— Думаю, его высочество очень мастерски обрабатывали, как меня в своей время. Эти люди опытные головы дурить. Каждый день рассказывали красивые сказки о доброте, о справедливом монархе, о цивилизованной Европе и русских лапотниках, которые за всю свою историю ничего правильного и хорошего не создали, — печально улыбался Пушкин, рассказывая свою историю.
Печально и даже страшно во всем этом было то, что скорее всего ничего из его рассказа и не было выдумкой и фантазией. Очень вероятно, что все происходило именно так, как он и описал. Ведь, нечто похожее он испытал и на своей шкуре. В его времени, особенно в девяностые годы, учителям жилось особенно не сладко. Недавние творцы нового человека — человека созидателя и создателя нового коммунистического общества превратили в нищего, считающего копейки до зарплаты. Естественно, многие из учителей, да и он сам (чего скрывать от самого себя?), с великой радостью согласился поучаствовать в одном из многочисленных проектов господина Сороса по созданию новых учебников для школ и вузов, по исследованию темы репрессий крымских татар, народов Кавказа, лесных братьев в Прибалтике и бандеровцев на Украине. Платили по тем временам просто баснословные суммы в долларах, которые позволяли кормить семью, достойно одеваться. Единственное, нужно было писать строго в определенном ключе — обязательно вытаскивать самое грязное белье, поощрялось, если исследователь что-то приукрашивал, подавая события в еще более худшем ключе. В итоге в школу бесплатно приходили учебники истории, в которых Иван Грозный был чудовищем и извергом, хотя его современники европейские монархи могли запросто переплюнуть его по количеству жертв среди подданных и по жестокости казней. Российские императоры сплошь оказывались изуверами и деспотами, душителями свободы. Русская интеллигенция, как оказалось, вся поголовно мечтала оказаться на Западе и презирала свой собственный народ. Словом, все это он уже прошел, изучил на совей собственной шкуре.
— И цесаревич во все это поверил. Поверил истово, всей душой, как может поверить только увлекающийся и искренний человек. Ему внушали, что он должен все изменить, что его отец ведет страну в неправильном направлении, все делает по-варварски. Как во все это не поверить?
У митрополита к этому времени начал дергаться глаз, что случалось с ним в минуты очень сильного волнения. Видимо, этот момент именно сейчас и настал.
— Я не знаю, что случилось на этом сборище, владыка. Но, по слухам, магистр баловался изготовлением пороховых мин и бомб. Может быть в этот раз что-то пошло не так, как задумывалось, — Александр задумчиво пожал плечами, словно ему, и правда, не известна причина произошедшего. — К счастью, я был в этот момент рядом. После нашего с вам и разговора я специально следил за магистром, подозревая его в кознях против нашего императора, да и против себя лично. Поэтому, когда раздался тот взрыв, то я сразу же побежал внутрь, чтобы спасти его высочество…
Священнослужитель сидел с расширенными глазами, часто дыша. Рукой то и дело хватался за большой серебряный крест на груди. Губы что-то шептали, возможно, молитву.
— Я молил Бога, чтобы успеть и спасти цесаревича, — нагнетал Александр, стараясь не переиграть. Лишнее могло сыграть во вред. Ведь, митрополит далеко не мальчик, чтобы поверить в откровенную сказку. Значит, нужно, чтобы ложь была гармонично вплетена в правду. — Было очень страшно, владыка. Все вокруг горело, местами начинал рушиться потолок, кругом лежало много мертвых в темных плащах. Мне приходилось осматривать каждого, чтобы не пропустить цесаревича. Вот, видите, как обожгло мои руки.
На его ладонях, и правда, виднелись несколько ожогов. Пришлось одну из горевших балок поднимать, оттого и попало рукам.
— Но я все равно искал. Я твердил себе, что должен найти будущего государя… Должен… И нашел его. Вот!
Тут она оба уставились на цесаревича, который, словно специально, шумно вздохнул. Просыпался, похоже.
— Владыка, — тихо позвал Александр, привлекая внимание священника. — Надо к государю идти, про наследника все рассказать. Вас он точно послушает.
Тот, подумав, кивнул, и снова уставился на лежавшего наследника российского престола.
Пушкин же едва заметно улыбнулся. Если все так пойдет, то про него никто и не вспомнит.
Глава 12У каждого свой крест
Петербург, Дворцовая площадь
Площадь бурлила, ощетинившись примкнутыми штыками, остро заточенными палашами, наконечниками казачьих пик. В воздухе витали слухи, один страшнее другого. Одни говорили о повторении декабрьских событий двадцать пятого года, другие — о покушении на самого Государя, третьи — о крестьянских волнениях на манер Пугачевских.
