Такая перемена в собственных чувствах напугала княжну куда больше, чем прежние страхи от бессилия перед демоном. Шутка ли, ведь если она начинает ждать обольстителя, то, значит, желает этого, а значит и сама превращается в подобие демона. И муки, которыми пугал батюшка, теперь казались ей неизбежными.
После той сделки с обольстителем в осаждённом и обречённом Муроме, сделки с непонятными ставками, она смирилась с его приходами, с собственными вспышками страсти. Но одно дело короткие вспышки и совсем другое нетерпеливое ожидание. Её напугало, что незнакомец в обличии мужа с каждым разом всё глубже проникал в её душу, заполнял сердце. А ещё пугало, что ведь не злобой чёрной он заполнял пустоту (а ведь и впрямь пустоту), любовь туда вкладывал. Любви он и жаждал.
Варвара совсем запуталась. Рассудок размывало противоречивыми чувствами, как склоны дождями. Дошло до того, что однажды она Павла за незнакомца приняла. В тот вечер муж необычно ласков был, всё шутил, улыбался, и Варвара отозвалась, потянулась к нему, уже распаляя себя предвкушением. Но Павел едва прилёг, сразу уснул. Только тут и догадалась княжна, что мужа родного не узнала. Заплакала.
Плакала она теперь часто, почти каждую ночь. Павел так до сих пор ничего и не заподозрил, даже этот случайный всплеск любви не заметил или не придал значения. Когда бы он ни приходил — рано вечером или поздно, почти тотчас проваливался в сон, и спал крепко, не замечая её переживаний и слёз.
Вволю поплакав, но не находя ещё сил заснуть, Варвара лежала возле спящего мужа или садилась на скамейку и думала. Вернее пыталась думать. Мысль давно потеряла чёткость. Женщина искала хоть какой-нибудь выход и не могла найти. Ругала себя, свой скудный разум, и в который раз приходила к единственному суждению, что нужно кому-то довериться. Кому-то, кто сможет помочь, объяснить, распутать.
Но довериться было некому. Варвара вообще мало с кем дружила по-настоящему. Среди боярских семей её сверстниц не нашлось, а прочие женщины слишком низко стояли, чтобы позволить искренность с ними. Не с глупыми же девками из прислуги обсуждать свои сокровенные помыслы, свои сомнения, не болтливым же служанкам открывать позор? И священники-утешители, хоть грехи и по их части, доверия княжне не внушали. Не в этом случае уж точно. И как последнее средство оставалась у княжны всё та же дальняя родственница и Варвара думала, как бы найти оказию, чтобы вырваться к ней.
Но тут в жизнь тихого застывшего Мурома ворвалась, словно южный ветер Вияна. Всё кипело вокруг этой живой и весёлой девушки. Люди менялись на глазах, когда она появлялась рядом с ними. Хмурые улыбались, злые добрели, пропащие находили себя.
Варвара быстро сошлась с Вияной. Муромская княжна была старше мещёрской всего-навсего года на три-четыре. Правда, эти несколько лет иногда казались Варваре пропастью — той, что отделяет женщину от девушки и через каковую можно перескочить лишь однажды и только в одну сторону. Но Вияне как-то удавалось не замечать различий и мало-помалу они подружились.
Вияна, понятно, расспрашивала Варвару о свадьбе, о замужестве, о положении княжны в муромском дворце, обо всём том, что вскоре ей, возможно, предстоит испытать. И, несмотря на сдержанные ответы старшей подруги, девушка всё больше мрачнела от рассказов — не по ней была такая жизнь. Строгости много, власти чужой. И пока Вияна угрюмо молчала, как бы примеряя мысленно на себя новую ипостась, Варвара терзалась сомнением — посвятить или нет мещёрскую княжну в свою страшную тайну. И склонялась понемногу к тому, что другой-то возможности излить душу у неё не будет. И к дальней родственнице она никогда не соберётся съездить, погостить, всё это для успокоения совести отговорки.
И, наконец, решилась Варвара подруге изложить беду свою. Не смогла больше в себе тайну держать. Да и то не решила скорее, а само так вышло. Когда заглянула к ней мещёрская княжна, чтобы позвать куда-то, тогда и прорвало вдруг Варвару. Рассказала всё. И про чужака, что в обличие мужа по ночам приходит, про мужа равнодушного, про страхи и про свои странные чувства, в которых никак разобраться не может. Всё как есть выложила перед девчонкой сопливой.
Вияна сперва испугалась, потом обняла подругу, а та не выдержав напряжения, вдруг разревелась. Следом неожиданно для себя заревела и Вяна. Долго они так сидели, обняв друг друга, и ревели в два голоса.
Мещёрская княжна первой успокоилась, всё же чужая беда не так страшна. Поглаживая подругу по спине, задумалась. Чем помочь, если сама ничего в подобных вещах не смыслишь? И придумала.
— Собирайся, — вдруг решительно сказала она. — К ведунье поедем.
— К колдунье? — испугалась Варвара и потянулась к нательному кресту.
— Ну да. Чего тут особенного? — удивилась девушка, но, заметив страх в глазах подруги, вновь обняла её, успокоила. — Да ты не бойся! Знакомая есть у меня, Мена. Только она и сможет помочь тебе.
— И далеко нужно ехать? — спросила, всё ещё с тревогой, Варвара.
— В Елатьму, — ответила Вияна. — Там у брата моего остановиться можно, не на заезжих же дворах ночевать?
