Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! — страница 33 из 61

Прихватив кружку с каким-то пряным травяным напитком [от пива сразу отказался слишком уж кислым на вкус оно было], он стал его понемногу отхлебывать и между делом рассматривать других посетителей трактира. «Скользил» ленивым взглядом от одного человека к другому, стараясь угадать его положение в обществе, чем зарабатывает себе на жизнь. Довольно интересное занятие, хорошо прочищающее голову и убивающее время. В своем мире Александр нередко обращался к этой игре, когда появлялось свободное время — на остановке в ожидании нужного автобуса или в очереди на прием у врача в поликлиники. Время обычно враз «улетало».

— Хм, что-то ничего особенного, все незатейливо и просто, — поморщился Пушкин, сходу определяя положение и род занятий у доброй половины посетителей трактира. — Этот точно рыбак, к бабушке не ходи. Все говорит об этом — и одежда, и затейливый колпак, и «плотный» рыбный запах. Эта, без всякого сомнения, прачка. С такими красными руками и шелушащейся кожей никем другим точно нельзя быть…

В его время угадывать профессию и материальную состоятельность было не в пример сложнее. В мире, где всеобщее потребление стало идолом и победила массовая культура, все одевались, ходили, ели примерно одинаково. И парень в потёртых джинсах и растянутой толстовке мог быть и бедным студентом с села, и начинающим предпринимателей, и просто шабашником-строителем. Здесь же почти все социальные роли были жестко расписаны и устоялись.

— Хм, а вот эта компания будет поинтереснее…

Ближе к очагу, в самом хорошем месте трактирного зала, удобно устроилась троица путешественников — двое мужчин среднего возраста и довольно молодая особа. Кавалеры по виду не бедствовали, носили хорошие сюртуки из дорого сукна, чистые белые сорочки. На пальцах виднелись золотые перстни. Их дама тоже выглядела обеспеченной и совсем не напоминала простую горожанку, уроженку этих мест. Те одевались, да и вели себя гораздо скромнее, и были похожи на серых мышек. Она скорее походила на аристократку средней руки, находящуюся в поисках богатого и знатного мужа. Дама, роскошная блондинка, вела себе раскованно, смело, громко смеялась, не боялась мужских прикосновений и наклонялась так, что можно было смело заглянуть в ее декольте.

Словом, Пушкину было о чем поразмышлять, наблюдая за этими гостями трактира. Собственно, этим он дальше и занялся, косясь в их сторону.

— Они однозначно не местные, приезжие. Похоже, французы, — предположил он, едва только кто-то из гостей заговорил на французском языке. — Явно не бедствуют…

Двоих — высокого мужчину с тонкими усиками и смешливую блондинку, сидевших к нему ближе всего, он оглядел мельком. Его больше заинтересовал третий человек. Это был невысокий плотный мужчина с высоким лбом и странной прической «одуванчика», сильно напоминавшей прическу с Эйнштейна с той самой известной фотографии. Чувствовалось, что человек очень уверен в себе, даже с большой долей наглости в поведении. Похоже, привык ощущать свое превосходство и с удовольствием это демонстрирует.

— О чем-то оживленно спорят. Кажется, пари заключили…

В этот самый момент незнакомец с прической Эйнштейна вдруг начал живо рассматривать посетителей. Похоже, кого-то искал. Не обошел своим вниманием и Пушкина.

— Месье⁈ — он вдруг вскочил со своего места и направился к Александру. — Вы говорите на французском? Чудесно, а то с немецким языком я не очень дружу, — он бесцеремонно уселся рядом, положив ногу на ногу. Точно, наглец, но наглец, к себе располагающий. — Представляете, мы с моим приятелем Жераром… Жерар, Ида, идите сюда! Месье любезно согласился потерпеть нашу компанию!

Пушкин не успел удивиться, как за его стол пересели и остальные двое из этой компании.

— Так вот, мы с приятелем Жераром заключили пари, — с обезоруживающей улыбкой продолжил «Эйнштейн». — Жерар утверждает, что для писательства нужно иметь особый талант и обычный человек с улицы ни за что не сочинит вдохновенную историю. А я, как вы понимаете, придерживаются иного мнения. Мне кажется, что божья искра в виде таланта коснулась почти каждого человека, нужно лишь вовремя разгадать ее и помочь ей раскрыться.

Жерар, ухмыльнувшись, вытащил кожаный кошель, несколько раз выразительно звякнул его содержимым, показывая, что он полон. Затем, красуясь, медленно открыл его, и вытащил оттуда десять золотых монет.

— Здесь ровно десять полновесных золотых экю. На эти деньги можно купить достойную одежду, приличную обувь, а после почти неделю кутить в лучших трактирах Парижа, — Жерар с усмешкой кивнул на потрепанную после вчерашнего злоключения одежду Пушкина, которая, и правда, весьма посредственно [а как иначе, если он сначала бегал по палубе горящего парохода, потом вплавь добирался до берега, а на десерт, полз по густой холодной тине]. — Все без всякого обмана. Удивишь нас интересной историей, получишь деньги.

При этом смотрел с хитринкой. Прямо так и читалось в его взгляде: мол, соглашайся, нищеброд, повесели нас, а мы потом отблагодарим тебя, может быть.

