— Прости, отец, не знал, — сказал ротный, приобняв одной рукой за плечи старого прапорщика. — А может, он в плену? Как думаешь? Всякое бывает.
— Это вряд ли, — грустно выдохнул вместе с дымом старшина и выбросил окурок в урну.
В течение последующих трёх дней рота занималась переоборудованием бывших корпусов санатория-лечебницы в настоящую армейскую часть с казармами, столовой, душевыми кабинами, складскими помещениями под продукты, дрова, обмундирование и постельные принадлежности. Забили наглухо все окна для ночной маскировки. Укрепили оружейную комнату и даже провели сигнализацию. Несколько генераторов вполне обеспечили не только свет в помещениях, но и работу водяных насосов для душевой и стиральных машин. Вскоре заработал и телевизор на стене, где ещё можно было посмотреть некоторые главные каналы телевидения Украины.
Обустройством занимались и дальше, только приходилось это делать между дежурствами и патрульными выходами, которые начались на четвёртый день. Ещё через неделю рота была распределена по четырём блокпостам на въездах в город, а также группу быстрого реагирования, оставшуюся при казарме. Правда, ночевать бойцам группы приходилось не так часто из-за постоянных вводных на задержание и перехват подозрительных лиц и даже целых групп, блокирование непонятного транспорта и обыкновенные перестрелки, происходившие в ночных городских развалинах безостановочно.
Дежурства в дневное время были не только проще, но и веселее. Парни молодые. Гормоны играют. Адреналина хоть отбавляй. Девочки во всех приморских городах завсегда красавки, а в Мариуполе не просто симпатяжки, а прямо «масимусечки», как говаривал когда-то известный на всю Славянскую бригаду замполит гаубичного дивизиона Лютый, который наконец смог вернуться в свой родной город через восемь лет войны.
Вообще-то это в традиции любого большого города в России и, наверное, Украины — хвалиться своим чем-то особенным. Где-то самая лучшая набережная (реки, моря, озера). Кому-то обязательно не терпится похвастаться самой лучшей в стране (в Европе, в мире) пешеходной улицей. Конкурируют церкви и мечети, дворцы спорта и театры, пиво местного разлива и даже вобла (если сравнивать приморские города). В целом, конечно, всем этим по праву может гордиться любой патриот любого населённого пункта. Пусть даже он сам себе всё это придумал. Но есть нечто общее у всех уголков необъятной страны, которая когда-то называлась Советским Союзом. Это красота наших женщин.
Какой-нибудь чужестранец, однажды побывавший в Якутске, обязательно будет вспоминать необыкновенную красоту якутянок, рассказывая дома, что русские женщины своими чёрными узкими глазками и круглыми румяными скулами навсегда поселились в его сердце. Другой путешественник, оказавшийся на Урале, так и не научившись отличать башкирок и татарочек от пермяков и коми, останется уверен, что русская красавица именно такая, как представительницы этих уважаемых народов. Конечно, те, кто дальше Москвы носа по России не казал, без сомнения скажут, что русские красавицы все живут в столице. У каждого будет собственное представление, но они даже близко себе не могут представить, что сложившаяся природная красота российских женщин происходит из той самой глубинной истории, которая смешала генетические коды-воды, кровяные артерии многочисленных рас и народов, испокон веков и по сей день проживающих в нашей стране.
Не исключением стал и Мариуполь, созданный греками на землях некогда запорожских казаков, перемешанных до этого с разными тюркскими народами и потомками сарматов. Войны приводили в этот город французов и англичан, немцев, итальянцев и австрийцев, турок и американцев. Что уж говорить о множестве заморских купеческих миссий, располагавшихся в этом портовом городе с самого начала его существования и до советского периода. И конечно же, здесь издревле селились русские и их малороссийские братья, утвердив среди населения основной язык общения — южнорусский суржик. Вот из такой многоликой и полицентричной амальгамы разнородных суспензий и народились прелестницы Мариуполя.
Это правда, что Бог создал сначала мужчину и лишь потом женщину… Разве художники, скульпторы, писатели или поэты, прежде чем предъявят миру шедевр, не начинают с черновой работы?
Пашка за свои двадцать два года, кроме своего села, Воронежа и Донецка с Комсомольским, ничего не видел. С Мариуполем познакомился в бою и не имел особенного желания и возможностей рассматривать женскую часть населения. И за два года службы в донецком комендантском полку он себе не нашёл девушку. Почему? Да не думал об этом, и весь сказ. Службу нёс исправно, глупостями не занимался, пулемёты изучал скрупулёзно, вытачивал из себя настоящего солдата без страха и упрёка, профессионального мастера военных дел. У него получилось и в бою потом пригодилось. Воевал отважно. За спинами не прятался. Друзей в беде не оставлял. Ранило слабо. Контузило легонько. В целом выжил. Теперь можно отдышаться. Теперь можно и по сторонам оглядеться.
Приблизительно или именно так начал раздумывать Павел с приездом в Мариуполь. То ли природная закономерность наконец начала будоражить его буйно цветущий организм, то ли мамины просьбы и заклинания о желании увидеть внуков подействовали, но каждый раз выходя на дневное дежурство и патрулируя центральные улицы, Павел вольно или невольно начал заглядываться на молоденьких девушек, одетых в летнюю знойную пору достаточно легко, чтобы дорисовать в своём воспалённом воображении всё очарование женского тела, скрытого под воздушным, бессовестно прозрачным сарафаном.
