Сеймовый маршал, Адам Понинский, получая три тысячи червонцев в месяц, всячески уговаривал шляхту и прочих сеймовиков пойти на уступки, поскольку невозможно противостоять могуществу трех держав. Литовский маршал сейма Карл Радзвилл, напротив, держался стороны противников Станислава-Августа. После нескольких месяцев заседаний сейм, выбрав делегацию по решению возникших проблем, был на время распущен. И так, переливая из пустого в порожнее, сторонники короля и их противники из конфедератов, более двух лет вели дискуссию об устройстве государственной жизни, которая, в сущности, никак не изменилась, хотя и были передвинуты границы.
– Вы помните, мсье Верден, что польские дела осложнились в самый трудный период войны с Портой. Австрия втайне заключила договор с Турцией, получив от нее 22 миллиона гульденов, часть Валахии и льготы для торговли. Союз Австрии с Францией был скреплен семейными узами. Таким образом, против нашей императрицы сразу бы выступили две страны, имеющие армии в несколько сотен солдат. Мы были вынуждены ускорить раздел Польши!
– Эта идея, если не ошибаюсь, принадлежит королю Прусскому Фридриху. В сентябре тысяча семьсот семидесятого года я гостил в Нейштадте, где этот король встречался с австрийским императором Иосифом. По моим сведениям, монархи говорили о том, как ослабить Россию. И вскоре Фридрих своевольно захватил приграничное Вармийское епископство, а его австрийский приятель – 500 польских сел и богатые соляные копи.
– Да, наша самодержица была вынуждена подписать договор о разделе Речи Посполитой, несмотря на то что условия эти в угоду союзникам. Самый лакомый кусок получила Австрия, присоединив Галицию, в полторы тысячи квадратных миль территорией и с населением в два с половиной миллиона. Король Фридрих вытребовал себе Восточную Пруссию. Площадь ему досталась в два раза меньше и жителей там девятьсот тысяч, зато вся местность освоена и хозяйствование налажено сполна.
– А мы получили одну Белоруссию, с ее дремучими лесами и болотами.
– В данном случае важны не новые земли, а проживающий на них народ. Полтора миллиона православных освобождены нашей государыней от притеснения католиков. И здесь мы также оговорили все права «диссидентов», то есть православных, живущих в Польше.
За ужином речь пошла о текущих делах. Штакельберг с негодованием рассказывал о событиях, связанных с уничтожением иезуитского ордена папой Климентом XIV. Богатые имения этого ордена в Польше и Литве обращались в фонд, предназначенный для воспитания юношества. Но фондом этим и доходами распоряжалась делегация, выбранная сеймом, в связи с приостановкой его заседаний. Сеймовый маршал Понинский и канцлер Млодзеевский, возглавлявшие эту временную комиссию, учинили люстрацию. Была проведена оценка имений, и путем занижения их стоимости (с полутора миллионов злотых до трехсот тысяч) иезуитские земли весьма выгодно распределили между самими делегатами. Не забыли и о короле, отрядив ему лично четыре казенных поместья и еще пять для раздачи. Штакельберг похвалил короля за то, что пожаловал двумя из них Ксаверия Бранецкого, изменившего свою фамилию и ставшего Браницким. Во-первых, потому, что боролся тот с барскими конфедератами в составе русских войск, заслужив благосклонность Екатерины, а во-вторых, в знак почтения к Григорию Александровичу Потемкину, на чьей племяннице был женат Ксаверий. Остальные три староства[13] король польский, ничтоже сумняшеся, отдал родным племянникам.
– Ко всему этому сеймовый маршал и канцлер Млодзеевский варварски захватили иезуитские богатства, золотую и серебряную утварь, иное движимое имущество. И, представьте, назначили себе пенсионы.
– Мне сложно представить, как вам удается примирять магнатов с королем, – отхлебнув вина из саксонского хрустального бокала, повторил Зодич. – Думается, Станислав-Август видит свое первостепенное назначение в том, чтобы образовывать народ и расширить его воспитание.
– Разумеется. Но Речь Посполитая остается с избирательным правлением, с либерум вето, то есть правом накладывать вето любому из сеймовиков. Постановлено, что только природный поляк из рода Пястов, имеющий шляхетское достоинство и владения в этой стране, может быть избран королем. Но его дети или внуки следом за ним не имеют права избираться. Совет при короле строго наблюдает за происходящим в Польше. Воспитание юношества, находящееся в руках духовенства, поставлено под надзор государства. И многое Станислав-Август делает с ведома и благословения Ее Императорского Величества.
Зодич, знавший многое из того, о чем рассказывал барон, перевел разговор на жизнь высшего шляхетства, упомянув имена хорошеньких полек. Штакельберг заметно оживился. И Зодич вспомнил эпизод, как три года назад (тогда Штакельберг был комендантом Кракова) французский отряд Виоменила, пробравшись в город по трубе для нечистот, захватил барона в объятиях польской любовницы. И если бы подоспевший Суворов не обложил старую польскую столицу, то быть бы Отто Магнусу непременно в плену у злопамятных конфедератов…
– Мне необходим опытный проводник, – обратился Зодич к посланнику в конце визита. – Мой слуга, француз, парень смелый, но излишне темпераментный. Я отправил его в Париж. А в дороге случаются непредвиденные обстоятельства.
