— … Эти ступеньки еще помнят неистовых варваров с Севера, — дребезжал старик, спускаясь по каменной лестнице. — Они хранили здесь награбленные сокровища — сотни и сотни килограмм золота и серебра из Византии, Испании, Франции. Я как-то нашел в одном закутке римский золотой квинарий…
Внизу пришлось зажечь новый факел.
— Хорошее здесь место, господин, очень хорошее. Вся казна в целости и сохранности, — продолжал старик, заворачивая в очередной раз. — Вот почти и пришли. Здесь все и лежит… в ящиках.
И в самом деле, у стен всюду, куда доходил дрожащий свет от пламени факела, лежали деревянные ящики. Смотритель подошел к одному из ящиков и с кряхтением сдвинул грубо сколоченную крышку, открывая содержимое.
— Здесь золото в слитках.
Сверкнули небольшие прямоугольные кирпичики золота, аккуратно уложенные в ящике.
— Тут византийские солиды. Золото высочайшей пробы… Сейчас такого уже нет. Сейчас ведь совсем дрянное золотишко.
Старик опустил факел ниже, освещая россыпь небольших золотых круглящей с профилями давно сгинувших императоров.
— И там монеты, и там, и там, — старик поочередно показывал на другие ящики, череда которых терялась в темноте. — Где-то там ящики с золотой посудой украшениями…
Вдруг старик дернул головой, резко развернулся и с подозрением стал вглядываться в своего гостя.
— Нет, нет, не верю я, что Господин решил вывести казну. Не верю, — смотритель медленно вытащил из-за пазухи стилет с тонким лезвием, готовясь проткнуть им незнакомца. — Не…
И его ударили по голове золотым кубком, отчего ноги у старика подкосились и он сполз на землю.
МОЖЕТЕ ЗАЦЕНИТЬ БОЯРКУ — Незваный!!!
СЕГОДНЯ ты младший наследник вольного космического баронства и тебе не никак не «светит» трон правителя. Ты учёный «сухарь», полностью погруженные в научные исследования. Но покушение отправило тебя в небытие.
ТЕПЕРЬ ты… жалкий уборщик уборных, «худородный» парнишка в Московской Императорской Николаевской гимназии для магической элиты империи. Твой удел, если сильно повезет, — это вечная чистка унитазов, загаженных «благородными» задницами боярских и дворянских отпрысков.
СМИРИШЬСЯ ли ты? Ведь вторая жизнь просто так не даётся…
https://author.today/reader/193678
Глава 22Золото, серебро, алмазы… и кое-что еще, гораздо важнее этого
г. Шверин
Шверинский замок
Таская эти ящики, битком набитые золотыми и серебряными монетами, посудой драгоценностями и даже фигурками ацтекских божков, Александр и его люди все прокляли. Уже через час от не подъёмных ящиков у них отваливались руки, от бесконечных ступенек — ноги. Местных привлекать не стали, решили не искушать судьбу. И так уже на них коситься начали после того, как один из ящиков упал и оттуда выкатился серебряный кубок для вина, отделанный красными драгоценными камнями.
— Александр Сергеевич, мы слишком долго возимся, — с тревогой в голосе проговорил Дорохов, свалившись без сил рядом. — Скоро могут возвратиться люди великого герцога. Нужно спешить, а золота ещё столько осталось, что страшно становится. Откуда здесь столько всего?
Александр оглядел восемь уже готовых повозок, груженных ящиками с верхом. В подвалах оставалось не меньше.
— Миша, ты даже не догадываешься, что это за люди, — вздохнул Пушкин, сделав рукой в воздухе неопределенное движение. — Это уже давно не воины Христовы, как это было сотни лет назад во времена Крестовых походов и кровопролитных воин за Гроб Господень. Забудь обо всех этих сказках о бедных тамплиерах или госпитальерах, которые ходили в рубище и ели черствые лепешки, которые запивали простой дождевой водой. Нет больше никаких бессребреников, которые каждый грош откладывают во славу Господа и его церкви…
Александру, в свое время с большим интересом изучавшим историю разнообразных европейских тайных обществ, рыцарских и церковных орденов, было о чем рассказать Дорохову. В великой помойке двадцать первого века — сети интернет — можно было с легкостью найти такое, от чего волосы дыбом вставали не только на голове, но и на остальных частях тела. Вот он и выдал кое что из этого пока они переводили дух после перетаскивания ящиков.
— … Это все давно уже не про Бога, а про власть, огромную, бесконтрольную власть, и, конечно, же деньги, Миша…
Грустно улыбнулся Пушкин, вспоминая то, что происходило в его стране накануне развала Союза, в его момент и после него. На глазах рушилось все, что прежде казалось незыблемым и нерушимым, что было фундаментов великой страны. То, что считалось правильным и важным, в один момент, стало никому ненужным мусором. Коллективизм, патриотизм, честность отправились на свалку, во главу угла встали выгода, нажива, потребительство и неимоверная жадность.
