— Отлично, пани Агнешка! — хвалит Балч. — Пикассо со своими голубями может уходить в отставку. Вы пока здесь забавляйтесь, я скоро вернусь.
Глаза Балча блеснули от внезапно нахлынувшего воодушевления. Он подталкивает Семена, и оба выходят. Возле Павлинки и Лёды они видят садовника. Януарий Зависляк, скрюченный, угрюмый человек, отводит глаза и косится в сторону, где тем временем собралась изрядная кучка зевак — почти сплошь женщины.
— Теперь у вас есть учительница! — кричит им Балч.
— Вот и хорошо, наконец-то! — отзывается одна из женщин. — Самое время!
Но Балч разговора не поддерживает, а обрывает его нетерпеливым и рассеянным кивком. И обращается к садовнику:
— Послушай, Януарий…
— Что прикажете, Лёда? — Зависляк наклоняется к Пшивлоцкой, словно это она его позвала.
— Не Лёда, осел, а я. Семен! И вы обе слушайте. И ты, Элька. Ну-ка, перенесите все для учительницы сюда, в эту комнату. Мигом, только не через класс. Через сени. И чтоб в пять минут все было сделано.
Отдавая распоряжения, Балч указывает на окно смежной с классом комнаты. Павлинка от удивления лишилась дара речи. Наконец, все еще в полной растерянности, она выдавливает:
— Но ты ведь велел иначе. Все для нее готово.
— Все гости, — выступает в поддержку Лёда, — жили всегда…
— Ну и дуры вы обе, — резко перебивает Балч. — Она же учительница, а не гостья. Понятно? Она хочет жить прямо в школе. А ну, пошевеливайтесь!
Януарий, будто и не слышал его слов, снова наклоняется к Пшивлоцкой и спрашивает таким же глухим, бесцветным голосом:
— Так что вы хотите, Лёда?
— Оставь ты меня в покое! — Лёда в раздражении топает ногой. — Делай что приказано.
— Что ж, Элька, раз такое дело, отнеси маленькую домой… — не очень уверенно решается Павлинка.
А самый старательный из них, Семен, уже выносит из соседнего дома предназначенное для Агнешки имущество. Зеваки, до сих пор следившие за происходящим со спокойным любопытством, внезапно оживились — женщины начали перешептываться, отпускать замечания.
— Ну как, все помылись перед балом? — снова кричит, обращаясь к ним, Балч. — Если нет, могу с кем-нибудь пойти, потереть спинку.
Какой-то старик мрачно сплюнул и отвернулся, женщины захихикали, но сразу же умолкли под грозным взглядом Балча. Нехотя, не торопясь, расходятся они, то и дело оглядываясь, чтобы посмотреть, как поспешно переносят вещи. На месте остается лишь одна рослая пригожая девушка; она стоит, вызывающе усмехаясь. Балч подходит к ней так близко, что почти касается груди, но она нагло смотрит ему в глаза и, прыснув, кончиком толстой косы проводит по губам Балча.
— Ты почему не в магазине, а, Пеля?
— Я сколько надо отстояла. Сегодня суббота.
— Гляди, кузнец за тобой наблюдает.
— Коли боится меня потерять, пускай таскает в кармане.
— Зря ты за мной бегаешь, пожалеешь.
Балч поворачивается на каблуках и входит в класс. Там Агнешка с помощью Павлинкиных детей развешивает бумажные гирлянды. Разволновавшийся от непривычной суеты Флокс носится из угла в угол по разноцветным обрезкам, беспрестанно кого-то задевая, надеясь втянуть в свою игру новых друзей. Веселый гомон заглушает звуки, доносящиеся из-за стены с небольшой дверью посредине. Только маленький Марьянек, погруженный в собственные мысли, не принимает участия в общем веселье. Улучив наконец удобный момент, он тянет Агнешку за рукав.
— Тетя, — умоляюще смотрит он на нее, — вы тоже не верите в гномов? Ведь верите, правда?
В разговор тут же вмешивается Томек, старший брат Марьянека:
— Нету никаких гномов. И деда-мороза нет. И аистов с детьми. Правда, дяденька? — И он торжествующе смотрит на Балча.
— Какой я вам дяденька? — бормочет Балч. — Слишком много у вас дяденек.
Но Марьянек не сдается:
— Скажите же им!
— Я точно не знаю, — неуверенно начинает Агнешка, — потому что я уже большая, а взрослые многое забывают. Но когда я была такой, как ты, то, кажется, однажды видела гнома.
— А какой он был? — В этом вопросе явно чувствуется деловой подход.
Агнешка, подумав, отмеривает ладонью небольшое расстояние от пола.
— Пожалуй, такой.
— Ну, нет, — возражает Марьянек. — Они меньше. Они вот такие. — И осторожно, чтобы не ошибиться, опускает Агнешкину руку немного пониже.
— Э-ээ… — сомневается Томек, — это вы просто так…
— Нет, Томек, — серьезно говорит Агнешка. — Марьянек ничего не выдумывает, не лжет. Когда он подрастет, он, может быть, тоже забудет, как и мы.
— Никогда я не забуду! — негодует Марьянек.
Балч, который все это время стоял у двери и молча следил за разговором, подходит к Агнешке и отстраняет окруживших ее детей.
— Слушаю я, слушаю, — тихо, заговорщическим тоном произносит он, — и никак не могу вас разгадать.
— А что именно вам непонятно?
— Меня удивляют ваши взгляды.
— Своей наивностью?
