, которыми были барышнями вполне пристойной профессии, кухарками и официантками и за эти несколько дней между ними завязались отношения.
Я же познакомился с земляком, русским из Воронежа.
— Здарова, Виктор Саныч.
— И тебе привет, Аркадий Ефимыч. Что привело ко мне? — пилот сидел в дальнем углу заведения и вожделенно созерцал маленькую котлетку с большой рюмкой водки.
— Слушай, среди бесконечных рассуждений Венкеля, я услышал про тебя. Что у твоего «Фторка», самолёта, полетел двигатель.
Виктор покорно кивнул и нетерпеливо посмотрел на водку. Видимо, мой разговор его отвлекал.
— И ждать новый — самое малое четыре недели.
— Слушай, земеля, что за вопросы? — раздражённо заворчал Виктор. — Ну да, поломался, застрял. Мой заказ перехватили пара немцев, так что покупатель меня не покарает. Но сижу без денег и хочу выпить со скуки. Ты против?
— Не против, но пойдём мой аппарат покажу.
Виктор всё-таки подхватил водку и уже на открытом воздухе и возле самолёта всё равно опрокинул рюмку.
— Аркадий Ефимович, я его сто раз видел. Тут все его видели. Самолёт как самолёт, разве что окраска дурацкая.
— Скажи, а ты такой сможешь в воздух поднять?
— Ты сейчас хвалишься? Смогу, конечно. Двигатели мощные, на таких и дурак взлетит. Без обид, ладно?
— Без обид. Я чего спрашиваю? Получается, что ты сидишь в гавани на бобах, такой самолёт поднять сможешь, а мне как раз нужен пилот.
— Я не нанимаюсь на работу.
— А я не ищу постоянного работника. Понимаю, что ты вольный странник. Мне просто нужна разовая помощь, долететь до каганата. А там есть опытный лётчик.
— Ты же сам пилот? — не понял Виктор.
— Ну да, но опыт у меня не очень. Это же я чуть на разбился, пока садился сюда.
— Опыт надо подтянуть, но сел раз, сядешь снова.
— Все так говорят. А я хочел бы нанять тебя, не на работу, нет. Чтобы ты порулил машиной до каганата.
— В один конец?
— Получается, что так.
— А как я от твоего этого… каганата выберусь?
— У меня там бывают пилоты и летают самолеты. Договоримся с тем, чтобы кто-то «подвёз».
— Не бывает. Я про такой аэропорт не слышал.
— Ну, в крайнем случае, я тебя магией переброшу в Кустовой, оттуда есть поезда до Москвы, а дальше куда угодно. Я за всё плачу.
— Ну… Проблем с законами у меня нет, на поезде тысячу лет не ездил, дома не был. Сколько платишь?
— А сколько надо, чтобы ты был рад лететь?
— Две тысячи гони и полетели… только утром, сейчас я планирую выпить.
— Спешки нет, мы пока не летим.
— Чего так?
— Оформление борта идёт. Бюрократия, ещё пара дней. Но ты же никуда не спешишь?
— Сам видишь, куда я полечу? Тогда давай аванс и договорились.
…
Я присматривал за Виктором.
Мы ужинали, вкушали местную кухню, я слушал миллионную историю Венкеля, который ухитрялся никогда не повторяться, я прикидывал, кому мне отправить документы, которых оставалось ещё много, когда мобилет зазвонил.
— Аркадий-джан, ну всё, договорились, оплату отправили, договор с тем чёртовым паяцем подписали.
— Ээээ. Чен-брат, ты?
— А у тебя кто-то ещё выкупает угнанный самолёт?
— Нет, просто слышимость плохая. Так что, он согласен?
— В самолёте есть его личные вещи, в ящике.
— Да, я видел, там какие-то фотографии и одежда.
— Надеюсь, ты ничего не выкидывал, босс?
— С чего бы это? Лежит в кабине, в железном боксе. А что с ними?
— Утром Джованни ди Карло ди Мантичелло прилетит к тебе на самолёте с купчей и документами на самолёт.
— Ого! Жду его с первыми лучами зари с хлебом и солью.
— Не спеши, он сегодня бухает как конь, прилетит как проспится, к вечеру. Мы же уже оплату отправили.
— Сколько вышло?
— Тридцать шесть семьсот пятьдесят, — вздохнул Чен. Видимо, денег ему было жалко.