— Есть образец? Я подделаю подпись их правителя.
— Не понадобится, он и сам подпишет, это в его интересах.
— Странные у Вас дела творятся. Как если бы Вы мне живого Рембрандта привели.
— Искусство должен творить творец, а законы пишут скучные крючкотворы, а цари их только подписывают.
Канцлер задумчиво кивнул.
Вечером я временно пересел с грузовика на свою двухместную машину и поехал к своим двоюродным брату и сестре.
Филипп стоял во дворе и пытался делать гимнастику.
— Это что-то новое!
Он недовольно зыркнул на меня.
— А, Аркадий, заходи. Да вот, говорят, что сейчас в моде спортивные молодые люди.
— Всегда в моде, — я зашёл во двор и присел в одно из уличных кресел. Возле меня немедленно пристроился пятнистый кот, которого я потрепал по гриве. Кот замурчал.
— И, в связи с этим, девушкам нравятся военные, — недовольно продолжил Филипп. — А я человек сугубо гражданский. Что мне теперь, одиноким прожить?
— Тебе тётя Мириам наверняка парочку невест уже нашла.
Филипп на это лишь возмущённо фыркнул, не удостоив меня ответом.
— Постой, — меня озарила догадка. — Тебе нравится конкретная девушка.
— Нравится, — легко согласился он. — Но она мне нравится, а я ей — нет.
— Пробовал пригласить на свидание?
— Пробовал, — вздохнул он. — Но она не может. Занята и всё такое. Вот я и решил.
— А если я тебя с одними ребятами познакомлю, которые тренируются спортивным единоборствам?
Он пару секунд раздумывал над моими словами.
— Она меня засмеют, — он отрицательно тряхнул головой, — Мы с тобой, Аркадий, если говорить объективно, дрыщи доходные. Причем не от слова «доход», а от слова «доходить», то есть помирать.
— Эти не засмеют, — криво улыбнулся я. — Только они китайцы.
— Китайцы? А, ну да, дяди говорили, что ты спутался с азиатами и даже хуже выражались.
— Ты свой расизм попридержи. Тебе нужна хорошая физическая форма и уверенность в себе?
— Нужна. Но если они так хороши, что ж тебя не подтянули? — он пренебрежительно ухмыльнулся.
Мне пришлось встать, стянуть пиджак, потом мой верный и постоянный бронежилет и скинуть рубашку.
Мой двоюродный брат Филипп уважительно присвистнул. Причем удивила его не мускулатура, которая у меня понемногу прорезалась за почти ежедневными (пусть и не изнуряющими) тренировками, а почти зажившие синяки в районе сердца.
В этот момент за моей спиной кашлянули. Это была Иона. Как она ухитрилась подкрасться к нам беззвучно?
— Я сейчас не спрашиваю, почему ты, Аркадий, почти голый. И чем это занимается мой братец. Мне интересно что это у тебя за синяки такое на спине и груди? Зажившие шрамы? Ты что, дерёшься в подворотнях? Скажи откровенно, тебя бьют?
— Я много хожу на охоту.
— От ружья такого не бывает, — отрицательно покачала головой девушка.
— Это не приклад. Некоторые эпизоды пошли не по плану.
— Скажи честно, чуть не погиб?
— Ну, ранения были.
— Следы когтей на этом твоём странном жилете, тоже оттуда?
Следы когтей я получил при защите риелтерского агентства, сейчас они были зашиты, хотя отчетливо видны.
— Ты только никому не рассказывай, но… Да. Туго приходится.
— Значит, ты пошёл по позорному пути зарабатывания через охоту. Семейное проклятие Филиновых, тяготеть к охоте.
— Не позорное. Охота — это благородное занятие, к тому же наш Предок — это охотник. То есть Филиновы буквально потомки охотников.
— Я никогда в таком свете не думала.
Одевшись, подал ей руку.
— Филипп, брат, моё предложение в силе. Единственная опасность, тебя там могут китаянки захомутать.
— Ой, да ладно.
— Я не шучу. И поговорю с их главным… Тренером. Иона, нам надо поговорить.
— О чём? К спорту я совершенно равнодушна.
— Это напрасно, но нет, о твоей работе.
— Я тоже должен это слышать! — возмутился Филипп. — Как старший брат!
— Шутка. Про работу это была шутка. По поводу девушек посоветоваться. Про дела амурные.
— С ней?
— Нет, блин, с тобой, старым девственником! Конечно, с ней, она девушка, Филипп, если ты не заметил! И тебе бы советовал понять, что она не ребёнок давно, а взрослый человек.
— Это бы всем понять, — согласилась Иона.
— Правда про девушек хотел поговорить? Про ту, как её, Пенелопу?
— Что? Нет. Про работу. А Филиппу так сказал, чтобы он отстал.
— Ты же знаешь, у нас в роду предполагается, что девушки получают образование, чтобы потом сидеть с детьми и следить за хозяйством, совмещая это со светской жизнью?
— А не хочешь чуточку денег заработать, делать что-то полезное и сложное?
