С лихвой и моим сестра досталось. Сашенька им выдал по первое число. Не обращая внимание на их слезы, припомнил им и разгульную жизнь, и беспечность, и лень.
— Очень грозен был, — шептала она, робко улыбаясь.
Не могла в своих мыслях не признаться, что таким он ей особенно нравился. Что-то в нем, всегда покладистом и учтивом, тогда появлялось первобытное, неистовое, варварское. Сашенька точь в точь начинал походить на одного из героев ее любимого французского романа, капитана королевской гвардии Француа де-Бережон, отчаянного гуляку, авантюриста и защитника слабых.
— Прямо очень грозен, — лукаво облизнула губки язычком и сразу же оглянулась по сторонам, а вдруг кто-то догадался о ее мыслях.
В мыслях снова вернулась в тот вечер, когда он прижал ее у комнаты. Она тогда аж оторопела, не ожидая такого напора и горячности. Сердечко так сильно забилось, что жарко стало.
— Что-то мне душно…
От будоражащих фантазию картин в груди вновь появилось томление. Грудь задышала чаще. Тонкие пальчики мяли только что вышитый платочек.
— Совсем душно…
Сашенька зарычал, как дикий зверь, заставив ее вскрикнуть. Вдруг подхватил на руки, занес в комнату и бросил на кровать, как охотник свою добычу. А потом такое начал вытворять, что и вспомнить…
Наталья, и правда, не знала, что и думать, испытывая странные, противоречивые чувства. С одной стороны, все случившееся вчера в спальне между ними было настолько странным, незнакомым, что при одной только мысли об этом заливалась краской. С другой же стороны, ей никогда еще так хорошо не было. Стыдно даже вспомнить, но она так кричала, так кричала…
— Ой, кто там?
В дверь комнаты робко постучали. Тихо скрипнул петли, и на пороге появились сестры. Видно было, что устали дуться и пришли за новостями.
— Ну, сестричка, ты вчера устроила, — слева присела Александра и сжала ее ладони в своих.
— Рассказывай все, без всякой утайки, а то мы обидимся, — справа села Катерина, приобняв уже за плечи. — Мы же тебе по-сестрински все рассказывали. Теперь твоя очередь…
Наталья дернулась была, но держали ее крепко. Глубоко вздохнула и счастливо улыбнулась.
— Ой, девочки, что было, что было…
Дверь в спальню от сквозняков начала медленно закрываться, скрипя плохо смазанными петлями. Голоса в комнате становились все тиши и тише. Хотя некоторые, особо эмоциональные, возгласы еще можно было разобрать:
— Да ты что⁈ Прямо как кролики сделал…
— А кричала так, что весь дом слышал. Что, прямо так сладко было? Только не ври нам, слышишь? Поклянись…
— А потом прямо туда… Ну, туда, туда…
— Как? Туда?
— И что?
— Ой, мамочки, как было…
На некоторое время женские голоса превратились в шепот, которые было никак не разобрать. Но когда эмоции вновь стали брать верх, голоса опять стали громче.
— … И Сашенька сказал, что прикажет сшить мне особые маленькие кружевные панталончики для этого самого…
— Какие такие панталончики? Их же снимают…
— Сказал, что полураздетая я еще желаннее… А еще обещал сделать кружевные мешочки дли них… Вот такие примерно…
— Не поняла, для чего? Чего в них класть-то?
— Какая ты непонятливая, Катенька! У тебя, что впереди выпирает?
— А сиськи что ли? Так бы и сказала…
— Эх, какая же ты Таша [именно так близкие называли Наталью Гончарову-Пушкину] счастливая! Прямо белой завистью тебе завидую… Ташенька, поклянись нам, своим сестрам, что сразу же покажешь эти обновки! Клянись, иначе тебя из комнаты не выпустим и защекочем до полусмерти! Клянись.
— Да вы что, девочки⁈ Как можно? Мне же совестно будет…
— Не покажешь, ты нам не сестра!
Петербург, Сытнинская улица, Сытный рыно к
Несмотря на середину февраля, мороз выдался слабеньким. День был скорее промозглым, чем морозным. На мостовой многочисленные прохожие и экипажи намешали отвратного цвета снежную жижу, в которую и неприятно было даже смотреть, а не то что ступать. Но приходилось, идти-то нужно.
Александр Сергеевич застыл на подножке остановившегося экипажа, с отвращением разглядывая грязь под ногами. С мостовой пахнуло тошнотворной вонью.
— Черт, у нас, вообще, когда-то были нормальные дороги? — вопрос был скорее риторическим, чем практическим. Просто вырвалось, накипело. — Никита, ты иди по торговым рядам и слушая во все уши. Как и договаривались, ищи мне купца-прощелыгу, что хочет денег заработать. После ищи нас в трактире.
Слуга, Никита Козлов, молча кивнув, пошел в сторону рынка. Пушкин же вернулся в экипаж.
— Человек, давай в трактир на Пятницкой! — хлопнул по стенке, подавая сигнал кучеру. — А теперь, Левушка, будем думать над нашим делом, — младший брат поддакнул, сидя напротив. — Хорошенько думать. Ведь, на кону неплохие денюжки.
