— Да, в определённой степени.
— А есть другой метод?
— Для начала третья мысль, Я считаю, что Степь — это лоскутное одеяло. Это мысль, вытекающая из второй.
— И?
— Мы не в силах понять сразу всё одеяло. Во всяком случае я не способен. Я не знаю доподлинно менталитета кавказцев, их языки и обычаи, культуру и так далее. То же самое со Степью.
— Мне полегчало, я уж испугался, что наше министерство иностранных дел профукало такого специалиста, — улыбнулся Кречет.
— А министерство иностранных дел и не пытается разобраться с народами Степи. Они предоставлены сами себе, поэтому там такой бардак, — не подержал его шутку я. — У меня есть конкретная концепция, в рамках которой Южная Алы Тау провозгласила конституцию.
— Четвёртая мысль?
— Да, она. Вот мы берём конкретного кагана.
— Юбу?
— Да, так получилось, что это он. И он создаёт своё государство на границе с нами. И остальные каганы и ханы это видят.
— Так…
— И строит железную дорогу, вернее, ему её строят имперцы. У него появляется станция, торговля, денежное обращение на основе рубля, собственный банк. Конфеты и коньяк. И остальные в Степи говорят, а давай посмотрим, что будет?
— И что будет?
— Первый вариант, который предлагают Ваши советники. Русские вводят войска и гоняются за слишком умным каганом по предгорьям. А его чрезмерно инициативного адвоката вешают на сакле или отправляют на каторгу.
Глава 11Визирование
— Такое может произойти, — неохотно согласился император, — Но не само по себе, а если этот Ваш Юба проявит агрессию.
— Дело не в поводе. А в последствиях. Другие лидеры Степи решат, что империя как всегда кровожадна, а эволюция и конституция, вместе со всеми словами с таким же окончанием — это зло. И останутся жить в своей дикости.
— А если этого вообще не произойдёт? Если окажется, что Кречет не кровожадный правитель, алчный до крови соседей? — с лёгкой улыбкой спросил император.
— Тогда нападения устроят англичане. Наверняка. Им не понравится эта тенденция. И раз не нападаем мы, значит это наш сателлит и надо попробовать на нём зубы.
Я намеренно использовал «мы» в переговорах, чтобы подсознательно показать, что нахожусь с императором по одну сторону баррикад и, кажется, этот ход себя оправдывал.
— Оптимистично же Вы, Аркадий, их оцениваете, — усмехнулся Кречет.
— Буду рад ошибиться. Но допустим, что Юба отобьётся от нанятых англичанами соседей. И не сам, а при поддержке казаков и оружия, которое получит в долг от империи.
— И долг потом придётся отдавать, — продолжил мою мысль император.
— Да. И тогда все подумают… М… А дружить с империей не так и плохо! Вы посмотрите на Юбу, он отбился от соседей, у него есть деньги, товары, железная дорога, он богат и здоров.
— Позитивный опыт?
— Да, он. Таким образом, Вы обошлись без вторжений и военных действий, сохранили лицо и создали хороший фундамент для того, чтобы спустя годы и годы интегрировать Южное Алы Тау в состав империи без единого выстрела и сохраняя местную власть элит и потомков Юбы. А также то, что десятки других ханов сравнительно скоро захотят повторить этот положительный опыт.
— Нам тоже нужен самовар, железная дорога, пряник с конфетой, сахар и имперское ружьё, произведённое в Туле? — император задумчиво смотрел в окно. По пруду никто не плавал, только слуга ходил по берегу и что-то бурчал себе под нос. — А как Вы до всего этого додумались, Аркадий?
— Честно говоря, это не я придумал.
— А кто? — спросил император таким нетерпеливым тоном, как если бы был намерен вызвать этого человека «на ковёр», причём очень скоро.
— Древние египтяне.
— Кто⁈
— Древний Египет был первой цивилизацией, окружённой менее развитыми и не всегда дружелюбными народами.
— Да, между пирамид тоже бушевали войны. Например, гиксы, — козырнул Кречет.
— Египет заключал мирные договоры с местными вождями. Одним из условий было то, что сын вождя будет жить в столице Египта.
— Заложник?
— Нет. Его отправляли учиться. И он жил среди египтян годы и годы. Учился, пил пиво, бегал от полицейских патрулей, дружил с египтянами и египтянками. А спустя годы, когда он возвращался в свой родной народ…
— Становился проводником египетских идей — заключил Кречет. — Так же делают англичане, учат сыновей пашей и прочих беев. И этим только помогают грабить колонии и не более того.
— Да, но англичане учат «в англичан», а наши будут учить в наших. Разница менталитетов. Я не даю гарантии, что всё будет ровно и складно, — это я сейчас царю институт Патриса Лумумбы изобретал. — Но сын Юбы, когда выучится в просвещённом культурном Петербурге, вернётся домой и спустя годы станет каганом. Естественный ход вещей. А потом к нему приедет его приятель, с которым они вместе пили водку и играли в карты, прячась от злых преподавателей и скажет: «А давай построим тут завод?», или «Тут прямо нужен военный форт!» или «Я могу продать тебе пулемёт!» или «Давай, я куплю у тебя руду?».
