Покопавшись в памяти, Пушкин уверенно кивнул. Сразу же вспомнилось имя легендарного американского изобретателя Самюэля Кольта, запатентовавшего один из первых в мире револьверов с ударно-спусковым механизмом. В уме сами собой стали «всплывать» образы хмурых ковбоев с щетиной на лице и неизменным револьверов в руке. Они во весь опор скакали по прериям, непрерывно грохотали выстрелы, клубился пороховой дым, во все стороны летели брызги крови, раздавались яростные крики.
— Любые деньги отдам за такие стволы, — поэт быстро чиркнул в блокнот свои соображения, с которыми будет разбираться позже. Сейчас, главное, все записать. — Только Никитке с этим не справится. Придется Дорохова дождаться. Он человек опытный, на оружии собаку съел, может что-то дельное подскажет… Вообще, я бы и пушку купил. Да, настоящую пушку с шрапнелью, чтобы одним выстрелом целую банду положить. Хм, а почему бы и нет? По закону вроде бы не запрещено. А, что не запрещено, то разрешено…
Сейчас ему нужно было выиграть время, превратив свой дом в крепость. «Вооружившись до зубов», можно было отбиться, а уже потом нанести свой удар.
— Да, сейчас спешить нельзя… Уже поспешил, сдуру пошел разбираться. Считай, полностью раскрылся.
Вспоминая, скрипел зубами, уже в который раз ругая себя за ту встречу с магистром. Только сейчас Пушкин понял, что тогда сделал не просто глупость, а самую настоящую ошибку, едва-едва не ставшую смертельной. Узнав о предательстве настоящего Пушкина, он на эмоциях «рванул» на встречу с магистром. Словом, показал врагу, что все знает и представляет опасность для ордена.
— Глупец, одно слово глупец! Никак нельзя было так делать. Никак… Теперь вот сиди и жди, когда и откуда нападут.
Больше так ошибаться ему никак нельзя. У него не девять жизней, как у кошки. Еще одна ошибка, и все, конец, никакое знание будущего не поможет. Его просто, как клопа или таракана, прихлопнут.
— Ничего, ничего, нужно просто лучше подготовиться. Чего я заранее себя хороню? Накрутил себя так, словно этот магистр лорд Воландеморт или сам сатана. Он всего лишь человек, самый обычный человек, правда, во главе целой организации. Еще бы, правда, понять, какова ее реальная сила. Может магистр просто пугает, что члены ордена здесь все контролируют?
Вопрос был совсем не праздный. Если магистр не врал и орден Розы и Креста проник во все сферы власти, то его дела очень плохи.
— Пугает. Хм, наверняка, пугает, — после некоторого раздумья решил Пушкин. Про масонов разной масти он помнил немного, самую малость, если честно, и, в основном, по голливудским фильмам. Словом, поэт сильно сомневался в могуществе ордена в России. — Сто процентов, обманывает. Как поговаривают в местах не столь отдаленных, на понт хотел взять. Мол, в нашей супер тайной организации столько людей, что мы тебя из под земли достанем… Кстати, а может на этой тайной мишуре и сыграть? Раз организация тайная, значит, огласка для них смерти подобна.
Мысль ему показалась столь дельной, что Пушкин заинтересованно засопел. Ведь, он поэт, великий русский поэт с гениальной способностью к владению словом, и может всё и всем рассказать. Разве это не сокрушительный удар? Он такую грязь на них выльет, что они сами, как крысы, из страны побегут.
— Хорошо, очень даже хорошо. Спасибо Великому и Ужасному Голливуду с его неистощимой фантазией, придумывать даже ничего не нужно. Там в каждом втором фильме речь идет про глобальный заговор, в каждом третьем — про убийство президента, считай императора, в каждом четвертом — про сатанистов. А мне, как это ни удивительно, все подойдет!
В этот момент со стороны двери послышался легкий шорох, словно бы кто-то тихонько скребся. Пушкин улыбнулся — так только его Таша делала, когда хотела отвлечь его от работы в кабинете.
— Таша, душа моя, входи.
— А если помешаю? — из-за полуоткрытой двери выглянула супруга.
— Ты? Ташенька, такое никогда не случится, — ему не нужно было даже притворяться, ведь он, и правда, так думал. — Заходи. Что ты хотела?
— Правда, не помешаю? — Александр, улыбаясь, покачал головой. Встал с кресла, подошел и нежно обнял ее за плечи. — Сашенька, ты совсем нас забросил, как приехал из Михайловского. Ходишь чернее тучи, ничего не рассказываешь. Ведь, что-то случилось? Да? Расскажи, поделись, вместе мы обязательно справимся, все преодолеем. Слышишь меня, мы со всем справимся.
Кивая, он обнял ее еще крепче. Старался не поворачиваться, чтобы Таша не заметила сомнение в его глазах.
— Все хорошо, Ташенька, — поэт нежно коснулся кубами ее шеи. Затем подул чуть ниже ушка, заставляя ее зажмуриться от удовольствия. Знал, так ей особенно нравится. — У меня просто много работы, оттого я и бываю печален, хмур. Но скоро все изменится, и все вернется на круги своя.
Его голос звучал искренне и очень убедительно, хотя он и сам не очень верил в эти слова. Его враг был коварен и, похоже, очень могущественен. Удастся ли с ним справится, большой вопрос.
— А может прикажем заварить чайку? С малиновым вареньем, медком и пышками? — он снова коснулся губами ее шеи, женское тело тут же пробила дрожь. — Напьемся и сядем вместе с детьми играть в настольные игры. Не забыли еще про Воображариум и Монополию про купечество?
