— Порядок дела будет следующий… Начнём с чего… Есть ходатайства, которые подаются до начала и препятствуют слушанью дела? Стороны?
— Мы хотим вызвать заведующего отделением городской психиатрической больницы.
— Вижу, — хмуро буркнул судья и кивнул кому-то в зале. Там сидел какой-то старый, одетый в халат медик. Рассмотреть я его не мог, сидя спиной к залу, но понимал, что судья его знает лично, причём давно. А этот кивок судьи был просто жестом вежливости.
— Вызовите в процессе, — отмахнулся Лещёв. — Ещё что-то? Сторона ответчика?
— Схожее ходатайство, но также намерены заявить в процессе, — подал голос я.
— Хорошо. Тогда приступим. Порядок такой… Истец иск поддерживает?
— Да, ваша честь. Позвольте началом истории пролить свет на пусть и недолгий, но счастливый брак моей клиентки, безутешной вдовы…
— Стоп. Пашаев? Вы же адвокат? Погодите. Вы сторона истца. Вы иск поддерживаете?
— Ну да, поддерживаю и хочу ска…
— Погодите. Ответчик. Встаньте, стороны ответчика. Вы против иска возражаете?
— Так точно, ваша честь, возражаем, просим отказать, — отчеканил я и остался стоять.
— Воооот, — удовлетворённо кивнул судья. — Теперь можем начинать про этот ваш брак. Порядок же есть, процедура. Всему вас приходится учить… Сторона истца-заявителя, ваше слово. Сторона ответчика, прошу садиться.
Эль Магеррамович своё слово «взял» и долгое время держал.
Надо сказать, что эта сутяжная падла в костюмчике, то есть мой коллега, шуровал по бумажке, где куда подробнее, чем в иске, последовательно громил меня и моего клиента. От этого выступление его была уверенным, нудным и затянутым по времени, но плотным, без перерывов.
Речь его была долгой, и, хотя он старался не дать заскучать залу, некоторые зеваки явно устали его слушать.
Он рассказывал полную эмоциональных подробностей историю про счастливый и доверительный брак Константина Скарабейникова, прежнего главы рода и присутствующей здесь Екатерины Андреевны, нашей дорогой истицы, как она фактически управляла делами рода с полного и безоговорочного согласия супруга, про их благополучие и годы процветания, счастливую, полную умильности и взаимной заботы многочисленной семьи — жизнь.
В ходе рассказа Эль Магеррамович показывал пальцем, демонстрируя суду и залу откормленную и цветущую девушку — сводную сестру моего клиента и уверенно вёл историю к более мрачным фактам, тактично умалчивая, куда делась вторая и что она, в принципе, существует. Не все в их семействе оказались такими глупыми и вздорными, одна из близняшек всё же смекнула, что у истинного главы рода у неё больше шансов в жизни, чем рядом с амбициозной, но чересчур самоуверенной матерью.
Так, по всему выходило, что доверчивая Екатерина Андреевна пригрела на груди змею, вкладывая всю свою чистую душу в гадкого пасынка и перманентно вытирая ему задницу. Докладчик не забыл привести кучу фактов и примеров, порочащих Сергея, из его детства и юности, создавая картину аморального и ленивого типа, который удерживался от каторги только групповыми усилиями всего дружного семейства. Сам же Сергей от таких подробностей периодически то краснел, то бледнел, и я уже начал переживать, что он не удержится и нарушит нашу договорённость о молчании.
Глава 17
К концу адвокат мачехи уже изрядно сгустил краски, рассказывая про тяжёлую и неизлечимую болезнь главы рода Константина, как он мужественно и героически боролся с ней (спустив все финансы семьи в унитаз), как жена и дочка денно и нощно делали всё возможное и невозможное для победы над болезнью, проводя сутки напролёт у постели больного. Однако, в конце концов злая хворь свела всеми любимого, светлого, доброго и всячески положительного Константина в могилу (а вообще Сергей говорил, что батя его был конченный алкаш и тунеядец самого скверного характера).
В ходе болезни само собой только один член семьи срал в тапки делал всё от него зависящее, чтобы усугубить болезнь и даже тайком добавлял больному в лекарства алкоголь!
При этих словах Скарабейников всё-таки не сдержался и многозначительно закряхтел, как заевший при вращении механизм.
Лещёв укоризненно покосился на него, но в этот раз промолчал.
А Эль Магеррамович тем временем рисовал цветастую картину про бедного, несчастного, подло обманутого собственным сыном Константина, уже бездыханного, но с выражением тоски в бездонных глазах, а над его трупом злобно хохочущего малолетнего подонка, который стаскивает с коченеющей родительской длани магическое кольцо.
Честно говоря, даже я знал, что манипуляции с кольцом и становление его «старшим» в роду намного сложнее, чем обрисовал мой оппонент. В тот момент мне просто захотелось заржать в голосину от превышения предельной концентрации театральщины в этой лживой речи, но — опыт. Я сдержался.
— Вопросы стороне истца, — поняв, что Эль Магеррамович свой долгий монолог окончил, подхватил инициативу судья.