Пушкин молчал, делая вид, что задумался. Сам же внимательно вглядывался в лица спутников Жерара.

— Понятно, — Пушкин неопределенно покачал головой. Судя по всему, ему встретились богатенькие шутники, которым хотелось повеселиться. Эдакие пранкеры этого времени, уверенные, что за их деньги любой человек будет перед ними прыгать на задних лапках. — А почему бы и нет…

Поэт посмотрел на потолок, потом в окно, задумчиво пожевал губы. Словом, создавал вид человека, который над чем-то очень сильно размышлял. Сам же косился на незнакомцев, которые в это время довольно переглядывалась. Похоже, уже предчувствовали, как хорошо развлекутся за счет местного простачка.

— Вам нужна интересная история, тогда слушайте…

Мысленно попросив прощения у Дюма [Пушкин прекрасно помнил, что все самые известные романы знаменитый Дюма напишет лишь в 60-е годы, то есть примерно через двадцать лет], Александр начал рассказывать:

— Эта история расскажет об удивительных приключениях обычного моряка из Марселя Эдмона Дантеса, который кознями врагов провел заключение целых двадцать лет в одной из самых страшных тюрем Франции — Монте-Кристо…

Сделал крошечную паузу, и удовлетворенно хмыкнул, заметив сильно вытянувшие лица «шутников». Явно такой завязки не ожидали.

— Итак… Этим солнечным утром у самой линии прибоя стояли двое влюбленных — красавец-моряк Эдмон Дантес, только что ставший капитаном двухмачтовой бригантины', и прекрасная юная Мерседес. Они прильнули друг к другу, не в силах оторваться. Их сердца бились в унисон, и казалось, не было на свете такой силы, которая бы смогла разорвать эту связь между ними. К сожалению, Провидение распорядилось на это счет иначе… Ровно в это же самое время в одном из трактиров Марселя за столиком сидели трое мужчин и сочиняли донос на имя королевского прокурора. Один был съедаем завистью и мечтал о месте капитана того самого корабля, второй был безнадежно влюблен в невесту Эдмона, а третий был просто туп…

Пушкин вновь замолчал. Улыбнулся и кивнул:

— Ну и как, интересная завязка?

Судя по заблестевшим глазам, история всем очень понравилась, и они жаждали продолжения.

— Еще, месье, еще! — девица раскраснелась и восторженно захлопала в ладони. — Только прошу, пусть ваша история окончится счастливо.

Поэт кивнул, и продолжил.

Естественно, он не стал подробно, слово в слово, пересказывать бессмертное произведение Дюма. Эта удивительная история стала немного другой: где-то ужалась, где-то, напротив, развернулась, приобрела побольше эмоций и красок.

— … Не теряя ни мгновения, Эдмон через тайный лаз пробрался в камеру своего товарища и сразу же бросился к его телу, — продолжал Пушкин, «играя» голосом, чтобы «оживить» историю. — Бедняга Фария был еще жив. Прерывисто дыша, старик схватил Эдмона за руку. Он пытался что-то сказать, но его то и дело сотрясал кашель, не давая произнести ни слова. Наконец, аббат собрался с силами и прошептал: «Прежде чем я умру, мой мальчик, я должен открыть тебе тайну — сокровища кардинала Спада существуют и спрятаны на одном безымянном острове… Там сундуки с золотыми червонцами, необработанными самородками золота, алмазами, жемчугов и рубинами»…

В этот момент его прервали — спутница этих французов вдруг вскочила с места и с силой зааплодировала.

— Браво! Браво! Это просто невероятная история! — вскрикнула она.

— Полностью с тобой согласен, дорогая Ида, — «Эйнштейн» тоже захлопал в ладони, явно впечатленный рассказанной историей. — Ничего подобного я еще не слышал. Жерар, похоже, ты проиграл наше пари?

А вот третий кисло улыбался, не готовый признавать свое поражение:

— Ну, честно говоря, так себе рассказец. Одни штампы — неземная любовь, роковой донос, разлука и, конечно же, несметные сокровища…

Они тут же заспорили. Причем больше всех возмущалась девица, едва не крича на Жерара.

Смотревший на все это, Пушкин решил продолжить забаву, «еще сильнее повысив градус». Ведь, таких историй у него было вагон и маленькая тележка. Так, почему бы не позабавиться? Прекрасная получится шутка, когда он расскажет, например, о бессмертном мушкетере из Гасконии.

— Господа, господа, прошу вас, не спорьте! — Пушкин примирительно вскинул руки перед собой, привлекая внимание французов. — Я с радостью разрешу ваш спор, рассказав еще одну историю. Уверяю вас, такого вы тоже еще не слушали.

В то же мгновение спор и ругань за столом стихли, а на Александре скрестились еще больше удивленные взгляды.

— … Эта удивительная история началась в правление славного короля Франции Людовика XIII, когда «честь», «братство» и «отвага» еще не были пустыми словами, и за них скрещивали шпаги, шли под пули. Здесь наглеца, оскорбившего даму, можно было привлечь к ответу, вызвав его на дуэль. Здесь благородство и храбрость соседствовало с низостью и подлостью, а любовь. Итак, история про молодого гасконца д’Артаньяна из Мента, мечтавшего стать королевским мушкетером и попасть на прием к самому королю, начинается.