Эпизод 45.
Комната Румянцевых. Вечер.
Алексей и Вера повернули головы – в дверях комнаты стояла Анна Никитична.
Она трясла попугаем.
Соседка.
Конец воздушной тревоги? Правда? Милые соседи, попросите Олега Николаевича поиграть. Он после налета всегда играет веселую музыку, а сегодня он перестал меня слушать...
Попросите Олега Николаевича...
(Направляется в свою комнату. Вера и Алексей следуют за нею).
Эпизод 46.
Комната соседей. Вечер.
Соседка.
Олежек, видишь, пришли соседи, твои поклонники. Ты не сможешь нам отказать...
Олег Николаевич, обложенный со всех сторон одеялами и подушками, сидит у рояля.
Он мертв.
Соседка.
Олежек, мальчик, не упрямься, играй... Тревога кончилась!
Алексей подходит к роялю и берет аккорд.
Соседка.
Спасибо, мой мальчик.
(Гладит его по голове). Спасибо...
Вера плачет.
Эпизод 47.
Кабинет Лежавы. День.
Полковник Соболев входит в кабинет Лежавы. Майор, как всегда, в штатском.
Сидит за столом и рассматривает что-то в лупу.
Соболев.
(отдает честь).
Товарищ майор! Полковник Соболев явился по вашему приказанию.
Лежава.
(встает, идет навстречу, протягивает руку).
Ну, что ты, дорогой! Какое приказание? Просьба. И давай без церемоний. На «ты».
Я с твоим дядькой на «ты».
Соболев.
(сухо).
Я вас слушаю.
Лежава.
Обижаешься, что не посвятил тебя в суть операции? Не имею права.
Список имеющих доступ утвержден.
(Показывает вверх). Там. Но я тебе скажу: если все сделаем, как надо, быть тебе генералом!
Соболев.
Вы меня за этим вызывали?
Лежава.
(удивленно).
Ах, какие мы гордые...
(Внезапно жестко). Не за тем. Доложить обстановку, полковник.
Соболев.
Разведчицы проходят подготовку.
Через неделю после Нового года будут готовы к выброске в тыл врага.
Лежава.
Нет, не в тыл. Не надо в тыл. Много риска. Забрось их к линии фронта.
А за ночь наши войска отойдут. Вот они в тылу и окажутся.
Соболев.
Слушаюсь.
Лежава.
Ну что ты: слушаюсь да слушаюсь! С тобой по-человечески можно? Выпить хочешь?
Соболев.
Нет, спасибо.
Лежава.
И вот что. В штабе фронта не должны знать, что органы готовят операцию.
Это тактическая операция разведки. Приказ об оставлении деревни дашь ты.
С командующим фронтом согласовано. Там, вверху.
Соболев.
Хорошо.
Лежава.
Косу отрезали?
Соболев.
Что? Какую косу?
Лежава.
У Веры. Коса была.
Соболев.
Отрезали.
Эпизод 48.
Госпиталь. День.
Заканчивается выступление писателя Иваницкого в военном госпитале.
Одна из самых больших палат полна ранеными и медперсоналом.
Иваницкий дочитывает по рукописи текст.
Иваницкий.
"...Так навеки соединила война русского парня Ивана Щербину и узбека Мултана Сурахметова, погибших за белорусский город Брест...»
Аплодисменты. Иваницкий раскланивается.
Иваницкий.
Спасибо, дорогие мои ленинградцы! Желаю скорейшего выздоровления тем, кто ранен, а нам всем – скорой победы над врагом! Вопросы есть?
Раненый.
Товарищ Иваницкий, над чем вы сейчас работаете?
Иваницкий.
Сейчас я пишу очерк для «Правды» о молодой разведчице, комсомолке, нашей землячке...
Раненый.
Ее имя!
Иваницкий.
Это пока секрет.
Начинается концерт. Музыкант играет на скрипке.
К Иваницкому подходят за автографами.
Он подписывает, спрашивает имена и фамилии, подчеркнуто щедр и доступен.
Иваницкий.
(обращаясь к женщине-врачу).
Скажите, Ника Румянцева у вас работает?
Врач.
Да. Санитаркой... Она была здесь...
Иваницкий.
Будьте добры, найдите ее.
Эпизод 49.
Лестница госпиталя. День.
Иваницкого провожает главный врач.
Главный врач.
Тяжелораненых будем эвакуировать. В этих условиях лечить трудно.
Иваницкий.
А сам госпиталь остается в городе?
Главный врач.
Безусловно. Хотел вас попросить написать о наших врачах и сестрах.
Они делают невозможное.
Иваницкий.
И просить не надо. Это наш долг.
По лестнице ведут медведя. Иваницкий прижимается к перилам.
Главный врач.
Не бойтесь. Это наш Миша. Раньше он жил в цирке, а теперь у нас...
Он честно зарабатывает свой паек. Раненые любят его выступления.
