Курбатов недобро усмехнулся.
— Не такие уж вы беспомощные. Мне рассказывали, что у вас на допросе и мертвые говорят.
Артемьев махнул рукой.
— Белогвардейская брехня. Пытки и все такое прочее. Не верьте, Курбатов. Что могут дать пытки при дознании? Нам нужно знать правду, добраться до истины. Под пытками человек будет говорить все, что от него захочет следователь. А следователь даже и не ведает, что спрашивать... Пытка — это гибель для следствия, это потеря следа и правды!
— Английская точка зрения на дознание...
— Я не настолько образован, чтобы знать, какая это точка зрения! Знаю, что не от русских жандармов она пришла и не от белогвардейских офицеров, которые на допросах засекают шомполами наших пленных!
Курбатов наметился было возразить, но Артемьев перебил его:
— Не спешите. И про шомпола я вам докажу!
Вернемся к делу. Арестовывать Тункина было рано. Я прошел в притон, сел рядом с Тункиным, поставил штоф спирта, подпоил его, и он мне все выложил. Я спросил, сколько ему назначили за выстрел. Он назвал сумму. Я надоумил его, что он, наверное, обманут своими. И знаете, что он сделал? Тут же помчался к Шеврову и раскрыл нам его явку.
— Провокация?
— Нет, Курбатов! — воскликнул Дзержинский.— Провокация — это выстрел из-за угла. А это работа. И, я вам доложу, отличная работа!
Артемьев начертил на бумаге еще один кружок и вписал в него: «Шевров». От первого кружка ко второму прочертил пунктирную линию.
— Теперь нам полегчало! Есть и второй... Уже и на допросе можно сопоставить показания. Тункин мне назвал фамилию и личность определил. Шевровы в Можайске держали бакалейную торговлю...
— Так он из купцов? — как бы с облегчением воскликнул Курбатов.
Артемьев понял, чему вдруг обрадовался Курбатов: все еще ищет доказательств, все еще не хочет верить в жандарма.
Артемьев пожал плечами.
— Из купцов, но это ничего не меняет. Его папенька, купец не из последних, был черносотенцем. Участвовал и даже организовывал еврейские погромы. Пограбил, еще богаче стал. А сынок, многих он на каторгу спровадил и под виселицу подвел.
Курбатов пожал плечами, но равнодушия изобразить ему не удалось. Его увлекли загадки Артемьева.
— Тункин к нему пришел! После такого визита Шевров должен был тут же сняться с места! А там у них скандал! Тункин требовал денег и грозился оружием. Шевров выбил у него из рук пистолет, драка пошла. Я и вошел в эту минуту к ним. Войти было не секрет. Объясняться было трудновато.
Артемьев умолк. Расчетливо подводил он к этому моменту. Теперь должен последовать вопрос Курбатова, очень важный вопрос для дальнейших целей.
Секунду-вторую длилась пауза. И Курбатов задал тот самый вопрос, который был необходим Артемьеву.
— Вы, надеюсь, представились, когда вошли к ним? Назвались, предъявили мандат?
— Назвался и предъявил мандат...
— И полномочия на арест?
Тонкая минутка. Но если иметь все же дальние цели на Курбатова, сочинительством заниматься нельзя. Только правдой можно обходиться с этим человеком. Но в спасительную простотцу сыграть все же необходимо.
— У меня и не было полномочий на арест. И арест был бы преждевременным. Я прикинулся их сторонником. Дело Шеврова: верить или не верить, что к нему за подмогой прибежал чекист. Он сделал вид, что поверил...
— А может быть, и правда поверил? Вы могли убедительно сыграть свою роль.
Артемьев засмеялся и отрицательно покачал головой.
— Нет! Он не поверил... Он просто решил, что может от меня откупиться, сообщив ваш адрес. Он и адрес мне дал на Козихинский и пароль... Продал, короче, вас, Курбатов!
Артемьев написал на листке бумаги: «Курбатов» и обвел написанное кружочком. Подвинул лист бумаги Курбатову.
— Вот и вся ваша группа.». Как вы полагаете, Курбатов, все на этом и заканчивается?
Курбатов не отвечал, «Продан, продан!» — билось у него предположение, и горько ему было и стыдно.
Артемьев повторил вопрос, несколько его расширив.
Он постучал пальцем по листу бумаги и спросил:
— Как вы полагаете, Курбатов, можем мы на этих трех точках оборвать расследование?
Курбатов подвинул к себе лист бумаги, поднял глаза на Артемьева.
— Это уже вопрос дознания... Я сказал вам, что не буду отвечать на такие вопросы.
— Я вам еще таких вопросов не ставлю, Курбатов. И наверное, вам их и бессмысленно ставить! Вы ничего не знаете, вы были исполнителем воли Шеврова. Мы Шеврову будем ставить такие вопросы...
Дзержинский вернулся к столу. Слегка прищурившись, взглянул на Курбатова.
— Теперь вам ясно, какое вы имеете отношение к Тункину?
Курбатов промолчал.
— Как это увязывается с именем, которое вы носите?
— Никак! — выдавил из себя Курбатов.
— Что же нам теперь делать?
— Я просил вас о милости!
Дзержинский отмахнулся.