Какие же они были разные. И какие же они были чудесные. Через неделю-другую у Павла уже сложился некий стереотип предполагаемой дамы сердца. Обязательно стройная невысокая смуглая брюнетка с голубыми глазами. Девушки именно с такими критериями привлекали его внимание чаще, оставляя постепенно в стороне обладательниц светлых, рыжих и откровенно крашеных волос. Бледная кожа при тонких ножках ему казалась явным признаком болезненности несчастной, которая вряд ли сможет ему народить хотя бы троих детишек, и желательно мальчиков. Высокая плоскогрудая ему ни к чему, с его-то ростом метр семьдесят три. Большая грудь при маленьком росте и широком «фундаменте» также не привлекала известной непропорциональностью. Позже парень заметил, что его отталкивает неухоженность рук и чрезмерный макияж, похожий больше на боевой раскрас амазонок, идущих на захват в плен особей мужского пола. Куртизанки для Паши просто не существовали в качестве женщин, брезгливо воспринимались им в качестве раскладушек с бульвара. Об этом знали все бойцы, которые уже успели не только найти, но и воспользоваться услугами жертв безграничного социального темперамента.
Наряды-дежурства в городские патрули стали для него настоящим хождением по минному полю: когда он уже готов был начать подбивать клинья к той или иной девушке, хоть отдалённо напоминавшей придуманный идеал, так внутренний голос начинал бить тревогу и сеял сомнения в душе Павла. Баба, конечно, не мина, но уж как-то не хочется идти вразнос по всем понравившимся с первого взгляда девушкам, буквально перебирая их через постель. И вот ведь какая подлая мысль начала посещать Пашку: «А вдруг после первой близости у меня к ней вообще пропадёт интерес?» Ведь ещё до армии было у него так с одноклассницей Нюркой. Добивался её, добивался целый год, а как после выпускного наконец случилось, Пашка тут же и остыл. Да так остыл, что на следующий день сбежал к тётке в Воронеж — в педагогический институт поступать. Девка та поискала его, да не так долго и погоревала, скоренько выскочив замуж за разведённого соседа. А тот и рад, что в новый брак с девственницей пошёл… Ушлая Нюрка оказалась, и хорошо, что Пашка к ней так быстро остыл. «Попила бы кровушки, стерва эдакая», — думал иногда парень, вспоминая свою несостоявшуюся любовь.
Девки девками, но служба группы быстрого реагирования начала входить в очень активную фазу. Ночные выезды стали регулярными. Облавы, зачистки кварталов и перехват пробивающихся пустырями и между руин недобитых остатков «Азова» и прочих нацистов участились. Среди местных жителей появились сочувствующие новой власти и ополченцам. Звонки в военную комендатуру с докладами о появлении то в одном месте, то в другом подозрительных лиц разрывали телефоны оперативного дежурного. Бойцы группы уже забыли, когда в последний раз ложились на чистые белые в синюю клетку простыни и отсыпались до самого утра. Теперь в наряд брали не по четыре, а по шесть рожков-магазинов и по три гранаты РГД–5 — на всякий случай. Разгрузки также уплотнили дополнительными плитками. Кевларовые каски стали обязательным атрибутом каждого бойца.
— Эдак мы с самого штурма не наряжались, товарищ капитан, — заголосил крепыш небольшого росточка ефрейтор Бологур. — Неужто снова штурмовать пойдём цеха «Азовстали»?
— Эх, Вася, нам ли быть в печали? — весело ответил Рагнар, набивая обойму трофейного «Стечкина». — Цеха мы будем брать или хату атаковать, но твоя жизнь в твоих руках, братишка. Порох должен быть всегда в пороховницах.
— А ягоды в ягодицах, — громко пошутил старшина Петрович, и коридор казармы наполнился раскатистым смехом здоровых весёлых мужичков.
Дальше собирались при полном молчании, которое прервал Костин, поднимая пулемёт на плечо:
— Кто его знает, как всё повернётся? Сейчас везде ловушка может ждать. Этим тварям терять нечего, а нам есть.
Через пять минут колонна из шести легковушек выехала через ворота санатория. Над ночной гладью моря синим светом горел, отражаясь в воде, огромный фонарь, как это обычно бывает на безоблачном небе в полнолуние.
В ту ночь поступила команда, что во время раскопок несанкционированных захоронений к комендантскому конвою обратился местный житель и осторожно, доверительно сообщил, что в доме номер четыре по этой улице раньше жили отец и сын, служившие в «Библиотеке» надзирателями. Бойцы уже знали, что так нацисты называли концентрационный лагерь на территории мариупольского аэропорта и работа в этом учреждении уже сама по себе являлась военным преступлением. Далее мужчина сообщил, что в последнее время по ночам кто-то стал наведываться в хату. Забор металлический метра на три в высоту, с улицы окон не видать, а ворота толстые, и без танка не прошибёшь. И вот несколько минут назад пришла информация, что в доме снова кто-то есть…