Штакельберг пообещал подобрать из своего русского окружения подходящего человека.
– И вот еще, о чем я хотел бы узнать у вас, барон, – обмолвился Зодич. – Не приходилось ли вам встречаться с полькой по имени Ядвига Браницкая?
– О! Вы знакомы с этой красавицей?
– Да, но не очень близко.
– А жаль! Мне представили ее на балу у Чарторыйских. В Варшаве она недавно. Вдовушка. Довольно богата.
Зодич откланялся. Желание разыскать Ядвигу в польской столице не оставляло его, но поиски от случая к случаю были тщетны. И вот только в последний вечер как будто повезло. Только времени на встречу с женщиной, запавшей в душу, больше не осталось…
Новое задание: прибыть в Запорожскую Сечь и, завоевав расположение кошевого атамана и его окружения, узнать потаенные планы запорожцев, было для него крайне неожиданным. Такова судьба конфидента. Гадать он не привык, а смелость города берет…
13
Ночной гонец привез из Крыма засургученную грамоту.
Владельца Мисоста Баматова, одного из самых влиятельных людей Кабарды, будить, однако, до утра не стали. Он, точно предчувствуя что-то важное, сам проснулся еще до утреннего намаза, вышел во двор. Услышав от слуги о приезде крымца, Мисост встревожился. Несмотря на пожилой возраст, глаза его не утратили зоркости, и он легко прочел при блеске свечи адресованную ему грамоту, вызвавшую радостный трепет. Под ней стояла подпись нового крымского хана Девлет-Гирея! А прежде всего в послании уведомлялись владетели Большой и Малой Кабарды, все их жители, что на заседании Дивана прежний хан Сагиб-Гирей отстранен от власти, а вместо него избран Девлет-Гирей. И, приступая к своим делам, он нерушимым словом подтверждает, что Кабарда принадлежит Крымскому ханству. Отныне и впредь ее жители берутся под покровительство Девлет-Гирея и обязаны неукоснительно соблюдать все его распоряжения.
Нарочные разнесли это сообщение по городкам и аулам, вызвав в них волнения. Издавна существовали на этих землях две группировки, две партии, – Кашкатауская, тяготеющая к России, и Баксанская, в которой состояли приверженцы Порты и Крыма. Нередко взгляды их менялись, и, в зависимости от сложившейся ситуации, владетели объединялись, выступали одним фронтом или вновь занимали враждебные позиции. Междоусобица в Кабарде не затихала. И весть о восхождении на крымский престол ставленника Порты вынудила владетелей, каких бы взглядов они ни придерживались, собраться вместе и принять общее решение.
В аул Мисоста Баматова владетели стали съезжаться с раннего утра, творя молитвы в дороге. Роса, блестевшая на черепичных крышах, и безоблачное небо сулили погожий день. По улочкам стелился сизый кизячный дым. Горьковатый запах его мешался с ароматом цветущих груш, с терпким духом раскрывшихся листьев. На широком подворье Баматова стало тесно от лошадей приехавших кабардинцев. Дом владельца, построенный по крымскому образцу, в два уровня, не смог вместить всех гостей.
Совет начался на площади, вблизи мечети.
После молитвы, проведенной муллой, участники расселись на своих бурках и на расстеленных коврах. На правах хозяина Совет кабардинских владетелей повел сам седобородый Мисост Баматов, по правую руку дав место престарелому родственнику, старейшине своего рода.
– Досточтимые владетели и уздени! Аллах собрал нас, чтобы мы, думая о судьбе нашей страны, обсудили общие действия, выслушали друг друга и приняли мудрое решение. Все, о чем будет идти речь, пусть останется только с нами, во имя Аллаха! Ни царский пристав Таганов, никто другой из русских не должен быть посвящен в наши помыслы. Кабарда была и остается непокоренной. Но будущее народа зависит от того, с кем мы будем состоять в союзе, кто поможет сделать нас сильней и богаче. Прошу вас поделиться своими мыслями. Пусть же первым скажет уважаемый Хаджи-Ахмат!
Мулла, сгорбленный, тощий старец, оглядел всех собравшихся и заговорил негромким, доверительным голосом:
– Аллаху угодно было вновь обратить внимание на нашу многострадальную землю. Сонмы народов и племен живут на Кавказе, но все они объединяются вокруг Кабарды, так как нет здесь никого сильней нас. Аллах и пророк его Магомет связывают кавказцев одной верой. В Крыму и в Турции живут наши братья, правоверные магометане, и можем ли мы, отвергая их протянутую руку, обращать свои взоры на север, в сторону России? – Хаджи-Ахмат выразительно помолчал. – По праву возраста я хочу предупредить вас о коварстве русских и надоумить тех, кто верит их посулам… Я был еще отроком, когда от русского царя приезжал кабардинец из рода Джамбулатовых и вел с нашими владетелями переговоры. Мой отец, также священник, рассказывал, что царь обязался взять наш народ под свое покровительство, защищать от врагов, освободить от налогов и платить жалованье кабардинцам, находящимся у него на службе. Владетели согласились на это и приготовились воевать на стороне русских.