Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын!
Глава 1Опять в трудах аки пчела
Псковская губерния, с. Михайловское
Тот разговор с Прасковьей Александровной, состоявшийся сразу же после празднования восьмого марта, еще долго не выходил у Александра из головы. Слишком уж много непонятного, странного он узнал о прошлом Пушкине, что не могло быть простой безделицей или даже шуткой. Соседка, относившаяся к нему с материнской теплотой, вряд ли бы стала так шутить.
— Какие-то масоны, тайные общества, политика… Хм, Саня, курчавая башка, куда ты, вообще, влез⁈ Чую, не к добру все это, точно не к добру.
Пушкин снова перевернулся с одного бока на другой, уже в шестой или седьмой раз, наверное. Сна, по-прежнему, не было ни в одном глазу. Мозг, взбудораженный тревожными мыслями, теперь до самого утра не даст уснуть.
— Черт, — вздохнув, поэт откинул одеяло и поднялся. — Подкинули вы, Прасковья Александровна мне задачку. Гадай теперь всю ночь… Масоны… Код да Винчи какой-то получается, — почему-то вспомнился характерный фильм с Томом Хенксом про всякие масонские общества, заговоры и вселенские секреты. — Подожди-ка, этот французик ведь тоже про какого-то рыцаря говорил… Как уж там было-то?
Вскочив с кровати, он заметался по комнате. Нужное, словно специально, никак не вспоминалось. Мысль бродила где-то близко, очень близко, но все равно никак не давалась в руки.
— Так… Он сказал… Сказал… — наконец, началось вспоминаться, отчего он даже глаза прищурил от предчувствия. — Кажется, рыцарь розы и креста. Да, точно, рыцарь розы и креста.
Сделал в сторону печи еще несколько шагов и замер, уткнувшись задумчивым взглядом в стенку. А затем, и вовсе, повел себя странно. Резко дернул головой из стороны в сторону, с силой почесал затылок, и медленно пошел к небольшому комоду. Пока шел, что-то усиленно бормотал. Посмотри кто-нибудь сейчас на него, точно бы креститься стал.
— Где-то я это видел… Точно видел… Черт, попадалось же на глаза совсем недавно, — оказавшись у комода, Пушкин вдруг резко опустился на колени и начал в нем рыться. Рыскающий вполной темноте, с выпученными глазами, выглядел, и правда, не очень здоровым. — Видел же… Не мог я ошибиться… Тогда еще подумал, что это такое… Вот же оно!
Что-то увидев, он быстро дернулся.
— Вот оно.
Схватил массивную серебряную печатку с искусно выгравированными на ней розой и крестом и стал внимательно ее разглядывать.
— Даже надпись какая-то есть… Не видно ничего… От свечи один огарок остался… Сейчас, новую достанем.
С новой свечой стало гораздо светлее. На внешней части перстня показалась витиеватая надпись английскими буквами.
— Рыцарь, во как… Значит, я все правильно запомнил. Дантес упомянул, что я рыцарь розы и креста… Интересно… Как-то все так странно закрутилось. Сначала Дантес, потом соседка с ее разговором, а теперь вот еще и перстень. Санька, куда же ты вляпался?
Получалась, и правда, малоприглядная картина. По всему выходило, что Пушкин состоял в каким-то тайном масонском обществе и теперь, похоже, конфликтовал с его членами. При этом Александр сам толком ничего не помнил ни про это тайное общество, ни про его членов, ни про их совместные дела.
— Кто они такие? Чем занимаются? А я им с чего сдался? Вопросов, больше, чем ответов… А что я, вообще, знаю о масонах?
Александр задумался, усевшись в кресло. Вопрос был очень не просто и требовал обстоятельного размышления.
— Хм… Похоже, немного, — недовольно хмыкнул он, понимая к своему неудовольствию, что его знания о масонах в России весьма обрывочны и во многом основываются на кинематографе и художественной литературе.
— Масоны, общество вольных каменщиков… Если верить Льву Николаевичу Толстому, то и Суворов, и Кутузов были масонами, причем самого высокого градуса посвящения… При матушке Екатерине их во власти было, как блох на бродячей собаке. Вроде и канцлер, и сенаторы, и среди военных очень много… Подожди-ка, а сейчас-то они вроде запрещены, — он точно не был уверен, но почему-то очень склонялся к этой мысли. — Прасковья Александровна, кажется, что-то об этом тоже говорила. Мол, хорошо, что перестал с ними якшаться, а то и в Сибирь попасть не долго…
Постепенно появлялась некоторая ясность. Скорее всего, Пушкин, по натуре сильно увлекающийся, как и все творческие люди, человек, входил в масонское братство. Наверное, его «подцепили» чем-то красивым, необычным — какой-нибудь идеей о всеобщем братстве, равенстве. Пообещали, что они все вместе будут строить царство всеобщей справедливости. Для поэта, сильно симпатизировавшего декабристам и откровенно недолюбливавшего императора, это могло стать прекрасной наживкой.
— Эх, Саня, Саня, тебе уже почти сорокет, а все в сказки веришь, — он печально улыбнулся, качая головой. — Знал бы ты, как часто нас этими сказками о справедливом обществе кормили. Сначала рассказывали о коммунизме и светлом будущем, потом — о человеческом капитализме с сытостью, достатком и демократией… И всегда, Санька, всегда простой люд не получал ничего кроме боли, страха и нищеты. Никогда не верь, если тебе говорят красивые слова… Не верь.