Столичный гарнизон был только что поднят по тревоге. Первый и второй батальоны Преображенского полка уже занимали оборону на северной стороне Зимнего дворца, первый и второй батальоны Семеновского полка — с противоположной стороны. Росли укрепления-флеши для стрелков и пушкарей. Гвардейцы разбирали брусчатку, с уханьем вбивали в землю бревна, рядом укладывали мешки с песком и землей. В готовые флеши сразу же вкатывали орудия, складывали ядра и пороховые заряды.
— … Сам слышал от господ офицеров про это! — раздавался хриплый голос из компании пушкарей. — Сказывали, что опять переворот задумали, и хочут на престол нового Государя поставить!
— Врешь, как сивый мерин! Это все матросики бузят! Вроде грозились в залив на кораблях войти и прямой наводкой залп дать.
— Дурья башка, какие матросики⁈ То англичашки козни строят! Вот те крест, англичашки!
Прямо у здания Главного штаба устроила пост рота Финского гвардейского полка, солдаты которой начали повальную проверку документов у пассажиров карет и обычных прохожих. Причем, как многие отметили, проверяли не только документы, но и, что очень странно, руки. С особым пристрастием почему-то рассматривали кольца и персти у мужчин. Если же что-то им не нравилось, то тут же задержанным господам руки вязали и вели в особую палатку.
Словом, странностей во всем этом было столько, что голова кругом шла.
Петербург, Зимний дворец
Не меньший, а гораздо больший переполох царил во дворце. Слуги с выпученными глазами бегали по коридорам, не зная, куда приткнуться. У дверей стояли усиленные посты солдат из особой императорской охранной роты — усатые гренадеры под два метра роста, грозно глядевшие на каждого человека, независимо от его чина и богатства. Каждый из них прошел войну с Наполеоном, имел наградное оружие, и был отобран в роту лично самими императором.
И чем ближе к императорским покоям, тем больше встречалось солдат. У дверей Малого кабинета, где император любил заниматься государственными делами, расположилось аж целое отделение — десять здоровенный лбов вместе с рыжим капралом. Стоят злые, глазами буравят, недобро косятся, ружья гладят. Что точно происходит, не знают, но чувствуют, что ничего хорошего в этом нет.
Удивительно, но и сам император, что сейчас не находил себе места в кабинете, то же мало что понимал. Случившиеся происшествия приводили его в настоящее смятение.
Сегодня его разбудили в самый разгар ночи, напугав императрицу. Прибежал взмыленный вестовой из жандармского управления и через охрану доложил, что в самом центре столицы взорвался дворец французского посла. Причем доклад был настолько сумбурный, путанный, что ничего толком понятно не было. То ли сарай у дома загорелся, то ли полдома взорвалось, то ли весь дворец на воздух взлетел. Вдобавок, никто не знал, жив сам французский посол или нет.
Еще через час «пришли» новые известия об этом происшествии, от которых и вовсе худо стало. Как только сбежавшиеся на помощь люди начали тушить поднявшийся пожар и разбирать обгоревшие развалины, то начали погоревшие тела вытаскивать. Казалось бы, что в этом странного и диковинного? В доме французского посла были слуги, дворня их родные, числом десяток, может и чуть побольше, которые и могли погореть. Только из развалин стали доставать совсем не простой люд, а тела людей из благородного сословия. Что ни тело, то в богатой одежде, с золотыми медальонами, и перстнями с камнями.
Как все это выяснилось, к императору нового вестового отправили. У него от таких известий, вообще, весь сон пропал. Шутка ли, дом посла иностранного государства сгорел, а с ним и десятка два, если не больше, знатных людей? Хуже того, среди сгоревших головешек, в которые превратились некогда живые люди, опознали тех, о которых и подумать страшно — первейшие люди империи! Это и два действительных тайных советника, министр просвещения и общественного призрения, генерал и глава жандармского отделения столицы, и военные из гвардии и флота! А ведь ещё были те, которых не нашли или опознать не смогли. Кто знает, что там ещё за люди были?
Последней каплей для императора стало то, что у сгоревших людей начали странные перстни находить. На них красовались искусно сделанные роза и крест, которые он уже видел и о которых совсем недавно слышал от митрополита Серафима. От всего этого государя совсем «накрыло» — дурная кровь в голову ударила, все «затопило» волной бешенства, жутко захотелось убивать. Сразу же вспомнился тот самый декабря двадцать пятого, когда было точно такое же ощущение растерянности, непонимания, страха, а потом злости и бешенства.
А о чем он еще должен был подумать⁈ Только вчера митрополит Серафим приходил, чтобы рассказать о странном масонском ордене и возможной измене. Сегодня же все в точности подтверждается — в столице зрела измена! Иначе, для чего еще ночью в доме французского посла собирались знатнейшие люди империи? Попить кофе с пирожными, обсудить новый художественный роман?
— Опять⁈ — только эта страшная мысль и билась в его голове, ввергая его в панику. Ведь, за его спиной была его семья, которую при восстании просто не станут щадить. — Господи…