— А как же брак? — она произнесла это слово примерно, как человек произносит слово «геморрой»
— Со своими деньгами и при возросшей самооценке, ты можешь сама рулить этим процессом, без тёти Мириам. Работа не исключает брак, но так ты сама выберешь себе жениха и пошлёшь его лесом, если тебе что-то не понравится.
— А на кой тебе я? Для работы есть Филипп.
— Ему сосватана государственная должность.
— Ну да, он говорил, что его перевели. Весь из себя важный стал.
— А в коммерцию я хочу затянуть тебя.
— Что за коммерцию?
— Нужно торговать макрами.
— Я не торговец, Аркадий. Мы все не торговцы.
— Спору нет. Но для регистрации на площадке биржи макров нужен русский, и желательно, дворянин. Это ты, вернее фирма, где ты будешь учредителем и директором. А делами буду рулить я и инвесторы.
— Как-то сложно.
— Всё в жизни сложно. Для начала нужно твоё принципиальное согласие.
Распрощавшись с Ионой, всё-таки родственница, которую я и правда не был намерен отпускать в одиночное плавание, набрал Чена.
— Босс, ты так и не подписал документы по прииску.
— Сейчас заеду. Скажи, а ты что-то узнал по самолёту?
— Ну, где Кустовой и где авиация? У нас их нет.
— Говорят, у каких-то купчин на Чёрном рынке есть, у контрабасистов. А вообще, кто-нибудь пробовал провезти в Кустовой самолёт?
— Зачем?
— Потому что это Кустовой. К нам один мужик притащил паровоз из Англии, не то, что самолёт.
— Помню-помню. Не знаю, босс, мы же все не афишируем, кто что… перевозит. Известны только провальные случаи.
— О, а это мысль! Спасибо за идею.
— Аркад Ий! Босс! Ты должен заехать и подписать документы по банку, не умчись со своей идеей куда-то к границам Степи.
— Не бзди, доеду.
…
Однако, раньше, чем я обрался до офиса, поймал по мобилету Ангелину.
— Привет, — промурлыкала она в трубку. — Опять весь в работе?
— Да. И у меня странный вопрос.
— Задавай.
— У нас за последнее время изымали самолёт или ещё какой дельтаплан у контрабандистов?
— За последнее время нет. Нет такой информации, я бы знала. Полтора года назад мы на железной дороге вскрыли контейнеры, а там двигатель. Всё перерыли, в шести контейнерах самолёт, лёгкий одномоторный.
— Что, не нашли, кто провозил? Контрабанда?
— Нашли, конечно. Но им твои услуги на текущий момент не очень-то нужны, они уже год, как на каторге и лет по пять осталось.
— Круто. А где контейнеры те? Продали?
— Аркадий, ты зачем спрашиваешь? Ты же не намылился их украсть?
— Как можно! А кто был следователь?
— Не скажу. А то не только меня на балы станешь водить.
— Не стану. Я тебя ни на кого не променяю. Но мне нужен самолёт.
— Зачем? Что за дурь?
— Не дурь. Мечта, полетать, быть поближе к звёздам.
— Пугаешь ты меня.
— Николай Викторович!
— Иван Иванов!
— А я подрядчиков ищу. Классических. Надо кое-что изъять из чужого владения.
— Таких у нас много. Есть особенности?
— Да, есть. Надо на место украденного поместить муляжи. Чтобы никто не заметил.
— А Вы говорите, подрядчики классические!
Глава 9Склад и крыша
Короба, а это были действительно крупные ящики, на удивление хранились на складе у моего хорошего знакомого управляющего Крюгера, совсем неподалёку от места, где когда-то обитал паровоз Скоморошинского.
Собственно, когда-то именно он мне паровоз и выдал, его даже не смутило, что потом за техникой пришёл собственник, Скоморошинский. У него по документам было, как у кота Матроскина, корова рыжая одна, передана одна, возвращена одна и никакие изменения невозможны, чтобы не нарушать отчётность.
Когда Скоморошинский начал на него бузить, немец решительно выставил его вон (настоящие немцы люди не только формально вежливые, но ещё и жесткие) и вызвал полицию.
Получить самолёт от государственных органов Кустового легально было нельзя, потому что легально самолёт и не существовал. То есть его существование не были тайной, а вот бездокументальное происхождение не позволяло существовать неизвестной контрабанде, как средству передвижения.
Полиция и прокуратура рассматривала вещдоки только как свидетельства совершённого преступления и не видела в них экономической ценности, в отличие, от, например, фискальной службы.
В то же время, фискальная служба умела хранящееся у неё барахло продавать для покрытия налогов и, таким образом, при большом желании такое имущество можно было бы заполучить. Долго и муторно, но можно.
Однако дело по контрабандистам, перевозящим ящики с самолётом в разборе, вела именно прокуратура, так что они поместили вещдоки на хранение.
Всё, что не возвращалось «жертвам», например, украденное или временно взятое на период следствия, нужно было как-то хранить и в отличие от тонких и компактных документов, хранение было вопросом для прокуратуры муторным, не основной задачей и ему не уделялось особого внимания.
Обычно они использовали для этого большой архив в подвале республиканской прокуратуры, но не для крупногабаритных или скоропортящихся предметов.