Эти слова принадлежали деду Хосе. Мальчик только повторил их.
Гаспар как будто не обратил внимания на то, что сказал мальчик.
— Теперь слушай меня, — заговорил он. — Видишь этот нож? Он скажет последнее слово, если ты проболтаешься!
Хосе с почтением взглянул на нож.
— Хороший нож, большой, как настоящий мачете, — похвалил мальчик. — Подарил бы его лучше мне…
— Я не умею шутить, малыш!
Хосе позволил себе рассердиться:
— Я тебе верю, а ты мне нет… Ты, Гаспар, громче всех кричишь на митингах, значит, ты самый верный человек в отряде… Про лодку я уже забыл и думать. Разве я не понимаю, что ты только исполнял приказ командира, встречая ее? При чем же тут Хосе?
По-видимому, Гаспар чуточку успокоился. Бросив на песок только что начатую пачку сигарет, он проворчал:
— Получай!
Хосе, следя глазами за удалявшейся фигурой Гаспара, подумал: «Если оглянется хоть разок, значит, он предатель».
Гаспар оглянулся.
В сумерках, как и обещал командир, пришла смена. Смуглый и курчавый Коно был самый низкорослый среди бородатых повстанцев.
— У тебя сигареты! — обрадовался он, заметив в руках Хосе пачку. — Отдай их мне!
— Нет, — заупрямился мальчик. — На посту не положено курить. Непременно себя выдашь.
Коно сделал отчаянную попытку силой овладеть пачкой, но у Хосе быстрые ноги. Отбежав на некоторое расстояние, мальчик громко засмеялся.
— Неужели во всем отряде не нашлось более видного повстанца? — спросил он. — Тебя же совестно показывать океану!
Коно только пригрозил ему кулаком.
Повар, раздобрившись, угостил мальчика кашей, даже не пожалел для него кружку сладкого кофе. К Хосе подсел Гаспар. «Теперь он не оставит меня в покое, ни за что не удастся предупредить командира», — вздохнул мальчик.
Так и случилось. После ужина Гаспар прилег рядом с Хосе. «Боится, предатель!» — думалось мальчику. Хосе не спал всю ночь, Гаспар тоже. Так они и лежали с открытыми глазами, не доверяя друг другу и боясь короткой южной ночи.
Утром, как и накануне, командир вызвал Хосе к себе. В самую последнюю минуту Гаспар, повернув мальчика лицом к себе, прошептал:
— Трижды помни о ноже!
Хосе понимающе кивнул головой. А войдя в штаб, который размещался в хижине, спокойно произнес:
— Доброе утро, мой командир!
— Доброе утро, Хосе! — заговорил командир. — Ночью Коно пришлось туго. Его спасло оружие. И смекалка. На рассвете я сам видел на песке следы ботинок… Что бы это значило? Ты вчера ничего особенного не заметил?
Хосе с облегчением подумал: «Хорошо, что я не отдал Коно сигарет. Это я спас ему жизнь!»
— Гаспар — предатель! — сказал Хосе. Теперь мальчик не любовался золотистой бородой командира, а смотрел в его черные как ночь, холодные глаза.
Командир, изменившись в лице, тихо спросил:
— Известно ли тебе, мой мальчик, какое тяжкое слово ты только что произнес?
— Да, мой командир!
— Рассказывай! Я тебя слушаю.
Выслушав рассказ Хосе о вчерашнем дне, командир неожиданно спросил:
— Умеешь ли ты стрелять, мой мальчик?
— Да, мой командир.
— Не дрогнет ли твоя рука, если придется целиться в грудь предателя?
— Нет, мой командир.
Бородатый человек порывисто поднялся и обнял Хосе.
— Тебе еще рано стрелять в человека, — сказал он с какой-то суровой лаской. — Приговор исполню я сам. А ты, Хосе, ступай на свой пост. И сторожи океан.
Хосе шел навстречу океану и с грустью думал: трудно человеку без бороды. Без нее нет настоящего солдатского счастья. Ему ничего от жизни не надо, кроме бороды, которую можно отращивать до самого освобождения Гаваны! Бороду, хоть какую-нибудь!
Маленький адъютант
— Дай!
— Не дам!
— Ну дай же!
— Сказано, нет!
Заядлый курильщик Коно с утра выпрашивает сигареты. Хотя бы одну. Но Хосе, то ли озоруя, то ли рассердившись на него, отказывался уступить сигарету, хотя бы одну.
А повар Клаудио, которого командир Максимо оставил за старшего, не вмешивался в их спор. «Два повстанца как-нибудь поладят, — думал он. — На то они и товарищи по оружию».
Часа три назад, когда еще трудно было отличить вершины гор от очертаний туч, двадцать три бородача — барбудоса во главе с командиром Максимо начали свой поход в долину.
В лагере, почти на самой круче, остались трое: Клаудио (потому что он повар), Коно (потому что накануне был ранен в кисть руки) и маленький Хосе.
— Три повстанца — большая сила! — сказал командир Максимо, строго-настрого приказав Клаудио, как старшему, всеми силами оборонять повстанческий лагерь, если кто-нибудь в их отсутствие вздумает его атаковать. А это всегда может случиться на войне. — В полдень мы вернемся, — добавил Максимо. — И к этому же времени сюда должен прибыть Фидель…
— Сам Фидель? — невольно переходя на шепот, спросил Клаудио.
