«Кажется, все находится на своих местах», — удовлетворенно подумал незнакомец и, вытащив из-за пазухи револьвер, положил его под подушку. Хотел прилечь, но не успел он склонить на подушку голову, как послышался требовательный стук, который доносился из шкафа.
«Да, теперь отдохнуть уже ни за что не удастся», — с сожалением подумал он, неохотно вставая.
Открыв дверцу шкафа, незнакомец отодвинул защелку, закрывающую потайную дверь, ведущую в соседний номер.
— Здравствуйте, товарищ Агабек! — приветствовал хозяина комнаты вышедший из шкафа резидент ОГПУ в Бухарской республике Лацис, работающий под прикрытием. Это был пожилой человек среднего роста, широкоплечий, с упрямым бритым квадратным подбородком, с торчащими ежиком седеющими волосами, придающими лицу выражение неудовлетворенности.
— Здравствуйте, товарищ Лацис, — без особого энтузиазма в голосе сказал Агабек.
— Я вижу, вы недовольны тем, что я потревожил вас в час обеденного отдыха. Но ничего не поделаешь. Как только я увидел, что вы вошли в гостиницу, я тут же решил, не откладывая в долгий ящик, узнать у вас о том, как прошла встреча.
— Никак, — раздраженно сказал Агабек. — Я не успел обменяться со своим агентом и двумя словами, как за мной увязались двое в кожанках. Пришлось уходить. Вот только что добрался до кровати и хотел отдохнуть.
— Отдыхать после победы мировой революции будем! — торжественно, словно на параде, объявил Лацис, дружески похлопав Агабека по плечу. — Возвращаясь к нашему разговору, я хотел бы уточнить, может быть, вам показалось, что люди в кожанках сели вам на хвост.
— Нет. Я уверен в этом. Скорее всего, мой агент уже был под колпаком у секретной службы Бухарской республики, и местные агенты просто отслеживали все его контакты. Так что вольно или невольно он навел их на меня.
— С чего вы взяли, что это люди из секретной службы?
— По манере поведения и, конечно же, по кожанкам, которые им недавно, по просьбе совета назиров, выдали из московских запасов ОГПУ.
— Ах да, — хлопнул себя по лбу Лацис, — я же сам ходатайствовал перед Феликсом Эдмундовичем о выделении местным пинкертонам кожаной амуниции… Погоня, устроенная за вами, наводит на невеселые размышления, — задумчиво добавил он. — По имеющейся у меня и пока что непроверенной информации, в Бухаре осуществляется тайная подготовка к перевороту, направленному на создание в пределах Восточной Бухары самостоятельного эмирата. То, что это уже в течение нескольких лет бывший бухарский эмир, который направляет разбойничью деятельность басмачей, спит и видит, мы знаем. А вот то, что сторонниками создания этого эмирата являются высшие чины не только правительства Бухарской республики, но и Совета народных вазиров, я узнал совсем недавно. И то, что на наших агентов со стороны бухарской секретной службы началась настоящая охота, еще раз доказывает, что заговор зреет на самом высоком уровне. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, уже в ближайшее время вам необходимо взять в разработку все, что связано с подготовкой контрреволюционного заговора. Начните с факта нападения на вас в поезде. Уточните — случайный это прокол агента или предательство?
— Но как это сделать? У меня нет надежных людей ни в правительстве, ни тем более в секретной службе.
— Я постараюсь вам помочь, — пообещал Лацис.
— Вы хотите дать мне в помощь людей?
— Нет! На это и не рассчитывайте. Здесь у нас не так много людей, чтобы ими разбрасываться. Каждый должен тянуть свою лямку, — категорически заявил Лацис и, хитро улыбнувшись, добавил: — Я дам вам прекрасную наводку. И только лично от вас будет зависеть, воспользуетесь вы ей в этом деле или нет. Приказать вам я не могу, да и не хочу.
— Я весь внимание, — заинтересовался Агабек.
— Вчера, возвращаясь на поезде из Новой Бухары, в вагоне я услышал разговор двух мужчин и женщины, которые оживленно обсуждали вопросы предстоящего всебухарского курултая. Прислушавшись, я заметил, что разговор ведет женщина, мужчины лишь поддакивали или делали незначительные замечания. Большого ума не надо, чтобы догадаться, о том, что, по всей видимости, женщина эта работает в Совете народных вазиров. И работает не простой машинисткой, а, судя по информированности и знанию имен некоторых бухарских руководителей, состоит на руководящей работе. Не знаю почему, но мне подумалось, что эта неординарная особа обязательно должна быть красавицей. И вы знаете, я не ошибся. В Бухаре, выйдя на перрон, я дождался, когда из вагона выйдут мои болтливые попутчики. Двое мужчин в полувоенных френчах ничего интересного собой не представляли. Только молодая женщина, вышедшая вслед за ними, своей стройной фигурой, точеными ножками, а особенно смуглым, тонким личиком, окаймленным густыми иссиня-черными кудряшками, а особенно жгучий взгляд ее черных словно смоль глаз вызывали восхищение не только у меня, но и у многих, столпившихся на перроне мужчин, которые, глядя ей в след, восхищенно цокали языками.
— А вы, случайно, не узнали, кто это?
— Нет. Я только имя ее услышал. Соломея ее зовут. И еще. Из разговора я понял, что она частенько путешествует в Новую Бухару на утреннем поезде. Ну вот, это, кажется, все, что я знаю об этой дамочке.