— Не забыли. Больно уже они детишками полюбились. Почти каждый день пока ты в Михайловском был играли. К тому же нашим гостям о них все уши прожужжали… Ай! Хватит, Сашенька! Ты же знаешь, как я боюсь щекотки!
Счастливо улыбаясь, она погрузила пальцы в его кудрявые волосы, и начала их разглаживать.
— Прямо, как у льва, — она прошептала, наклоняясь к его уху.
— Р-р-р-р-р-р-ры, — тут же отозвался он, осторожно кусая ее за губу. — Р-р-р-р-ы!
— Сашенька, я очень соскучилась, — теперь уже она покрывала его шею поцелуями. — Каждый день думала о тебе, представляла, как ты меня обнимаешь, как снимаешь те панталончики. Я ведь сейчас в них…
— Душа моя, а хочешь покажу, как это делают львы? Р-р-р-ры! –егоруки начали «гулять» по женскому телу, заставляя ее тяжело задышать. — Р-р-р-р-ры!
— Да, мой лев. Р-р-р-ры! Только… дверь, закрой дверь. Ведь кто-то может зайти.
… Словом, этот день прошел хорошо, оставив доброе теплое ощущение. Почти все время провел с Ташей, детьми, немного — за работой над своими произведениями.
… Засыпал Александр с улыбкой на губах. Все, что его тревожило днем, сейчас казалось несущественным. Внутри него разливалось спокойствие, царила абсолютная уверенность, что все с ним и его семье будет хорошо, что он со всем обязательно справится.
— Обязательно справлюсь, — шептали его губы.
Рядом заворочалась Таша, тихо сопевшая у его плеча.
— Спи… Мы обязательно справимся. Пусть только попробуют к нам сунуться, разорву, как тузик грелку…
— Тузик? — спросонья пробормотала Таша, открыв один глаз. — А грелка зачем? Холодно?
— Спи, душа мая…
И вскоре, обнявшись, затихли.
Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.
Глубокая ночь.
На улице вьюжило, дул ледяной ветер, бросая на стены домов, окна колючий снег, мелкие льдинки. Холодина такая, что даже бродячие псы давно уже замолкли и попрятались по подворотням. Не слышно было цокота копыт казачьих разъездов, что должны были патрулировать улицы ночного города. Не вопили простуженными голосами срамные песни запоздавшие гуляки, не выясняли отношения между собой. Казалось, всех разогнал мороз и ледяной ветер.
Хотя, может и не всех.
— Каин, кудой дальше-то? — с пролетки спрыгнул долговязый мужик в тулупе и начал вглядываться в темный проулок. — Тудой к этому дому или тудой к другому дому? — тыкал рукой по сторонам, то и дело оглядываясь в сторону пролетки. — А то боязно тут долго стоять. Не приведи Господь казара прискачет, не отобьемся…
— Не бухи, Карп, как старая кошелка, — прогудел глухой голос, а затем из пролетки спрыгнул здоровяк в солдатской шинели и заячьей шапке на голове. Жадно вдохнул ледяной воздух, размазывая падавший снег по лицу. — С Ванькой Каиным не пропадешь. Я же заговоренный, оттого и с любого делас большой прибылью прихожу. Так что, не ссыл, Карп, после этого дела с большой монетой будешь. А про казару забудь, сегодня ее здесь точно не будет.
Сказал про казачий разъезд так, словно точно знал, когда и где он должен сегодня ночью патрулировать. Странно, откуда Ванька Каин, самый известный душегуб и разбойник Петербурга, мог про такое знать? Не в полиции или в управе же ему сказали? Глупость, конечно.
Хотя про Ваньку Каина поговаривали, что, несмотря на душегубство, с ним водили дела очень важные люди. Мол, именно они его и выручали, когда совсем горячо становилось.
— Нам в этот двор нужен. Только пролетку спрячь, чтобы с проспекта не видно было, — Каин показал на ближайший проулок, куда и следовало ехать. — А вы еще раз слухайте, что делать.
Вскоре пролетка спряталась возле одноэтажной пристройки, а шестеро ее пассажиров собрались рядом.
— В доме ничаво не трогать — ни монеты, ни цацки. Увижу, выпотрошу, как куренка, — Каин с угрозой заглядывал в глаза своим подручным, всем своим видом показывая, что ничуть не шутит. В его руках, словно в подтверждение угроз, показался нож. — Все ясно?
— А який там черт тогда делать? — скривился долговязый, с жадностью оглядывая богато выглядевший дом. Находился в самом центре Петербурга, а значит, денежки у хозяев точно водились. — Может хоть рубликами разжи…
И охнул, не успев договорить. Скосил глаза вниз, почуяв острый кончик ножа у своего подбородка.
— Ты, гнида, глухой? Я же сказал, что в доме ничаво не брать, — ощерился Каин, показывая гнилые пеньки зубов. — Из пролетки тащите тех трех барчуков, что мы вытащили из кабака. Кладите их у крыльца так, будто бы они в дверь ломились, а хозяин прямо на них выскочил. Шустрее, окаянные!
Из пролетки быстро вытащили три тела, явно не из бедных. На каждом из троицы были дорогие шубы с меховыми воротниками, дорогие трости. Им в руки вложили по богато украшенному пистолю и направили стволами в сторону двери. Все должно было выглядеть так, словно богатые молодчики, упившись вином до умопомрачения, решили взять штурмом этот дом. А хозяин при этом…