Однажды забрел в операционную во время операции, подошел прямо к больному.
Больной посмотрел испуганно и сказал: «Доктор, снимите маску»...
Иваницкий смеется.
По лестнице к ним спешат женщина-врач и Ника.
Врач.
Это Ника Румянцева.
Ника.
Вы хотели меня видеть?
Иваницкий.
Да, есть к вам разговор... Всего доброго, Клавдий Иванович.
(Пожимает руку врачу). Спасибо за теплый прием!..
(Врачи уходят. Иваницкий смотрит на Нику. Пауза).
Дело в том, что молодую разведчицу, о которой я пишу очерк, зовут Вера Румянцева.
Эпизод 50.
Квартира Иваницкого. Вечер.
Иваницкий вводит Нику в свою квартиру.
Иваницкий.
Стало быть, вы с матушкой повздорили на литературной почве?.. Никола-ай! Николай!
(Никто не отзывается). Сидит в своем штабе... У меня живет мой племянник, полковник.
Семьи наши эвакуированы, мы решили объединить пайки. Да и веселее вместе.
Кстати, Вера находится под прямым его начальством, ибо он – главный разведчик...
Сейчас я согрею чаю, и мы поработаем.
Мне важна любая мелочь, вплоть до семейных проблем...
Иваницкий идет в кухню, гремит там посудой.
Ника разглядывает книги на стеллажах в прихожей.
Потом заходит в кабинет, подходит к письменному столу, где стоит пишущая машинка.
Появившийся Иваницкий с чайником поспешно выдергивает листок бумаги из машинки.
Иваницкий.
Между писателем и листом бумаги с недописанным текстом существует своего рода интимная связь, роман, не терпящий чужого взгляда. Потом уже, когда текст написан, роман кончается. Твоя любовь, твоя книга становятся общим достоянием, идет по рукам...
А ты влюбляешься в следующую...
Ника.
Со стихами то же самое.
Иваницкий.
Говорят, Блоком увлечены?
(Ника удивленно поднимает брови). А ведь он от сифилиса умер.
Вот к чему приводят «прекрасные дамы»... Молчу, молчу! Садитесь сюда...
Иваницкий усаживает Нику в кресло за маленький столик, ставит перед ней чашку.
Наливает чай и ставит перед девушкой тарелку с тремя булочками – точь в точь такими, как давали в Смольном.
Ника.
Господи, что за чудо!
(Устраивается в мягком кресле, поджав под себя ноги).
Иваницкий галантно накрывает ее ноги пледом, а сам усаживается за пишущую машинку.
Иваницкий.
Итак, Вера всегда преуспевала в точных науках и в спорте, а вы – в гуманитарных... И комсоргом ее избирали четыре раза...
Ника.
Три.
Иваницкий.
Расскажите какой-нибудь эпизод из жизни сестры. Можно из детства...
Ника.
Был смешной случай.
Веру послали как передовую пионерку приветствовать семнадцатый съезд партии...
Иваницкий.
(стучит на машинке).
Тридцать четвертый год...
Ника.
Она должна была читать стихи в группе пионеров на сцене Большого театра...
А со стихами у Веры всегда были нелады. И вот на сцене, обращаясь к товарищу Сталину, она перепутала строчки. Вместо «Товарищ Сталин, вождь любимый!
Спасибо вам от всех ребят! В стране родной непобедимой растет наш сталинский отряд!» – она прочитала: «Товарищ Киров, вождь любимый!..»
Потому что перед этим приветствовала Кирова... Жуткие стихи! Немудрено сбиться.
Иваницкий.
Зато политически верные. А Мандельштама вы читали?
Ника.
Читала.
Иваницкий.
(с выражением).
«Бессонница. Гомер. Тугие паруса... Я список кораблей прочел до середины...»
Напрасно. Враг народа. Не говорите никому. И стишки с излишним еврейским гонором.
Ника.
Не надо так, пожалуйста. Не люблю.
Иваницкий.
А что такого? Это не антисемитизм, это констатация факта.
Еврейский гонор так же, как и русское свинство, являются недостатками обеих великих наций.
Снова затрещала машинка.
Когда Иваницкий взглянул на Нику, та спала в кресле.
Иваницкий.
(снимает трубку, тихо).
Соедините 33-07. Да!.. Николай, это я. Срочно дуй домой! Мне надо на радио. Без тебя не могу уйти. Потом поймешь, давай!
Эпизод 51.
Улица у дома Иваницкого. Вечер.
К дому подъезжает «эмка». Соболев выходит из машины.
Эпизод 52.
Квартира Иваницкого. Вечер.
В прихожей раздается шум открываемой двери.
В кабинет входит Соболев. Видит спящую Нику.
Соболев.
Это что за явление?
Иваницкий.
Ника Румянцева.
Соболев.
Кто?!
Иваницкий.
Ника Румянцева, родная сестра Веры Румянцевой. Ее близнец, так сказать.