— Внимание! Новая атака. Экономим, экономим патроны, — призывал Саламов.
Я повернулся к разворачивающимся в цепь духам. Похоже, они новый приём решили попробовать. Но это было полбеды.
Чуть дальше в пустыне я увидел подъехавшие пикапы. Из них духи начали вытаскивать простое и очень эффективное оружие — миномёты. И это было не всё.
— Всем в укрытие. Эрэсы подтащили! — прозвучал в эфире голос Саламова.
В кузове нескольких машин были установлены направляющие. Их быстро приводили в боевое положение. Куда бежать от этих реактивных снарядов, я уже и сам не понимал.
— Похоже, всё, — за моей спиной произнёс Рахметов и прикрыл глаза.
И в этот момент мой взгляд зацепился за одно странное явление в глубине пустыни. Стена песка надвигалась в нашу сторону. Она постепенно приближалась. Впереди двигались две тёмные точки.
Прищурив глаза, я присмотрелся на надвигающуюся на нас бурю. Это было то самое чудо!
— Внимание! Всем закрыть глаза и уши. Головы не поднимать. Повторяю, не поднимать. Наши на подходе! — прокричал я по радиостанции и притянул к себе Рахметова.
К месту боя приближались два истребителя, идя на предельно малой высоте. И, конечно, делали они это на очень большой скорости. Сейчас тут будет громко.
Как только я определил, что это пара МиГ-23х, тут же опустил голову и закрыл уши. Но и это меня не спасло от воздействия ударной волны.
Воздух буквально начал рваться на части. Тело почувствовало небольшую вибрацию. И это очень хорошо.
Я уже представил, что было в эпицентре этой ударной волны, которая была прямо над духами. Тряска и хлопок сравним с мощным взрывом крупнокалиберной бомбы.
Ох уж этот пролёт на сверхзвуке! Рёв двигателей истребителей в эти секунды был «самой лучшей музыкой». Будто симфонический оркестр заиграл кульминационную мелодию.
Когда раскат грома закончился, я выглянул из укрытия. Эффект от такого манёвра потрясающий. Душманы лежали в песке, не решаясь поднять головы. Самые невезучие кричали от боли в ушах. Стёкла машин были разбиты, а в воздухе ещё стояла светлая пелена пылевой дымки.
Но и это был не конец. Я посмотрел на землю вокруг себя. Мелкие камни задрожали, а за спиной нарастал свист и гул. Развернувшись, я увидел над собой огромный силуэт, отбрасывающего на меня тень вертолёта.
До боли родные и знакомые всем Ми-24 парой зашли на цель и начали обрабатывать НАРами по целям на равнинной местности. Несколько машин тут же охватило пламя, и они начали взрываться. Огонь настигал и душманов, не успевших выскочить из пикапов.
Рвался боекомплект, крики тонули в приятном сердцу свисте винтов вертолётов. В очередной раз понимаю, что в нашей стране своих не бросают.
Как только площадка была зачищена, появились два Ми-8. Собрав в кулак все оставшиеся силы, мы с Рахметовым начали спускаться вниз, пока нас прикрывали прилетевшие для эвакуации разведчики.
Я помог Рахметову. У ефрейтора были невыносимые боли в ногах и спине, так что он не смог самостоятельно добраться до вертолёта. Пока мы шли к Ми-8, отбрасывающему мощный воздушный поток, с высоты спустились санинструктор с одним из бойцов. Они тащили брезентовые носилки, на которых лежал Пётр Казаков.
— Петро, держаться! Скоро будем дома.
Мой оператор даже в такой момент пытался улыбаться. Однако Петруха был совсем бледный, хоть и продолжал что-то пытаться сказать.
Подойдя ближе к Ми-8, из грузовой кабины выскочил незнакомый мне человек. Одет в форму «эксперименталку», которая выглядела слишком чистой для того, кто должен работать в поле. Он вместе со мной помог забраться Рахметову, а затем и занести носилки с Петрухой.
Я одобрительно похлопал его по плечу и собрался залезать следом, но он меня остановил и отвёл чуть в сторону.
— Вы Александр Клюковкин? — спросил он, крича мне в ухо.
— Да, — ответил я, перекрикивая шум винтов.
— Капитан Холодов, особый отдел 40й армии. Мне предписано доставить вас и вашего подчинённого в Лашкаргах. Указание заинтересованных лиц…
— Это ж кто так себя называет? — спросил я, хотя вариантов не особо много.
Либо особый отдел армии решил сразу «поработать» со мной, либо два моих куратора начали работать, и я им нужен очень срочно.
— Подробностей не знаю, но вам лучше не сопротивляться, — перекрикивал Холодов шум.
Никто и не собирался пытаться бежать. Странно, что капитан Холодов даже не поинтересовался, где Петруха.
Начинает что-то интересное разворачиваться. То в Кандагар нужно меня доставить, то в Лашкаргах. Определились бы уже, где именно будут допрашивать.
Бросив взгляд на блистер со стороны командира вертолёта, моментально узнал этого круглолицего паренька. Не думал, что когда-нибудь этому товарищу удастся ещё раз сесть в левую или правую «чашку» Ми-8.
Представителю особого отдела может быть предписано что угодно. Но у нас много раненных, которым нужна серьёзная помощь. Значит, лететь необходимо в Кандагар, где госпиталь крупнее. Либо и вовсе сразу в Союз.
Придётся решить вопрос по-другому.
