ределы своего каганата.
Предполагалось, что когда тому или иному клану становилось тут скучно, он снимался и уходил. Учитывая, что местные знали горы и долины, как свои пять пальцев, идти им было куда. При этом часть потенциальных иных стоянок и хлебных с точки зрения охоты и рыбалки мест имели собственника, то есть клан, который считал эту территорию своей. Туда без разрешения «хозяина» не совались. Но большая часть долин была никому и даром не нужна.
В стойбище Юбы было что-то порядка трёхсот юрт. Ну, пересчитывать я не стал, но порядок такой. В одной юрте мог жить один человек, могла и семья из пятнадцати разного возраста человек, причём не сказать, чтобы они чувствовали себя неуютно из-за тесноты, скорее наоборот, им было тепло, а все бытовые вопросы решались для одного жилища, а не для многих.
Если считать, что в среднем в одной юрте пять человек, но получается, что в лагере обретается полторы тысячи жителей.
Многие юрты были украшены грубо нашитыми символами, примитивный геральдикой. Очень часто встречались те или иные тамги, то есть одиночный сравнительно сложный вензель и изображения зверей. Надо сказать, что среди местных особо почитался волк, медведь, тигр, крупные травоядные и хищные птицы. Это наблюдение навело меня на необходимость вывесить и свою нашивку.
Дальше от центра и по одной-две стояли юрты одиноких охотников, путешественников, представителей других территорий или таких как мы, вовсе чужаков.
Стойбища бывали родовыми, то есть принадлежащими клану, в данном случае это был сам Юба, а бывали «общими», такими, как то стойбище, куда я попал когда-то после вынужденного путешествия по Изнанке.
Хотя полиции как таковой не существовало, в родовых стойбищах порядок обеспечивал хозяйский род и остальные его вынужденно слушали. В «общих» порядка не было, точнее сказать его обеспечивали общими силами. И тут уж как в выражении: «если за проект отвечает больше одного человека, то виноватых в провале не найти».
То есть в общих стойбищах запросто царил бардак и беззаконие.
Здесь была тишина и порядок, можно сказать, первобытная идиллия.
Двойная юрта, то есть две юрты, поставленные так, чтобы смыкаться и иметь проход (увидев такую компоновку я подумал, что тоже такое хочу), принадлежала англичанам и стояла в отдалении от всех.
За юртой паслись три расседланных лошади.
На входе с максимально скучающим видом на самодельном стульчике сидел молодой парнишка-алтаец с копьём, которое он приобнимал и чуть раскачивался, отчего напоминал шального воробья на крупной степной травинке, который раскачивается на ветру.
— Здарова, приятель, — я поздоровался с ним за руку. — Не знаешь, англичане дома?
Цивилизация в целом до этих мест не докатилась. В философском смысле этого слова эту самую цивилизацию катил я и те, кто идут со мной. Но цивилизация — слово абстрактное. Вот курить и пить тут все давно умели, так что я достал пачку сигарет и предложил парнишке парочку.
Он взял сразу три, привстал, разминаясь и указал на юрту.
— А куда они денутся? Сидят внутри, как бобры в хатке, играют в карты, разговаривают не по-русски и попивают джин.
— Можно мне к ним? — дружелюбно спросил я.
Исходя из того, что он явно не англичанин, я предположил, что его наняли в качестве охранника и следить за лошадьми.
Парень сделал неопределённый жест руками, который я посчитал за согласие.
…
— Гуд афте нуун, джентльменс.
Англичане сидели на раскладных креслах, частично закутавшись в шкуры.
— И Вам добрый день.
— О, Вы говорите по-русски.
— Лучше, чем Вы по-английски, — вежливо по тону, но не по содержанию ответил старший из них, чьё лицо было украшено завитыми усами. — Вынужденная мера при работе в Степи.
Этой фразой он сказал очень много, и я мгновенно почувствовал, что словно вступил на поле игры, где сложность повышена кратно и дела творятся серьёзные.
— А чьи интересы представляют уважаемые господа, стесняюсь спросить?
— Нет, не стесняетесь, — язвительно констатировал факт, лишь едва приподняв уголки губ, усатый. — А Вы, собственно, кто?
— Меня зовут Бугуйхан. Представитель Великого кагана.
— Не очень Вы похожи на Бугуйхана, — английский сарказм это нечто, они подкалывают с каменным выражением лица.
— От Вас ничего не скроешь. До недавних пор у меня была фамилия Филинов.
— Девичья фамилия?
— Вроде того.
— Я барон сэр Джесон Форин, а это барон сэр Эдвард Кларк Энелэй.
— Меня зовут Аркадий. Про между прочим, граф. И мне всё же интересно, что делают англичане в нашем скромной стойбище?
— Мы уже отвечали на этот вопрос достопочтенному Юбе.
Это он так меня на хер послал?
— Говорят, что вы претендуете на министерские должности, в частности министра торговли?
— Мистер Аркадий. Как Вам должно быть известно, между Объединённым королевством и Российской империей существует пакт, соглашение, заключённое в Лондоне.
Иностранец произносил Лондон как «Ландон», то есть с безупречным произношением, но больше пугало то, как он уверенно шпарил на русском.
