Поначалу оба молчали, не зная, как начать разговор. Николай бросал на идущую рядом с ним девушку робкие, но полные интереса взгляды. Когда Вера подозвала их с братом и начала знакомить со своей подругой, он был уверен, что перед ним такая же веселая и легкомысленная гимназистка, как и сама Срезневская, однако стоило Ане перестать вежливо улыбаться, и ему стало ясно: он ошибся. В этой девушке чувствовались и серьезность, и утонченность, и еще что-то неуловимое, чего Николай пока не понял, какая-то загадка, которую ему сразу же захотелось разгадать.
— А что вы хотите купить? — наконец решился Николай завести беседу.
— Сами пока не знаем — какие-нибудь украшения для елки, — равнодушно повела плечами Аня. — Посмотрим, что там есть, и тогда уж выберем.
— А как вы будете отмечать Рождество?
— Как и все, дома, в семейном кругу, — кинула она на него безразличный взгляд.
О чем еще говорить, Николай не знал. К счастью, вся их компания к тому времени дошла до входа в Гостиный двор, и Аня с Верой завертели головами, высматривая ряды, где торговали рождественскими украшениями и подарками. Николай наклонился к ближайшему торговцу тканями, быстро узнал у него все, что нужно, и повернулся к девушкам:
— Идемте за мной, я вам покажу, где мишура продается! — И быстрым шагом двинулся сквозь толкающуюся у прилавков толпу, время от времени оборачиваясь, чтобы убедиться, что все остальные поспевают за ним.
Путь к нужному прилавку занял у них немало времени. В Гостином дворе было слишком много народу, вспомнившего в последний день перед Рождеством о том, что им не хватает подарков, сладостей или еще чего-нибудь, крайне необходимого для праздника. Невысокому и щуплому Николаю было нелегко протискиваться сквозь эту толпу, но он старательно расчищал дорогу для своих спутников, и в конце концов компания добралась до своей цели. На широком прилавке блестели оклеенные фольгой дрезденские игрушки, изображающие ангелов и разных лесных зверей, за ними возвышалась горка «огней без запаха», а рядом свешивались почти до пола листы разноцветной бумаги и все той же сверкающей фольги для упаковки подарков. Вера Срезневская замерла возле игрушек, рассматривая их придирчивым взглядом. Аня тоже подошла к прилавку и, протянув руку к одному из картонных ангелов, провела пальцами по его крыльям. Лицо у нее при этом было таким задумчивым, словно она не просто решала, купить игрушку или нет, а размышляла о чем-то крайне важном и серьезном. Или, как неожиданно осенило украдкой наблюдавшего за ней Николая, сочиняла стих об ангеле!
Он и сам не знал, откуда пришла ему в голову эта мысль, ведь ему никогда не приходилось видеть, как пишут стихи другие люди. Но почему-то он был уверен, что у поэта, складывающего в уме строки нового стихотворения, должно быть именно такое выражение лица — отрешенное от всего мира, радостное и слегка нетерпеливое…
— Ну, что, Аня, берем этих ангелочков? — громко спросила Вера.
Аня чуть заметно вздрогнула, улыбнулась Вере, но брови ее слегка нахмурились, а во взгляде промелькнуло недовольство. Все это тоже не укрылось от внимания Николая, и если раньше у него еще были сомнения в сделанной им догадке, то теперь он окончательно убедился: Аня пыталась что-то сочинить, и ее раздражала так не вовремя начавшая задавать вопросы Срезневская.
С этого момента все мысли младшего Гумилева были о том, каким образом заговорить с новой знакомой о поэзии. Если бы ему это удалось, если бы он смог ненавязчиво рассказать ей о своих стихах и сделать так, чтобы она доверилась ему и прочитала что-нибудь из собственных сочинений, у них появилась бы неиссякаемая тема для бесед! Но пока повода для разговора на такие возвышенные темы что-то не представлялось. Вера звонко щебетала о выборе елочных игрушек, Аня рассеянно отвечала подруге, что та может выбрать любые украшения на свой вкус, а Сережа и Митя со скучающим видом ждали, когда же Срезневская наконец определится. Николай облокотился на край прилавка и терпеливо ждал. Как бы долго ни делали девушки покупки, рано или поздно это должно закончиться. И тогда они с Митей предложат проводить их до дома, а по дороге он обязательно снова заговорит с Анной!
Однако всем этим планам на откровенные разговоры не суждено было сбыться. После того как Вера набрала понравившиеся ей игрушки и поторговалась с продавцом, Аня осталась такой же задумчивой, как и прежде, а на предложение Николая проводить ее домой ответила вежливым отказом:
— Благодарю вас, но нам не очень далеко идти.
— Но мы бы помогли вам игрушки донести! И ваши книги тоже, — не сдавался Николай, кивая то на большой сверток в руках у Веры, то на Анину связку книг и пенал.
— Не стоит беспокоиться, они не тяжелые, — поспешно заверила его Аня.
Митя, встав за спиной у девушек, скорчил брату недовольную рожицу — ему вовсе не улыбалось провожать домой болтушку Веру и неразговорчивую Аню. Но Николай сделал вид, что не замечает посылаемых братом знаков. Как ни сочувствовал он заскучавшему Мите, отказаться от шанса подольше побыть рядом с загадочной новой знакомой было выше его сил.
