— Государь? — все же переспросил священник, надеясь, что ему послышалось или император оговорился. — Наследника престола на Кавказ, под пули?
— Да, на Кавказ, под пули! — сказал, как отрезал Николай Павлович. — Надеюсь, там вдали от Петербурга и соблазнов Александр поймет, кто он и в чем его предназначение. А если и Кавказ не выбьет из его головы эту масонскую дрянь, то я вспомню, как поступил Петр Алексеевич.
Глава 13А готов ли ты перевернуть страницу и все начать с чистого листа?
Санкт-Петербург, набережная Мойки.
По набережной Мойки мчалась карета, плеть возницы со свистом резала воздух, то и дело раздавался его матерный лай в сторону собрата — возничего.
Внутри кареты сидело трое солдат с капралом, напряженно всматривавшихся в окна.
— Все слышали, что приказал Его Величество? — капрал многозначительно поправил рукоять сабли. — Ну?
Ему-то все было ясно. В столице, похоже, готовился мятеж или переворот, который затеяли знатные люди. Поэтому государь хотел опереться на самых верных людей, независимо от их происхождения. В такое время можно было лечь спать простолюдином, а проснуться знатным человеком. Главное, занять правильную сторону.
— Все поняли? — внимательным взглядом обвел своих солдат. — Если кто ссыт, пусть убирается прямо сейчас, — выразительно кивнул в сторону дверцы кареты. — Все со мной⁈
Солдаты быстро переглянулись между собой. Они все вместе воевали еще во времена Наполеона, давно уже стали одной семьей, где все прикрывают друг друга.
— Мы с тобой, — пробурчал один из солдат, самый старый, с проседью в волосах и здоровенным шрамом через всю щеку. — Кого скажешь, того и насадим на штык. Говори, что делать?
Капрал в ответ удовлетворенно кивнул. Видно было, что очень доволен.
— Если мне прапорщика дадут, никого не забуду… Готовьте ружья. Заговорщики просто так в руки не дадутся.
Он отпустил рукоять саблю, и вытянул из-за ремня пистолет. Решил заряд и порох освежить, что оружие в нужный момент не подвело.
— С Богом, братцы!
Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.
Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных
В доме до сих пор остро ощущалась тревога, разлитая в воздухе. В женской половине, где располагались комнаты Александры и Екатерины, детская, раздавались еле слышные всхлипы и приглушенные рыдания. Наталья с сестрами окружили плачущих детей и всячески пытались их успокоить. Те, словно напуганные воробушки, прижимались друг к другу и таращили глазенки. Их гладили по головкам, взъерошивали волосики, шептали на ушко ласковые детские прозвища. У самой двери комнаты стояли служанка и поварихой, и то же ревели навзрыд, размазывая слезы по лицу.
В кабинете, напротив, царила напряженная тишина. За столиком сидели двое — Михаил Дорохов и Александр Пушкин, которые и организовали грандиозный переполох в Петербурге.
— … Александр Сергеевич, в полку меня называли отчаянным, говорили, что я не побоюсь в одиночку с шашкой наголо броситься против трех, пяти и даже десяти горцев. Только пустое все это. Более смелого, отчаянного человека, чем вы, я ни разу еще не видел, — Дорохов с нескрываемым восхищением смотрел на Пушкина. — Вы даже не представляете, что вы сделали…
Он вытащил пробку из бутылки и разлил вино по бокалам, один из которых сразу же поставил перед Пушкиным.
— Подумать только, вы в Санкт-Петербурге взорвали целый дворец! Говорят, там столько дворян погибло, сколько за последний год на Кавказе не гибло. Давайте, за вас выпьем!
Пушкин взял бокал и опрокинул его залпом, сразу же поморщившись. После всего пережитого вино, вообще, его «не брало». Тут требовалось что-то серьезнее.
— К черту эту кислятину, Миша! Наливай водку! — Александр стукнул бокалом по столу. — Мы целый орден раком поставили, а такое вином не отмечают! Ясно? Лей по полному бокалу!
Нужная бутылка нашлась под столом, где стояла целая корзина с батареей разнокалиберных бутылок.
— Александр Серге…
— Хватит, этих Сергеевичей! Ты за меня под пули пошел, а все вичем «обзываешь», — Пушкин грохнул по столу кулаком, недовольно глянув на товарища. — Просто Александр, Саша, Саня. Понял? Наливай, я сказал!
Сразу же стало раздаваться бульканье.
— Ну, Миша, будем!
Выпили. После легонького вина сразу же «зашумело» в голове. Потом похорошело, внутри начало разливаться тепло, «смывая» напряжение, страх и усталость.
— А что теперь, Александр? — раскрасневшись, Дорохов наклонился вперед. — Что теперь будет?
— Как и раньше, Миша, как и раньше, — грустно улыбнулся Пушкин, вновь поднимая бокал. — Будем жить, Миша… А теперь давай выпьем за наши мечты. Да, да, Миша, за наши мечты. Поднимем бокалы, чтобы мои и твои мечты исполнились.
Глядя друг другу в глаза, они разом опустошили бокалы.
— И о чем ты мечтаешь? — Дорохов откинулся на спинку кресла, задумчиво разглядывая полупустую бутылку.