— Англичане придут к нему ещё раньше.
— Придут. Но так значительно более высока вероятность, что он именно нашему человеку скажет — строй свой завод. И плюсом, забацай школу. Знаете, что я дал Южном Алы Тау, кроме конституции, но что никто пока не заметил?
— Что же?
— Язык на основе русского. Письменность, если точнее. И русский, как второй язык в каганате. И я построю школу, а в качестве учебников возьму имперские, которые попросту переведу вместе с тем, что там правильно и грамотно написано про современную политику и историю.
— Культурное влияние?
— Да. К тому же, если обратить внимание, то и сам Юба в юности учился где-то в Омске или Челябинске. Пару лет, но всё же. Пример того, что сотрудничество — вопрос, связанный с культурой.
— Этого в моих донесениях нет, — нахмурился Кречет. — Так что там детская школа?
— И это часть моей идеи «лоскутного одеяла». Учиться по традиции пойдут самые талантливые, которые через годы станут управленцами. Но если глобально, то кто-то должен разобраться с национальным разнообразием народов Степи, чтобы мы перестали воспринимать их как ордынцев. И такой маленький человек, как я, не осилит глобальную задачу. Я потяну только своё Южное Алы Тау.
— Которое размером со Швейцарию?
— Земли у нас обширные, Ваше величество.
Он усмехнулся.
— Ну, допустим некоторые Ваши слова, Аркадий, мне кажутся разумными. Давайте попробуем. Чем император может помочь министру?
— Может, — с готовностью ответил я. — Я подготовил прошение. Вот оно.
Кречет пробежал глазами.
— … Оказать содействие в строительстве нитки железной дороги в каганат, беспошлинной торговле, основанию малого алтайского казачества, подчинённого уральскому, всемерную поддержку в оформлении прав, регистрации, допусках, наследовании… А почему наследования?
— Я под посольство использую бывшее имение Филиновых, которым мой род владел двести лет назад.
— А… Личные мотивы. Не осуждаю, — довольный своей внимательностью, отметил император.
— Могу тогда я попросить наложить визу?
Император достал из стола шикарную ручку словно созданную из единого куска жемчуга и написал твёрдым красивым почерком: «Всем лицам империи и за её пределами, до отмены распоряжения — поддерживаю и ожидаю того же. П. А. Кречет».
…
Несмотря на кажущуюся лёгкость встречи, назад я трясся в машине, тяжело дыша и развалившись в кресле, как после разгрузки вагона с углём.
Баранов посматривал на меня, одновременно контролируя дорогу и вполголоса разговаривая с кем-то по мобилету.
— Аркадий Ефимович, с сожалением сообщаю что обратно Вы полетите на обычном планере.
Он так и сказал планЕр, то есть без «Ё» в произношении и это, наверное, что-то профессиональное, вроде «запасный» на флоте.
— Без проблем. Долго лететь?
— Восемь часов с дозаправкой в Челябинске.
— А можно там меня и оставить? Кое-какие небольшие дела. Тем более что в Кустовом, насколько мне известно, полосы нет. Приходится садиться на поля.
— Приходится? Вы что-то смыслите в авиации?
— Так получилось, что да… Что-то смыслю, — не знал стоит ли говорить, что у меня есть свой, не вполне законно полученный самолёт. — Но у нас в Кустовом пока с этим туговато.
— А мне нравится, — удовлетворённо кивнул Баранов.
— Челябинск? Кустовой?
— Нет, — отмахнулся он. — Я про Вас. Вы с государем общались, я столько людей видел, чтобы после аудиенции задирали нос до средних слоёв атмосферы, разговаривали сквозь зубы и презрительно. И эта печать затмевающего всего величия, которую на них поставила встреча… Я-то ладно, по своей линии отработал и живу дальше, а они своё раздувшееся до космических масштабов эго будут нести по жизни годы и годы. А вы ничего, крепкий, хотя и молодой.
— Я, господин полковник… Не то, чтобы своё место знаю, так говорить было бы не верно, я как раз-таки своё место в жизни ищу. Но, собственно, в ходе встречи… А можно я предположу, что Вы полковник по линии именно министерства обороны, ведь подтверждения или опровержения я не слышал.
— Ну, чего уж там. Да, министерство, а что?
— Так вот, я думаю, что Ваше министерство занималось моей скромной персоной не просто так.
— Поясните, Аркадий.
— Предположу, что было заседание правительства, где обсуждали мою маленькую страну. И мнения там разделились. И Ваш руководитель, Орлов, занял нейтральную позицию. Как нейтральную сторону, ему и поручили доставить меня.
— Вы не так далеки от истины. Скажем, отличие только в том, что явочного заседания не было, была подковёрная возня.
— И вот, — продолжил я, — мне и показалось, что есть вероятность, что по результатам переговоров меня отвезут в Ваше ведомство, где я, как министр иностранных дел, среди прочего подпишу бумагу, под гарантии личной безопасности, и это ещё в лучшем случае, объявлю войну против империи и Ваше ведомство, в качестве ответа на официальный повод проведёт военную операцию, чем закроет мой юридический эксперимент по внедрению конституционной монархии самым кардинальным способом.