Я залез в грузовую кабину и тут же свернул к экипажу. В этот момент почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо.
Сквозь шум были слышны слова Холодова, чтобы я сел на место. Ощущение, что я какой-то заключённый. Я аккуратно убрал его ладонь с плеча и прошёл в проход кабины экипажа.
— Саня! Как живой, бродяга! — воскликнул Леонид Чкалов, хватая мою ладонь двумя руками.
Мой однополчанин по 171му полку. Во время первой командировки в Баграме его сбили над Чарикарской зелёнкой. Он сильно обгорел, но это ему не помешало вернуться к лётной работе.
— Лео, братишка! Рад видеть.
— Сань, ну ты и чумазик! Зато не одной дырки, — похлопал меня по груди Леонид.
Быстро посмотрел на него и понял, что у Чкалова отметин о войне осталось гораздо больше. На шее был виден большой шрам от ожога. Как и на руках.
— Леонид, вам куда сказали нас везти?
— В Лошкарёвку. А что?
— Мой оператор тяжёлый. Да и у разведчиков есть аналогичные.
— Я тебя услышал, брат! Всё сделаем. Ты когда-то сделал и для меня тоже самое.
— Спасибо!
— Да брось! Тут все свои, а у нас своих не бросают.
Я похлопал Леонида по плечу и вышел, а грузовую кабину.
Как раз в этот момент по стремянке залез и Саламов.
— Это кто? — прочитал я по губам вопрос Рашида, который кивнул на сидящего на скамье особиста.
— Капитан Холодов из особого отдела, — громко сказал я на ухо Саламову. — Похоже, что меня уже собирались везти в Лашкаргах, лейтенант.
— Ничего не знаю. У меня приказ доставить капитана Клюковкина в Кандагар. Другого приказа не было. Так что летим в Кандагар… — сказал Рашид и рванул в кабину экипажа.
Его тут же остановил Холодов и начал ему что-то говорить. Из-за шума в грузовой кабине два офицера переговаривались душераздирающими криками друг другу в уши.
И судя по эмоциональной жестикуляции, Саламов продолжал стоять на своём. Молодец, лейтенант.
Но как мне кажется, вся эта «катавасия» с угоном подходит к какому-то интересному моменту. Совпадений и странностей выше крыши. Осталось дождаться появления кураторов в лице Казанова и Римакова.
— Лейтенант, выполняйте приказ, который вам передали. К вам тоже будут вопросы, — услышал я слова Холодова, присаживаясь рядом.
Я подмигнул Рашиду и показал поднятый вверх большой палец. Саламов сел напротив, убирая автомат за спину и откидываясь назад.
Когда все зашли, бортовой техник быстро запрыгнул в грузовую кабину, и вертолёт резво оторвался от земли, поднимая в воздух пыль, сухую траву и камни.
В грузовой кабине парни-разведчики моментально уснули. Пыльные, измученные и израненные — все как один. Только прилетевшие с группой эвакуации доктора колдовали над Петрухой, Василием и другими тяжело раненными.
Ми-24 ещё кружили над местом эвакуации, а наш вертолёт продолжал следовать курсом на Кандагар.
— Капитан, кто эти заинтересованные люди? — спросил я у Холодова, когда мы уже отлетели от места боя.
— Потерпите. А лучше отдохните. Вас ожидает очень длинный день, — ответил особист.
Возможно, и не менее длинная ночь у меня ещё впереди. И есть у меня сомнения, что проведу я её в модуле на скрипучей, но очень мягкой кровати. Вопросов ко мне «накопилось» за эти часы много.
Как только один из фельдшеров освободился, он принялся осматривать меня. Быстро обработал мне все раны и предложил отведать 50 грамм «чистого» для снятия стресса. Отказываться не стал.
Через пять минут Холодов начал понимать, что вертолёт летит не в Лашкаргах. Слишком далеко находится от нас река Гильменд, а её приток Аргандаб, наоборот становился всё ближе.
Особист поднялся с места и заглянул в кабину экипажа. Бортовой техник уступил место, и Холодов начал общение с Леонидом. Ни к чему это не привело. На борту командир всегда один. Он царь, Бог и начальник.
Холодов вернулся ко мне и погрозил пальцем.
— Будь по-вашему. Доставим раненых и в Лашкаргах, — согласился капитан.
Откинулся назад, прикрыл глаза и задремал.
Вертолёт слегка тряхнуло, и я открыл глаза. Саламов покачивался из стороны в сторону и вперёд-назад, пытаясь бороться со сном.
Над одним из бойцов сидел разведчик и держал в руке капельницу. Ему, похоже, тяжелее всех. Нос у него постоянно уходил в «пикирование» и тут же возвращался. Главное, что капельницу он не выпускал.
Не спал и Холодов, который внимательно наблюдал за каждым моим лишним движением.
— Не спится? — спросил он, крикнув мне на ухо.
— Как видите.
— Я вот тоже уже два месяца нормально поспать не могу. Работа, сами знаете.
Пытается расположить к себе Холодов. Всё ему во мне интересно. Понять особиста можно. Работа у них порой, бессонная.
Вертолёт постепенно начал выходить на посадочный курс. В иллюминаторе уже видна дорога и несколько застав с названиями планет солнечной системы.
На подлёте видны сопки, которые в эти минуты облетают другие вертолёты, выполняя обычный облёт аэродрома. С выводом основной части войск, выполнение подобной боевой задачи стало регулярным. Не так уж и спокойно в окрестностях советских баз в Афганистане.