— Все просто, Миша. Я мечтаю о счастливом будущем для своей семьи, для себя и… своей страны, — Александр обвел руками вокруг себя. — И я уверен, что все именно так и будет.
Казалось, еще немного, и все скатится к обычной пьяной болтовне, что всегда и случается во время дружеских посиделок. Начнутся разговоры «за жизнь», «за любовь», «за счастье». Но…
Пушкин снова потянулся к бутылке. Напряжение уже давно сошло, и душа требовала продолжения банкета. Его рука схватила бутылку, как в дверь кабинета стали с жутким грохотом долбить то ли кулаками, то ли ногами. Засов ходил ходуном, но еще держался.
— Кто это еще там? — Александр нахмурился, попытавшись подняться на ноги. — Сказал же, чтобы не беспокоили.
Наконец, дверь не выдержала очередного удара, и с хрустом слетела с петель, развалившись на части. Следом внутрь, грохоча сапогами и воняя потом, вбежали солдаты с выставленными перед собой ружьями с примкнутыми штыками.
— Картина маслом, б…ь, — выдохнул Пушкин, с удивлением уставившись на все это. — Вы чего тут забыли, служивые?
Вперед вышел рыжий капрал с обнаженной саблей.
— Господа, кто из вас камер-юнкер Пушкин? — спросил, а сам зыркает, словно примеряется, кого бы своей саблей рубануть. — Прошу немедленно проследовать за мной.
— Что? — пошатываясь, вскочил Дорохов. Глаза бешенные, кривится рот. — Как ты смеешь⁈ Да, ты знаешь, кто такой Пушкин⁈ Я…
Не дали ему договорить. Солдаты по знаку капрала резко шагнули вперед, выставив вперед ружья. Мгновение, и остро отточенные штыки застыли у лица Дорохова.
— Миша, стой! — сразу же протрезвев, рявкнул Пушкин. — Стой, и не рыпайся! Я все решу. Господин капрал, все хорошо, опустите оружие! Я пойду с вами.
— Саша, не надо, не надо, — бормотал Дорохов, медленно отступая назад, к комоду. Похоже, хотел добраться до пистолетов. — Я все возьму на себя. Эй, вам нужен я! Слышите? Это я сделал! Я достал порох, и взор…
— Заткнись! — заорал Пушкин, делая в сторону Дорохова злое лицо. — Заткнись и слушай! Охраняй мою семью и жди, понял? Сиди и жди! Я все решу! Надеюсь, решу…
Пушкин выпрямился, и пошел к солдатам.
— Потом еще будете внукам рассказывать, что самого Пушкина арестовали.
Улыбнулся, снова бросая многозначительный взгляд на товарища. Дорохов должен понять, что сейчас они ничего не могут сделать. Нужно выждать.
— Я почти готов, — Александр взял бутылку с водкой со стола и одним махом допил то, что там осталось. Ему нужно было срочно успокоиться, чтобы хорошо соображать. — Все, теперь ведите.
Вскинул голову, и совершенно спокойно вышел из кабинета.
У дома его встретило еще четверо солдат с ружьями наготове, явно готовые выстрелить в любого.
— В карету! — капрал махнул рукой, приказывая садиться. — Вперед! Смотреть в оба! Если что не так, сразу стреляйте!
Усаживаясь, Пушкин покачал головой. Ситуация точно выходила очень и очень серьезной. По всему выходило, что капрал получил прямой приказ и ни перед чем не остановится. Значит, все, амба. Это самый настоящий арест, за которым последует что-то нехорошее.
— Похоже, во дворец едем, — тихо пробормотал поэт, поглядывая в окно. — Хорошо… Хорошо, что не в Третье отделение.
Это, и правда, было хорошей новостью. Если бы карета направилась по другой улице, то его скорее всего везли именно в тайную полицию, хорошо известную своими «заплечными» мастерами. Тогда уже поздно было переживать. Там все и обо всем рассказывали.
— Хорошо… Значит, еще остаются варианты.
Благодаря опьянению, паники еще не было, и он мог более или менее здраво рассуждать. И нужно было, попробовать хоть что-то выяснить.
— Господин капрал, куда меня? — тихо спросил Пушкин, незаметно показывая пару ассигнаций.
— К государю, — буркнул капрал, забирая деньги. — И, вам нельзя разговаривать.
Ничуть не расстроившись, Александр откинулся на спинку. Оказалось, дела его не так уж и плохи. Ведь, узнай император наверняка, кто именно устроил тот взрыв, его бы уже пытали в каком-нибудь подвале. А так вырисовывалось множество вариантов…
— Значит, еще поживем, — прошептал он, улыбнувшись. — И посмотрим, что будет дальше.
Погрузившись в себя, Пушкин снова и снова «прогонял» в голове воспоминания о событиях последних дней. Для себя и для других нужно было «выстроить» стройную и понятную картину, к которой бы никто не смог «подкопаться».
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Выбираясь из кареты, Пушкин удивленно присвистнул. Некогда парадная дворцовая площадь с праздно прогуливавшимися господами и дамами сейчас больше напоминала военный лагерь, ощетинившийся штыками и ружьями. Повсюду, куда только падал его взгляд, стояли солдаты. В некоторых местах в их сторону поглядывали жерла настоящих орудий.
— Вот я и наделал дел, — непроизвольно вырвалось у него.