Тяжело вздыхал, вспоминая свое прошлое.
Горько усмехался, когда перед глазами всплывали одухотворенные сытые лица политиков, красиво и грамотно вещавших о наступлении скорого рая и всеобщего изобилия в отдельно взятой стране. Рассказывая о временных трудностях, о нашей лени, о необходимости усердного труда, через какое-то время они все оказывались откровенным ворьем и лжецами. Как же так можно, на голубом глазу рассказывая о морали и нравственности, призывая работать не покладая рук, воровать так, словно в последний раз? Никогда этого не понимал.
— Так-то Саня, может и зря ты на императора всех собак спустил, а заодно поверил непонятно кому… Ладно, подумаем. Как дома окажусь, нужно все вверх дном перевернуть. Должны же остаться какие-то бумажки об этих масонах?
Поворчав еще немного, походив из угла в угол, Александр ближе к утру затих. Присел на кровать и, сам не заметив как, задремал.
Псковская губерния, с. Михайловское
Собираться в дорогу Александр начал ближе к полудню. Сегодня предстояло заняться одним делом, к которому он готовился уже довольно давно.
— Александр Сергеевич, — в дверях его рабочего кабинета появился Дорохов. Свежий, бодрый, с застывшей решимостью в глазах, с такого только картину настоящего офицера писать. — Все готово. Прохора я еще утром послал в монастырь, чтобы игумена предупредил о нашем приезде.
Поездка в монастырь совсем не была увеселительной прогулкой, как это могло показаться. Мол, скучающий в ссылке аристократ устал развлекаться и решил вкусить немного духовной пищи. Отнюдь.
— Вроде бы я хорошо подготовился к этому делу…
Он давно уже задумывался над тем, чтобы устроить в Михайловском школу для крестьянских детей. В Свято-Успенском Святогорском мужском монастыре, как раз все для этого и было — хорошие помещения, грамотные учителя. Осталось лишь об этом договориться.
— Игумен Иона батюшка нормальный, понимающий, без лишних заскоков, как я помню. Должен понимать, что от грамотности лишь одна только польза. Время не стоит на месте — все меняется, все движется. Откроем образцовую школу с классами, спортзалом, хорошенько ее пропиарим. Глядишь, Прасковья Александровна тоже у себя откроет. Так постепенно на всю губернию прогремим…
Честно говоря, Александр смотрел гораздо дальше, и эта школа в его селе виделась лишь первой ласточкой. Сейчас, когда у него завелись кое-какие деньги, он заняться тем, в чем и видел свое настоящее призвание. Ведь, он учитель с таким багажом учебно-методических знаний, что на столетия обогнали все сейчас и здесь существующее.
— Эти газетки и журналы, бейлис, косметика для барышень, все это баловство в историческом масштабе. Школа же, как часть современной системы образования, это самое настоящее будущее, плоды которого можно пощупать не через пятьдесят — шестьдесят лет, а уже через семь — восемь лет.
Пушкин грезил о полноценной реформе российской системы просвещения, из которой должно было вырасти нечто совершенно потрясающее для этого времени. Ведь, одна из главных бед страны — отсталость, причем во всех смыслах — была результатом именно убогого образования, которое было доступно лишь избранным, да и то в каком-то усечённом виде.
— Я подготовлю такие учебники, которые никто здесь и в глаза не видел. Поделюсь технологией организации полностью отработанного учебного процесса со всеми его четвертями, контрольными срезами и тестами, урочной системой и индивидуальным подходом. Школа, действительно, станет храмом науки… Мы новых Ломоносовых столько из сел надергаем, сколько никогда и не видели. Нового да Винчи сами вырастим.
Объем предстоящей работы, конечно же, потрясал. Александр прекрасно понимал, что многое может не получится, но надеялся на лучшее. Главное, считал, нужно запустить процесс: наладить работу пары-тройки образцовых школ и показать их миру, чтобы всем стала их неимоверная эффективность и польза для страны.
— Сложно, конечно… А что, лучше сидеть и клепать газеты и романчики на продажу?
Что греха таить, Александра немало тяготило то, что первые его здесь шаги были исключительно потребительскими. Умом он, конечно, понимал, что не мог поступить иначе и доложен был первым делом броситься зарабатывать деньги, чтобы помочь себе и своей семье. Но внутри довольно сильно корил себя за то, что за все это время даже не попробовал хоть что-то изменить к лучшему.
— Будем стараться, а то хорошо здесь устроился. Первый парень на деревне, знаменитость, жена красавица, дом полная чаща… А за околицей дети с голоду пухнут, в соседнем городе на базаре крестьянами, как скотиной торгуют, — во время своего знакомства с Михайловским и подворным обходом он много чего откровенно мерзкого и страшного видел — вареную лебеду в мисках и лепешки из толченой коры, гниющие чирьи на теле рожениц, где ползали желтоватые личинки, детей с громадными, словно надутыми животами. На фоне всего этого фривольная связь прошлого Пушкина с молодыми крестьянками казалась даже нормальной. — Ничего, начнем с малого, а там посмотрим. Москва тоже не сразу строилась… Главное, игумена убедить, а через него и разрешение у Церкви на открытие крес