— Вы с таким увлечением о ней рассказывали, у меня невольно создалось впечатление, что вы к ней явно неравнодушны.
— Только в рамках нашего общего дела, — сконфузился Лацис, который слыл среди чекистов ярым женоненавистником.
На следующий день Агабек поставил своим людям задачу разузнать о красавице Соломее, работающей в Совете народных вазиров, как можно больше. Каково же было его удивление, когда один из агентов сообщил, что Соломея Яковлевна Либерзон была невестой адъютанта военного министра — Садвакасова. Из других источников стало известно, что Садвакасов является новым руководителем секретной службы Совета народных вазиров, а Соломея работает помощником комиссара по военным делам. Такого оборота не ожидал никто.
Лацис, выслушав доклад Агабека, воскликнул:
— Вот это удача!
— Ну, до удачи еще далеко, — возразил Агабек. — У меня пока что по отношению к Соломее нет ни одной зацепки.
— Не может быть, чтобы такая красавица не шиковала. Судя по одежде, она одевается в самых дорогих дуканах Бухары.
— Но у меня нет агентуры среди купеческой братии, — с сожалением произнес Агабек.
— Я помогу побольше разузнать о ней по своим каналам, — пообещал Лацис.
Через три дня, во время очередной встречи, резидент радостно сообщил:
— Эта Соломея еще та штучка. За последние полгода она задолжала купцу Али-хану за свои туалеты больше четырех миллионов бухарских тенге. И это при том, что сама она, работая в Совете, получает всего триста тысяч в месяц.
— Это уже что-то, — удовлетворенно сказал Агабек. — Я думаю, что этот факт надо использовать в полной мере. Но для этого Соломею необходимо немного припугнуть. Было бы прекрасно, если бы это сделал сам купец.
— Мой агент уже намекнул Али-хану, что Соломея, возможно, скоро покинет Бухару и тогда он может лишиться этих денег, — сказал Лацис.
— Тогда ее уже пора брать, пока тепленькая, — решительно сказал Агабек. — Завтра же и займусь ей лично!
Глава V. Бухара. Апрель, 1924 год
Приодевшись по последней бухарской моде в лаковые штиблеты, стального цвета брюки-галифе, белоснежную косоворотку и серый парусиновый пиджак, Агабек в поисках очаровательной незнакомки устроился в станционном буфете, у выхода на перрон. Внимательно вглядываясь в толпу, спешащую на утренний поезд, он, по давней своей привычке, находил в толпе наиболее любопытные лица, пытаясь угадать по мине, застывшей на лице, о чем снующие мимо него люди думают. Агабек считал себя неплохим физиономистом. Работая с агентурой, он частенько убеждался в этом. Намечая себе очередной объект для вербовки, он старался узнать о нем как можно больше, и не только анкетные данные, но и мельчайшие подробности его жизни, влияющие на его характер, поступки и интересы. Особое внимание он уделял проблемам и неисполненным желаниям. Владея этой информацией, он, как правило, выстраивал четкую систему мер воздействия на человека, на его болевые и сладострастные точки.
Задумавшись, Агабек чуть было не пропустил томный взгляд черноглазой красавицы, случайно брошенный из-под длинных ресниц.
«Так это же она! — возбужденно подумал Агабек, вспомнив рассказ Лациса. — Конечно, это же она!»
Не показывая виду, что женщина его интересует, Агабек последовал за ней. Сначала он хотел, пробравшись первым в вагон, предложить ей при посадке свою руку, но тут же от этой джентльменской идеи отказался.
«Это будет слишком навязчиво», — подумал он и, когда на перрон подали железнодорожный состав, спокойно, следуя в отдалении от своего объекта, разместился на крайней, отполированной до блеска деревянной скамье. Вскоре поезд тронулся, и за окном замелькали серые стены и голубые купола многочисленных медресе и мечетей. За городом, на бескрайних полях уже вовсю кипела работа. Одни дехкане с помощью буйволов, деревянными сохами пахали, как в древние времена, землю, другие сучковатыми бревнами боронили ее, третьи чем-то засевали вспаханные пашни.
«Ну прямо настоящая сельская идиллия, — подумал Агабек. — Даже не верится, что вокруг вот уже который год идет борьба не на жизнь, а на смерть».
Неожиданный женский вскрик оторвал Агабека от витавших вдалеке от реальной действительности мыслей.
— Ой! Мою сумочку украли!
Резво вскочив, он увидел, как, расталкивая локтями пассажиров, к межвагонной двери бежит крепкий детина выше среднего роста, в рваном халате, накинутом на голое тело, и прохудившихся чувяках. Пассажиры испуганно расступались при его приближении. Оборванец имел такой, поистине разбойничий вид, что никто не решался стать у него на пути.
Поравнявшись с крайней скамейкой, он уже намеревался улизнуть в дверь, когда Агабек резко подсек его подножкой. Тот грузно рухнул в проходе, выпустив сумочку из рук. Агабек, повернувшись спиной к поверженному вору, поднял сумочку и стал искать глазами ее владелицу. В середине вагона, в проходе между скамьями, стояла перепуганная женщина, по описанию Лациса похожая на Соломею. Силясь что-то сказать, она вместо этого безмолвно хватала открытым маленьким ротиком воздух.