— Да нет, не то. Мне кажется, что они несовременны. Еретичны.
— Что ж… Я думаю, как думаю и как меня учили. Я окончила прекрасную школу.
— Но директора убрали?
— Отправили на пенсию. А откуда вы знаете? — удивляется Агнешка.
— Видите, попал, — кисло улыбается Балч. — Нетрудно догадаться.
— Вы любите угадывать.
— Приходится. Вы же не любите прямых вопросов.
— Там, у озера, вы меня не расположили к откровенности.
— Но я сразу перечислил свои титулы и функции.
— Именно это и заставило меня быть…
— Осторожной.
— Скажем, немногословной.
— Кто же из нас кого изучает?
— Формально — вы меня. Когда понадобится, вы напишете мне характеристику.
— А фактически?
— Фактически люди изучают друг друга взаимно.
— Ты… вы гордая.
— Давайте будем придерживаться традиционных форм обращения.
— Мне хочется претендовать на большее к себе доверие. Ты понимаешь, что при всех условиях я останусь здесь для… вас… вышестоящим лицом, начальником.
— Я вижу, что не я, а вы мысленно уже составляете жалобу.
Суета за стеной прекратилась. Отворяется дверь из соседней комнаты. На пороге стоит Павлинка. Она держит на вытянутых руках, на льняном полотенце, каравай хлеба. Рядом мнется Семен с тарелочкой соли. Из-за материнского плеча высовывается Элька, с любопытством поглядывая на всех темными беличьими глазками. Павлинка легким поклоном приглашает Агнешку подойти. Но Агнешку опережает Балч. Он подносит ко рту щепотку соли, морщится, сплевывает:
— К черту!
— Хлеб вам и соль в новом доме, — не обращая на него внимания, торжественно произносит Павлинка. — Пусть вам у нас понравится, и мы вам понравимся.
— Хватит церемоний, — выходит из терпения Балч. — Ребятня, кыш отсюда! Пойдемте, оставим нашу учительницу в покое, пусть располагается как у себя дома.
ДВОР
Первая в жизни по-настоящему собственная комната. Пока еще здесь все не устроено и более чем скромно, но очень уютно. Собственная, отдельная! Флокс, братик-косматик, ты хоть понимаешь это? Может, понимает, а может, и нет. Пока что, не проявляя никаких чувств, он самозабвенно обследует новые углы. И небезуспешно: из-под железной кровати выскакивает мышь — и на миг возникает страшный переполох. Агнешка хочет умыться, но воды нет. Захватив жестяной кувшин, она выходит из дому, сворачивает за угол флигеля — так, помнится ей, называли это здание Павлинкины дети — и оказывается во дворе. Там есть колодец с колесом и валом с цепью, но, когда Агнешке удается наконец справиться с тяжелой, обитой железными обручами бадьей и вытащить ее на край колодезного сруба, половина воды выплескивается ей на ноги и на юбку. Затем, насколько позволяют сгущающиеся сумерки, Агнешка обследует двор, заглядывает во все углы и завершает свою первую разведку под карнизом не то сеновала, не то дровяного сарая, возле которого натыкается на огромного спящего пса, привязанного цепью к протянутой через двор проволоке. Агнешка забывает про кувшин с водой, бежит домой и приносит Флокса. Опыт по изучению психологии дворняги и спаниеля затягивается, дворняжка оказывается вовсе не такой уж большой и к тому же знакомой — это рыжая Астра. Она перестает ворчать и пускается вдогонку за Флоксом — линия фронта прорвана. Подружившись, собаки поднимают возню, и Агнешка спускает Астру с цепи. Тем временем возле колодца коровы Зависляков, которые пили из корыта воду, перевернули кувшин. Агнешка боится коров. Она ждет, пока из соседнего дома не появится их хозяин и не загонит коров в хлев, — кажется, это был Томек. Но мальчик пропал надолго. Что делать? Агнешка вытаскивает из кармана юбки кусочек сахару, кладет на ладонь и, дрожа, пытается подманить корову. Безуспешно. Агнешка превозмогает страх и подсовывает корове сахар прямо под нос. Корова глухо всхрапнула и замотала рогатой головой, обрызгав Агнешку, а кувшин подкатился к самым ее копытам. Беда. Спасай, Флокс. Но оглохший, невменяемый Флокс гоняется по двору с Астрой. И такое, значит, будет изо дня в день. Значит, школа, деревня — и это все тоже. Смешно и грустно.
Мимо, по направлению к кузнице, проходят три рыбака с полотенцами на шеях; они возвращаются с купания. Покатываясь со смеху, рыбаки останавливаются под окнами Зависляков. Ну-ну. Кого смех разбирает, а кому плакать хочется. Агнешка мужественно вклинивается между коровами. В этот момент из дому выскакивает Павлинка. Она отгоняет коров от корыта, опускает бадью в колодец. И вот они уже вдвоем крутят поскрипывающее колесо. Павлинка кричит мужикам:
— Постыдились бы, паскудники!
— Стыду мы не учены, Павлинушка! — кричит в ответ один из них.
— Не забудь, что сегодня наш вечер, — вмешивается другой. — Чего ты там сготовила? Запомни, рыба нам надоела.
— Водку мы сами принесем, монопольную, — добавляет третий, инвалид с негнущейся рукой.
Павлинка притворяется, что не слышит. Она помогает Агнешке наполнить кувшин и сама несет его в дом. Для того она и существует, пусть только Агнешка всегда говорит, что ей нужно. И тут Павлинка замечает свисающую с проволоки собачью цепь.