— В силу профессии — известно.
Мне не предложили сесть, поэтому я пододвинул к себе походный сундук и уселся на него сам.
— Тогда Вы знаете и то, что сферы интересов между странами поделены следующим образом. России — Сибирь, Британской короне — Индия.
— И Вам что, показалось, что тут прямо Индия? Вы здорово заплутали, господа хорошие.
— Мы знаем, где находимся, — холодно прокомментировал мои слова Энелэй.
— Мой коллега прав, — подхватил его слова Форин. — Мы осведомлены о географии, что так же означает, что эта территория нейтральна.
— Хрен там плавал. А знаете почему?
— Ну, попробуйте просветить нас, мистер Аркадий.
— А потому что я не представляю интересы империи. Я гражданин Кустовской вольной республики и подданный Юбы. И у нас тут вовсе не территория. То есть Вы сейчас рассуждаете о моей стране, конституционной монархии Южный Алы Тау как об объекте, куске пирога, который с кем-то делите.
— Вы же русский?
— До недавних пор меня считали молдаванином, цыганом и даже негром. Моя национальность Вас не касается. Я же не спрашиваю, откуда такой загар у сэра Энелэя?
Англичане побагровели.
Мистер Энелэй явно был не совсем коренной британец, уж больно у него тёмный оттенок кожи. Для Степи, интернациональной по своей природе, это не имело значения, но не подколоть его я не мог.
— Итак, буду считать, что вы проводники британских интересов, так будет честнее. У нас, у алтайцев, принято спрашивать, с добрыми или злыми намерениями вы явились в наш дом?
— Вообще-то это Вы в нашей юрте, — фыркнул Энелэй.
— Это была глупая реплика, — отмахнулся я и перевёл взгляд на усача.
— А каков Ваш статус, мистер Аркадий, чтобы запрашивать о наших намерениях.
— Например, я посол каганата в городе Кустовой.
— Ну так и шли бы Вы… В смысле, а почему Вы тогда не там, не в Кустовом? А тут, пристаёте к честным английским подданным.
— А ещё я министр иностранных дел каганата, — не меняя выражения лица, продолжил я. — И отвечаю за всё международное в его степенной традиционной жизни. Вот вы, например, международный элемент.
Я с трудом сдержался чтобы добавить «враждебный».
— Получается, вы в прямой сфере моих интересов. Вот я и спрашиваю, ну, чтобы отбросить домыслы и предположения. Чего вы сюда пришли и насколько вы дружелюбны или напротив, враждебны.
— А мы не скрываем, мы пришли с миром, конечно, — он продемонстрировал открытые ладони.
— А министерский пост, про который вы говорили с каганом, он вам для развития торговли, развития промышленности в каганате?
— Конечно, к обоюдной выгоде английской стороне и мистера Юбы, Вашего патрона, начальника, — заулыбался во все тридцать два Форин.
Я кивнул. Это можно было бы перевести на человеческий как — «мы будем вывозить полезные ископаемые и сырьё за гроши, зато задаривать подарками Вашего правителя, а его сына пристроим учиться в свой Принстон чтобы он стал проводником наших интересов, а государственный бюджет Вашей страны получит хрен на постном масле».
Эдакая колониальная политика при формальном отсутствии статуса колонии. А ещё не думаю, что это понравится старому церберу Шпренгеру.
— А есть какие-то уже идеи, проекты, планы по предприятиям?
— Мы пока не готовы это обсуждать.
О как. Или что-то знаем, но вам не скажем, или ни хрена пока не подобрали, но столбимся тут на всякий случай.
— Я вас услышал, господа иностранцы. Если вам что-то понадобится, то с другой стороны стойбища есть юрта, которую условно можно назвать моей резиденцией, там мой помощник, зовут Олег. Можете общаться с ним, сообщать и так далее.
…
Когда я вошёл в юрту, то обнаружил что Олег уже отрубился и спит, а Тайлер в одиночку варит кашу и попивает коньяк.
— Тайлер.
— Ась.
— Тебе будет важное политическое задание. По твоему профилю.
— Произошло убийство?
— Нет, пока никого не убили, но вот что… Тайлер, если придут англичане, надо их напоить, а ещё лучше споить, чтобы натурально ушли в запой. Алкодиверсия.
— Это я могу, босс, это мне по силам, откажусь от такого ответственного задания едва ли. Другое дело, что ресурсов для такого важного задания маловато.
Посчитал. Мда, бутылок уже восемь, точнее восемь непочатых, ещё одна пустая и что-то там детектив прихлёбывает.
— Понял, вывезу запасы из дома с ёлкой и аппарат.
— Только аппарат.
— А запасы что, бросим?
— Ну какие запасы, босс, ну Вы смеётесь, что ли? Там было то слёзы как мало, я всё уже прикончил давно. Не надо вспоминать про ту пару бутылок.
Я подавился кашлем. По моим ощущениям там было поить взвод кавалеристов всю зиму, но — ему виднее.
— Ладно. Скоро будет каша? Я бы поел и спать.
— Мисок нет.
Я вздохнул, активировал Шило и смотался в свою пещеру, чтобы пожертвовать Тайлеру и Олегу свои миски, тарелки, ложки.