— А в какую вам сторону? — задал он вопрос более разговорчивой Вере, и та, как молодой человек и ожидал, тут же принялась объяснять ему, что сначала они с Аней зайдут к ней домой, чтобы закончить наряжать рождественскую елку. Митя закатил глаза и незаметно от девушек и Сережи показал брату кулак. Коля ответил ему грустным виноватым взглядом. Ему стало ясно, что их знакомство с подругой Веры так и останется шапочным.
Все вместе они вышли из Гостиного двора, и Вера принялась прощаться с Гумилевыми.
— Рад был познакомиться, очень рад, — сказал Николай Ане, но в ответ получил лишь вежливый кивок и ни к чему не обязывающие слова:
— Я тоже очень рада.
— До встречи! И счастливого Рождества! — пожелал девушкам и юному Сереже Митя, после чего ухватил Колю за локоть и потянул его прочь от торговых рядов.
— Пошли, нас давно дома ждут, — пробурчал он младшему брату в ухо. — Сколько можно болтать?
Николай не отвечал. Ему не хотелось спорить с братом, и он послушно шел следом за ним, лишь поминутно оглядывался, чтобы посмотреть на удаляющуюся в другую сторону Анну и ее друзей. Вера и Сережа Срезневские о чем-то разговаривали, оживленно размахивая руками, а Аня шла рядом с ними, но так, словно они были не вместе — не принимая участия в их разговоре и даже не кивая им из вежливости. Николай мог поспорить на что угодно: она снова погрузилась в мысленное сочинение стихов…
Вера Срезневская тоже заметила задумчивость подруги, но приписала это совсем другой причине.
— Тебе не понравились Митя с Колей? — спросила она, когда они уже подходили к дому.
— Да нет, почему же… — пожала плечами Аня. Обижать подругу ей не хотелось, но изобразить интерес к новым знакомым было так трудно, что от Веры не укрылись ее истинные чувства, и она утвердительно кивнула:
— Не понравились. Жаль… Они — очень хорошие мальчишки, разве что Митя бывает иногда занудой. А вот Коля — он такие интересные вещи рассказывает, заслушаешься!
— В самом деле? — с легкой усмешкой бросила Анна.
— Да, сегодня он что-то был совсем не разговорчив… — развела в ответ руками Вера. — Сама не понимаю, что на него нашло! Может, просто не в настроении сегодня или у него случилось что-нибудь… Надо будет Митю спросить!
Аня снова пожала плечами. Если у ее нового знакомого и были какие-то неприятности, ее это совершенно не интересовало. Однако Вере, по всей видимости, очень хотелось реабилитировать своих друзей в ее глазах, потому что она продолжала болтать о них без остановки:
— Этот Коля знает все о других странах! Об Африке, о Бразилии, об Австралии… Заслушаешься! Он знает, какие там туземцы, какие животные — как будто сам там был и собственными глазами все видел. Если мы еще с ними встретимся, надо будет обязательно завести с ним разговор об Африке, это будет очень интересно!
— Можно будет, да, — без всякого энтузиазма согласилась Анна. Они уже подходили к дому Срезневских, и она с радостью подумала о том, что сейчас согреется. А еще о том, что ее подруге придется отвлечься от болтовни о младшем Гумилеве, чтобы показать матери купленные игрушки.
Однако Вере очень хотелось рассказать о Николае Гумилеве все, что она знала, и сразу же после показа покупок она снова вернулась к волновавшей ее теме.
— Митя рассказывал, что у Коли дома вся комната разукрашена — как будто там подводный мир! — щебетала она, стоя на стуле перед упирающейся в потолок рождественской елкой и развешивая на нее принесенных из Гостиного двора игрушечных ангелов. — Он все стены выкрасил в сине-зеленый цвет, как морская вода, сам выкрасил! И нарисовал на них рыб, и водоросли, и раковины всякие… И потолок так же покрасил, можешь себе представить? Подай мне еще вон ту гирлянду, пожалуйста!
— Да, это очень необычно, — признала Анна, вручая подруге длинную цепочку мишуры. «Попробовала бы я в своей комнате хоть одну вещь с места на место переставить, а не то что на стенах рисовать, — меня бы отец, наверное, сразу же на месте убил! — грустно усмехнулась она про себя. — А этим Мите и Коле родители, похоже, слишком много всего разрешают…»
— А еще он стихи пишет! — добавила Вера и спрыгнула со стула. — Они с Митей мне кое-что читали. Ничего так, красиво…
В глазах Анны промелькнуло удивление, но расспрашивать Срезневскую подробно о стихах ее нового знакомого она после некоторого раздумья все же не стала. «О чем может сочинять стихи человек с таким несчастным и загадочным выражением лица? — вновь подумала она с усмешкой. — Наверняка о безответной любви к выдуманной идеальной красавице и о том, что его жизнь скучна и бессмысленна! Знаю я таких поэтов, читала…» Ей сразу же вспомнились стихотворения с подобными описаниями, которые тайком от учителей записывали в свои тетрадки ее одноклассницы в гимназии, у них всегда была такая же напускная загадочность во взглядах, и они даже не догадывались, как смешно и глупо выглядят со стороны. И если в первый момент, когда Анна услышала от Веры о том, что младший Гумилев пишет стихи, ей захотелось прочитать что-нибудь из его сочинений, то теперь такое желание пропало начисто.