— В Елатьму? — переспросила Варвара. — А что я мужу скажу?
Вот о муже-то Вияна и не подумала. Не было у неё подобной заботы, как муж. Не было, да скоро будет. Девушка смутилась, но решение быстро нашла.
— Ты скажи ему, дескать, по поводу наследника едем к ведунье, — предложила она. — Сама говорила, что злился он, что не понесла ты до сих пор. Вот и напомнишь. Кстати, Мена и с этим делом поможет.
Павла долго уговаривать не пришлось. Он поначалу и сам захотел Варвару сопровождать, но Вияна отговорила. Сказала, что дорога недальняя, воинов в охрану хватит, и в Елатьме о княжне будет кому позаботиться — старший брат, Александр в обиду не даст. А пока лёд на реках не вскроется, воинским начальникам лучше дома оставаться. Мало ли что?
— Верно, — согласился Павел. — Но и дело не мелкое. Хоть Петьку возьмите с собой.
— Петьку? — переспросила Вияна и, вдруг, почувствовала, что краснеет.
Пётр как узнал о предстоящей поездке, не дожидаясь просьб и приказов, сам вызвался невесту с невесткой сопровождать. На счёт невесты, конечно, ещё вопрос, отцы не сговорились пока, но право и обязанность защищать девушку у Петра, как он считал, появилась. А главное появилось желание оберегать молодую княжну. Ну, а то, что не всё пока улажено, так и повод иной — невестка к знахарке едет.
Пожалуй, единственным, кто оказался недоволен предстоящим отъездом, был Тарко. Его-то с собой не позвали. А когда сам вслед за Петром вызвался, Юрий сказал, что не в его власти княжеского посла домой отсылать. Могут не так понять.
Несчастный заложник союза смотрел, как слуги и дружинники седлали лошадей, запрягали для Варвары сани. Как его друзья и его любимая собирались в путь. И такая обида в нём поднималась, что хоть плачь.
И уже проводив взглядом поезд, юноша подумал, не из-за него ли и уехала Вияна, используя недуг Варвары как повод? Видеть не желает? Вновь объясняться?
Они выехали рано утром большим отрядом. Варвара с одной из служанок в санях — княжна хоть и сиживала, бывало, в седле, но предпочитала сани. Вияна к ней подсела, чтобы не скучно подруге было. Свою лошадку к саням привязала, налегке следом пустила. Их сопровождала полудюжина мещёрских дружинников, которые вместе с девушкой сюда прибыли. Да ещё Пётр столько же своих воинов прихватил. Сам, хоть и поболтать был не прочь, в седле остался, — всё-таки единственный мужчина из князей в отряде.
Лёд лежал солнцем подтопленный, пористый весь, мокрый. Из-под саней талой водой во все стороны брызжет, лошади то и дело копытами в лужи влетают, юных княгинь в ответ окропляют. Но крепкий ещё лёд. Вот недели через две уже опасно будет зимником ездить. Вновь дороги лесные людьми наполнятся. А пока хорошо мчаться — и не холодно, и дорога открытая, прямая и ровная. Но всё равно далеко получается. Только к вечеру добрались до Елатьмы.
Вечером к ведунье не пошли — устали очень, да и темень уже город накрыла, а с Меной ведь даже не условились, весточку не подали. Так что в крепости разместились.
Александр Укович, хоть и без предупреждения сестричка с гостями явилась, с должной честью их встретил. Велел бани топить, на стол подавать что есть, перины готовить. Перед тем сестру свою всё же выбранил круто за то, что без спроса зимой в Муром сорвалась. Повезло Вияне, что не одна объявилась — на гостях не слишком брат сердитость свою показывал. А вот дружинникам что с ней ушли, крупно влетело. Их-то прикрыть было некому.
Когда они следующим утром зашли, ведунья занималась самым, что ни на есть, чародейским делом — ладила на лето курточку лёгкую, нашивая на ткань кожаные накладки. Гостей она встретила приветливо, как и всех, кто к ней обращается, но без особой пышности — лишних поклонов и словес для князей ведунья не нашла. Кивнула на лавку женщинам, а сама к Петру подошла. Тот стоял в дверях не слишком уверенный в себе, озирался по сторонам. Жилище молодой ведуньи его явно разочаровало. Наверное, ожидал гадов увидеть, мышей летучих, а может и костяки человеческие высматривал.
Мена, склонив голову набок, смотрела на него некоторое время, словно прицениваясь к пылкому и красивому юноше.
— Тебе придётся подождать во дворе, — сказала она, положив ладонь на его грудь. — Боюсь, не твоего ума это дело.
Ведунья мягко, но настойчиво, выставила Петра за дверь, лязгнула щеколдой и только потом обратилась к женщинам.
— Жених твой? — спросила она у Вияны.
Та покраснела и помотала головой хоть и резко, но не очень уверенно.
— Нет? — улыбнулась Мена. — А мне показалось, что да…
— Ну… — Вияна замялась. — Князья желают этого союза…
— А ты нет? — прищурилась Мена.
— Я не знаю, — честно призналась девушка, пожав плечами. — Не уверена…
Мена ещё раз пристально посмотрела на неё и кивнула головой.
— Ладно. Как-нибудь в другой раз, поговорим о твоих сердечных делах, — пообещала ведунья. — Полагаю, вы не за этим сюда приехали… в даль-то такую.