— Это самое простое! А как же быть с Россией, за которую вы решили бороться?
— Как же я теперь могу за нее бороться?
— Я убежден, что вы хотите своей отчизне добра... Вы просто не нашли себя в этой борьбе. Какое мы должны вместе с вами принять решение? Хотите, я при вас спрошу, как я должен поступить с правнуком декабриста, у Ленина?
— У Ленина? — удивленно переспросил Курбатов.
— Да! Я ему должен доложить о результатах расследования вашего дела.
Дзержинский снял трубку с телефонного аппарата, попросил его соединить с Лениным.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — начал он. — Я готов выполнить вашу просьбу. Террористическая группа, о которой я вам вчера докладывал, обезврежена. Остается разрешить некоторые наши интересы. Произошла досадная случайность, Владимир Ильич! Замешанным в группе оказался правнук одного из декабристов.
Дзержинский умолк. Видимо, его перебил Ленин.
— Да, это установлено, Владимир Ильич. Правнук Курбатова. Он носит ту же фамилию. Да, да! Он сын генерала...
Ленин опять о чем-то спросил Дзержинского. Дзержинский ответил:
— По неразумению, Владимир Ильич! Он сам не знал, куда его вовлекли. Я предлагаю оставить деятельность Курбатова без последствий. Не было никакой деятельности!
После паузы Дзержинский закончил разговор:
— Спасибо за совет, Владимир Ильич!
Дзержинский положил трубку.
— Все разрешилось, Владислав Павлович! Владимир Ильич согласился с моим предложением. Вы свободны!
Курбатов встал.
— То есть как я свободен!
— Вы свободны! Это значит, что вы можете располагать самим собой, как вам это будет угодно!
— Не означает ли это, что я сейчас могу уйти?
— Можете уйти! Я же сказал, что вы свободны…
Курбатов недоверчиво покосился на Артемьева.
Артемьев посмеивался в усы.
Курбатов пожал плечами, направился к вешалке.
Артемьев принялся складывать бумаги в папку.
У вешалки Курбатов остановился. Секунду помедлил и вдруг вернулся к столу.
— Я не могу так уйти!
— Почему же? — спросил Дзержинский.
— С кем сегодня был бы мой отец?
Дзержинский задумался.
— Это очень трудный вопрос, Владислав Павлович! Он был патриотом России, он был талантливым военачальником. Это все, что я о нем знаю... Тот, кому воистину дорога Россия, не станет ее по клочкам распродавать европейским авантюристам. Брусилов с нами... Царский генерал и даже очень высокого ранга и не чета по таланту всяким там колчакам и Деникиным!
— Я буду стрелять в тех, кто против России!
— Как мне вас понимать?
— Я хочу быть с вами...
Дзержинский остановил Курбатова.
— Как это совместить с тем, что вы думали еще вчера? Не поспешно ли вы приняли решение?
— Слова! Что скажешь словами...
— Какую же вы думаете защищать Россию?
— Россию, о которой мечтал мой прадед! Именно об этой России и я думал... но я не знал, кто с ней и кто против нее.
— Хорошо! Я буду просить о зачислении вас в Красную Армию.
Курбатов указал на листок бумаги с карандашными кружочками и схемой, нанесенными Артемьевым.
— У вас здесь неполная схема... Я готов ее дополнить. Правда, я мало что знаю...
Артемьев положил руку на плечо Курбатову.
— В нашем деле, Владислав Павлович, никогда заранее не определишь, что окажется малым, а что большим. Если на то ваша добрая воля, мы можем потолковать...
...Артемьев после долгой беседы с Курбатовым, когда они вместе просмотрели всю его жизнь, пошел на доклад к Дзержинскому. Дзержинский тут же вызвал Дубровина и устроил маленькое совещание.
Курбатов остался в приемной председателя ВЧК.
Артемьев порывался докладывать, но Дзержинский его остановил.
— Вижу, вижу, что ваш подопечный меняет свои взгляды. Так оно и должно было быть. Мы в наследство получили человеческий материал, не всегда готовый к решению наших задач. Наше дело обработать этот материал, донести до каждого цели пролетарской революции... Я хотел бы посоветоваться с вами об одном варианте, связанном с Курбатовым. Невольно мы получаем возможность...
Дзержинский сделал паузу, словно бы еще раз про себя продумывая свое предложение.
— Нет! — сказал он. — Не будем торопиться... Я просил навести кое-какие справки. Курбатов правнук декабриста, отец его боевой генерал, погиб в Порт-Артуре. Генерал боевой, по нашим справкам никогда не числился в махровых реакционерах. Семья не из богатых, но мать Курбатова... Вот здесь начинается удивительная история. По нашим справкам, она полька из старинного аристократического рода, из рода польских Радзивиллов. Это княжеская семья. Она, правда, не от основной, не от главной ветви, но род Радзивиллов в Польше — это видные люди... Она жива, сейчас в Петрограде. Я полагаю, что все связи с ее родней у нее оборваны...
Об этом нам подробнее расскажет сам Курбатов. Это уточним! Не напрашивается ли в этой ситуации нечто иное, чем служба Курбатова рядовым бойцом в Красной Армии? Для нас, для наших задач?