— Да, сам Фидель… Не уступай высоту никому, даже самому апостолу…
— Есть не отдавать гору никому, даже самому апостолу!
Ни малыш Хосе, ни Коно, этот бородатый ребенок, не слышали приказа командира, — вот почему они были так беззаботны и завели спор из-за пустяков.
Когда со стороны моря подул сильный ветер и солнце разогнало туман, Клаудио немного успокоился. Видимость улучшилась, и намного уменьшилась опасность внезапного налета.
Повар сидел за безобразно искривленным стволом цейбы, обладающей магической силой — это же известно любой старушке, — внимательно следил за лощиной, откуда можно было ожидать нападения. В то же время он следил за котлом. В нем сегодня варился самый жирный за всю историю отряда суп.
Клаудио не опасался за тыл: все хребты Сьерра-Маэстры были в руках повстанцев.
Иногда он еще поглядывал на небо. И вовсе не потому, что ожидал появления апостола, а потому, что очень уж не нравились ему тучи. Если грянет турбанада — страшный ливень с безумными грозами, нечего ждать добра тем, кто живет под открытым небом.
Клаудио не вмешивался в перебранку, которую затеяли из-за сигареты Коно и Хосе, но внимательно следил за ее ходом. «Черт возьми! — думал он. — Мужчина должен постоять за себя, даже не пуская в ход кривой нож или винтовку… Из Хосе выйдет настоящий мужчина. Он, кроме того, сын отряда…»
— Дело, как я вижу, кончится тем, что я отберу у тебя всю пачку, — пригрозил Коно.
На всякий случай чуть отодвинувшись от него, Хосе продолжал его дразнить:
— Черта с два! У тебя же не действует одна рука! Не так-то легко расстаться со своим имуществом, целой пачкой, в которой не хватало только двух сигарет…
Эта пачка — единственное его богатство, если, конечно, не считать залатанных штанишек, в которых он прибыл в отряд, и большой шляпы, добытой им в последнем бою. А все остальное: алюминиевая ложка, карабин, две мальчишеские проворные руки и смышленая, полная фантазий голова, — короче говоря, все, что он имел, принадлежало не ему самому, а революции.
— Ты что-то нынче не экономишь ни на мясе, ни на рисе, — обратился Хосе к повару. — Может быть, ты объяснишь, почему? Если, конечно, это не военная тайна.
— Никакой тайны тут, малыш, нет, — улыбнулся Клаудио. — Скоро, как мне сказал Максимо, к нам должен приехать Фидель.
— Сам Фидель?
— Именно.
— Сегодня же?
— Да, после полудня.
Мальчик завизжал от счастья. Фидель для него, как и для многих других в отряде, был не просто человеком, стоящим над ними, не просто вождем, творящим необыкновенную историю острова, но чем-то большим, чем-то близким, родным. Фидель для Хосе — это и дед, который был убит почти на его глазах, и отец, которого он не помнит, и брат, которого не было…
Хосе от радости заметался по лагерю. И тут он другими глазами увидел все, что происходило вокруг. Повар Клаудио, оказывается, успел начистить до блеска все свои котлы, а Коно, этот нерасторопный парень, впервые расчесал свою кудрявую бороду.
Но вместе с радостью пришли и огорчения.
— Вы сами успели подготовиться к встрече Фиделя, — пожаловался мальчик, — а я ведь совсем не готов. Во-первых, у меня голое пузо. В таком виде хоть не попадайся команданте на глаза. А во-вторых, я не знаю ни одной команды, даже доложить не сумею при встрече.
Коно громко рассмеялся. Он никогда не умел сочувствовать людям, это известно всему отряду.
Но Клаудио сказал:
— Ты, малыш, забыл, что у тебя есть друзья. Стоит тебе сбегать к родничку, ополоснуть лицо, и ты сразу станешь обладателем самой настоящей гимнастерки, такой, как у всех.
— Вива! — закричал Хосе и стремглав бросился исполнять приказание.
Через минуту он уже стоял перед Клаудио с влажными волосами, с мокрым и счастливым лицом. Но тот не торопился выдать обещанное.
— А шею кто будет мыть?
Хосе безропотно подчинился и этому приказанию.
— Ты забыл помыть глаза. Фу какие черные! Никогда не моешь их, что ли?
Мальчик понял шутку.
— Они у меня с рождения такие, — ответил он весело. — Ни родниковая вода, ни соленые слезы — ничто их не берет. Хочешь — верь, хочешь — нет!
Трофейная гимнастерка оказалась чуть шире в плечах и чуть длиннее, чем полагалось по росту. Но разве счастье только в отлично подогнанной одежде?
Хосе обрадовался куда больше, чем принц, которому подарили белого слона. Что и говорить, он впервые в своей жизни имел одежду, да еще какую — самую доподлинную гимнастерку. Он стал теперь похож на всех других повстанцев. А это что-нибудь да стоит!
— Слушай, Коно, — сказал мальчик. — Если ты меня научишь кое-каким командам, я тебе отдам все сигареты до единой. Мне они все равно ни к чему…
— Команд так много, а сигарет так мало, — стал торговаться Коно.
— Я же тебе отдаю все, что имею! — удивился Хосе.
— Ну ладно, — согласился Коно, как бы уступая. — Пока отдай мне все, что имеешь, а потом, когда добудешь еще, также отдашь их мне. Сам знаешь, мне некуда торопиться, я подожду.
Коно, закурив, в самом деле успокоился. Всем своим видом он показывал, что ему некуда торопиться…