Собственно, с попыткой заработать и решить тем самым все свои финансовые проблемы была и связана их сегодняшняя поездка. Еще вчера ему в голову пришла идея выпускать газету, которая бы всем пришлась по душе. У Александра Сергеевича, насколько он знал, уже был подобный опыт, связанный с выпуском журнала «Современник». Плохой, если честно, опыт. Великий поэт оказался совсем никудышным бизнесменом, откровенным издателем-неудачником, который не знал ни сферы, ни законов экономики. Свой журнал печатал на отличной глянцевой бумаге, стоимости просто запредельной. Гонорары для авторов установил бешенные, а продажи оказались с гулькин нос. В итоге, вся затея ушла в откровенный убыток.
— Ставлю задачу. Нужно придумать газету, чтобы стоила копейку и в то же время всем нравилась. Никитка сейчас нам найдет такого компаньона, что у нас за простой народ будет думать. Ну как тебе идея?
Лев, несмотря на кажущуюся ветреность и недалекость, сразу же схватил суть.
— Раз копейку будет стоить, значит, каждый купить сможет. А людей у нас ого-го, — он махнул рукой в сторону окошка экипажа. — О чем писать будем?
Пушкин многозначительно покачал головой. Чего-чего, а тем для газеты он мог столько набросать, что рука устанет записывать. Ведь, газета для пенсионера была и оставалась лучшим другом и в конце двадцатого века, и в начале двадцать первого века. Он в свое время десятками их выписывал, в киосках покупал. Сотни названий — «Вечерний город», «Спутник», «Новости», «Слухи и сплетни» и множество других, которых уже и не вспомнить. Словом, ему сам бог велел популярную газету сделать.
— Вот сейчас я тебе и расскажу. Только, Лева, слушай так, чтобы не пришлось по нескольку раз повторять. Ведь, издавать ее тебе придется. Что рот раскрыл? Хотел заработать, вот и будешь зарабатывать. Так что готовь лопату.
— Какую еще лопату? — не понял шутки Пушкин-младший.
— Такую… Деньги грести.
Отсмеявшись, начали.
Лев во время разговора едва успевал записывать идеи, воспринимая их чуть ли не как откровения. По листам блокнота стремительно порхал карандаш, заполняя одну страницу за другой. Время от времени, когда слышал нечто удивительное, не выдерживал и удивленно фыркал.
— … Сплетни⁈ И будут читать? Ах да… Я и сам до сплетен и слухов большой охотник. Вот, к примеру, слышал про баронессу Гагарину…
— … Это что еще за анекдоты такие? Ты русским языком объясни… Смешная история про ежика? В смысле, научил ежик попой дышать, а после сел на пенек и задохнулся? А-а…
— … А вот амурные знакомства это очень хорошо, это мне нравится! Так ведь можно с любой дамой познакомиться. Считай, как записочку передать, оставшись никому не известным…
Приехав на место, братья продолжили разговор уже в трактире. Место здесь было не простое, а для состоятельных господ и купцов с капиталами. Чисто, опрятно, без всякой голытьбы и пьянства. Самое место для серьезной беседы за хорошим столом, чем, собственно, посетители и занимались.
— Кстати, можно еще коротенькие рецепты всяких необычных блюд печатать, — кивая на хрустящих жаренных карасей в сметане, предложил Александр. В своем времени он с большим удовольствием покупал кулинарные книги карманного формата и смаковал описания разных кушаний. — Например, напечатаем рецепт особенной вишневой наливки или капустного пирога и укажем, что прислал их какой-нибудь барон С. скажем из Калужской губернии. Вдобавок, напишем, что барон назвал его рецептом наилучшей наливки. Знаешь, какой шум поднимется…
Лев, кусая этот самый капустный пирог, кивнул. Отзывы точно будут, можно было и не сомневаться. Здесь чуть ли не каждый помещик наливку самолично делает, и именно свой рецепт считает наилучшим. Говорили, что даже дуэли по такому поводу случались.
— А еще можно про клады печатать…
У Пушкина-младшего чуть кусок из рта не выпал. Так и замер с выпученными глазами и половинкой пирога, зажатого в зубах.
— О каких таких кладах? — давясь, быстро выпалил он. — Ты и о кладах знаешь? Откуда?
Пушкин же в ответ расхохотался, обратив внимание на столь «живую» реакцию брата. Ясно теперь, как другие среагируют.
— В каждом из нас, Левушка, считай с самого детства заложено стремление к чему-то необычному. Хочется приобщиться к какой-нибудь таинственной тайне, извиняюсь за каламбур. А зарытые кем-то сокровища, спрятанные клады, вообще, заставляют нас слюной исходить.
Все это Александр знал, как никто другой. Являясь учителем литературы «в прошлом», прекрасно помнил, какое впечатление на учеников оказывали подобные истории из классики. Класс в один момент превращался в галдящую и жадно сверкающую толпу, едва только при разборе какого-нибудь произведения заходила речь о спрятанном кладе. Даже в целом не особенно примечательный отрывок про Тома Сойера и найденную им горстку серебряных долларов в пещере он с учениками обсуждал почти целый урок.
— Вот, к примеру, что ты слышал о библиотеке Ивана Грозного? — Пушкин-младший в ответ недоуменно пожал плечами. — Получается, ничего не слышал. А между тем, она считается крупнейшим собранием древнейших книг Европы, а может и мира, о котором сохранились достоверные свидетельства. Стоимость их сейчас составляет просто баснословные деньги.