— У нас нет вопросов, — подал голос я.
— Совсем? — с неким сомнением посмотрел на меня Лещёв.
— У меня своё ходатайство, хочу поскорее до него добраться. Да и зачем такое высокое искусство портить вопросами?
— Сначала у нас ходатайство, — с шумом опустил свою многостраничную шпаргалку на стол мой оппонент. — А потом уже эта бессмысленная возня моего коллеги.
— Погодите все. Явочная служба, а у вас есть вопросы? Вы участник процесса, так-то.
— Да мы не берёмся судить о семье, мы больше по Изнанке и магии. Короче, вопросов нет.
— Сторона истца, что там у вас?
— Мы просим вызвать в суд в качестве эксперта и приобщить к материалам дела заключение.
— Что за заключение?
— А вот, посмертное психиатрическое заключение о состоянии психического здоровья Константина Скарабейникова и вывод в нём о его невменяемости, — Эль Магеррамович шагнул к столу судьи и вручил толстый, сшитый красной нитью документ.
— Вы выдали стороне ответчика экземпляр заключения?
— Вы знаете, — неловко сжался он, — не было возможности, заключение совсем свежее.
— Да ну? — скептически посмотрел судья. — А на титульной странице датировано, как изготовленное двенадцать дней назад?
Вместо ответа Эль Магеррамович лишь натянуто улыбнулся.
— Сторона ответчика, будете изучать документ?
— Буду, — буркнул я, самому себе напомнив Юрия Деточкина из фильма, который так же отвечал на вопрос, будет ли он пересчитывать огромную сумму в мелких купюрах.
— Требуется ли вам перерыв? — голосом змея-искусителя спросил Лещёв.
Это он намекал, что можно отложить на недельку, с силами собраться, с мыслями.
— Процесс у нас громоздкий… Но, нет, не требуется, чего людей лишний раз собирать, вас отвлекать.
— Ну, было бы предложено, — развёл руками судья и жестом велел секретарю внести в протокол, что я от перерыва отказываюсь.
Пролистал заключение прямо на столе судьи.
Вообще я и так понимал, что купленный за деньги медик написал разгромное развесистое заключение, в котором безапелляционно «заключил», что покойный театральную тумбу бы не отличил от танка, а дворовую собаку путал с сыном, так что его подпись в документе, по которому наследником является Сергей Константинович, стоит не дороже туалетной бумаги.
Эль Магеррамович молодец и выкатил против меня тяжёлую артиллерию. В обычном мире и с обычной семьей на этой стадии мне пришёл бы полный и неотвратимый трындец.
Но мой аргумент был весомее и запрятан значительно глубже.
…
Вызванный в качестве эксперта пожилой медик всячески смущался, но сбивчиво рассказал, щедро посыпая свой рассказ медицинскими терминами, да так, что большую часть времени его никто не понимал, про покойного и его психическое здоровье.
— Можно ли считать, что Константин Скарабейников не был вменяем? — судья упёр взгляд во врача.
— Термин невменяемость не корректен с точки зрения медицины.
— Марат Бахирович, ну вы же знаете, — покачал головой Лещёв, — у нас во всех кодексах так. Именно такой термин. Мы людей не лечим. Вменяем — способен понимать свои действия, окружающее, способен руководить своими действиями.
— Понятно, Демид Фирсович. Помню. Можно сказать, что пациент не был способен корректно оценивать окружающее и себя самого. К сожалению.
— Заносим в протокол. Стороны ответчика, ваше слово.
— Эксперта может перебить только другой эксперт. Другого доктора у меня нет… — встал я.
— То есть вы не оспариваете заключение? — поднял глаза Лещёв.
— Я с ним не согласен, но это моё личное мнение.
— Заносим в протокол. А по психическому здоровью покойного? Ваше мнение, осознавал он? Хотел, чтобы сын был наследником и главой рода?
— Да, именно так я и считаю.
— Обоснуйте.
— У меня один аргумент, это перстень на пальце Сергея. Его нельзя украсть или насильно забрать. Статус патриарха определяется не только и не столько завещательными документами.
— Я вас услышал. Доктор, скажите, а в какие периоды разум покойного был уже не функционален. По датам? И как суду исключить периоды просветления?
Прошло ещё минут десять, прежде чем судья добрался наконец до того, чтобы предоставить слово мне. От начала судебного заседания прошло уже часа полтора, часть зевак клевали носом.
…
— Ходатайствую о привлечении к участию в деле Предка-Покровителя рода Скарабейниковых, собственно Скарабея, — встал и огласил я.
Ходатайство было мной подготовлено письменно, так что я вручил его судье. Лещёв недоумённо потряс головой, словно прогоняя наваждение.
— Обоснование. Начнём с норм права, — голос судьи стал жёстче, потому что я говорил о вещах (даже по меркам правосудия, которое отправляет на десять лет на каторгу) серьёзных.
— Аналогия права. В вольном городе Кустовой в некоторых случаях принято обращаться к законам Российской империи и применять их по аналогии. Статья третья кодекса.
— О каком законе империи вы сейчас говорите?
— Само собой, о статусе дворянских родов.