— Сейчас происходят страшные вещи, старый друг. Когда-то давным давно флибустьеры грабили испанские галлоны знаменитого золотого каравана, чтобы весело прожигать жизнь, закатывать роскошные пирушки, оснащать новые корабли, вербовать новых сторонников. Но орден делает совсем другое, и это во сто крат хуже, Миша. Эти сокровища не просто золото, серебро, драгоценности, это все инструмент для достижения невиданной власти. Такая власть, к которой стремится орден и ему подобные не снилась Чингиз хану, египетских фараонам. Они завидуют самому Богу…
У Дорохова от таких разговоров глаза округлились, став напоминать два здоровенных медных пятака. Точно оказался не готов к такому. Сразу было видно, что ему не помещала бы современная информационная «прививка» от РЕН-ТВ или ТВ-3 из хорошей порции передач про древнейшие сверхсовременные цивилизации атлантов, Богов с других планет, великих героях со сверхспособностями и тому подобное.
— … Великий магистр был уже близок к тому, чтобы контролировать русский престол. Его люди были на очень важных постах. Ты даже не догадываешься, как далеко он смог проник, — Пушкин в этот момент чуть не проговорился про цесаревича, который тоже состоял в ордене. — Орден уже хорошо отметился у нас. Вспомни многочисленные странные смерти наших правителей, бесконечные перевороты. Ведь все это было сделано с помощью именно этого золота, что мы с тобой только что таскали. Но теперь эти деньги послужат совсем другой цели, Миша. Мы будем учить… сначала детей, а потом и их родителей. И уверяю тебя, что через пять — десять лет ты просто не узнаешь страну. На заводах будут работать механизмы, по рекам станут плавать пароходы, в портах возвышаться исполинские краны. Даже в самых глухих деревнях и селах будут красивые большие и светлые школы, больницы, заводики. Страну покроят ровные прямые дороги, по которым станут мчаться самобеглые машины наподобие повозок…
У Михаила остекленели глаза и рот раскрылся от все новых и новых порций совершенно дикой информации.
— … Ну, ладно, хватит! Прикрой рот, и пошли дальше таскать. Ты прав, нам нужно спешить. До вечера нужно управиться и сразу же отправиться в путь. Лучше эту ночь провести в пути, пока разгулявшаяся беднота будет отсыпаться после сегодняшнего разгула. И если повезет, то к завтрашнему утру мы уже будет далеко от сюда. Глядишь, через пару суток окажемся в порту, а там и сядем на зафрахтованное судно… Вперед! Хватит сидеть, отдохнули.
С кряхтением встали и пошли в сторону зияющего зева подвала.
г. Любек
Городской причал
Пушкин ошибся в своих планах. На дорогу от Шверинского замка до Любека им понадобилось не двое суток, а все четверо. И это путешествие по землям, охваченным восстанием бедноты, оказалось совсем не простой прогулкой. Уже при выезде из Шверина они потеряли убитым одного из людей, его подстрели из арбалета какой-то перепивший бюргер. Этого пьяницу они, конечно же, нашли и располосовали саблями, но товарища было уже не вернуть. Еще двое получили ранения, когда их попыталась атаковать взбесившаяся толпа возле городских ворот. Точно было бы больше жертв, если бы не те американские револьверы, которыми они запаслись в достатке. Едва орущее быдло с вилами и топорам на них просилось, то их встретила сплошная стена свинца. У каждого из бойцов каравана было по два основных пистолета в руках и по два заряженных запасных. И опустошив барабаны, нужно было просто сбросить разряженное оружие и выхватить из-за пазухи новое. Словом, взбунтовавшие горожане хорошо умылись кровью.
— … Александр Сергеевич, все погружено на корабль, — к сидевшему на бочке Пушкину подошел Дорохов, ведавший погрузкой ящиков с казной на корабль. Он показал на потрепанный пароход с закопченной надстройкой на палубе. По бортам возвышались здоровенные гребные колеса, на которых висели матросы и что-то простукивали молотками; похоже, готовили корабль к выходу в море. — На ночь оставим людей здесь. Я сказал, чтобы были начеку. Кто знает, чего ждать…
Поэт устало кивнул, даже не посмотрев не него. Больно сильно он вымотался за последние дни. Считай, толком и поспать не удалось в дороге. Крестьяне, словно взбесились: сбивались в шайки и рыскали по дорогам, нападая на всех, кто им был не знаком. На какое-то время дороги в этом княжестве стали не просто опасными, а смертельно опасными. Здесь можно было лишиться не только кошелька и товара, но и жизни. Из покосившихся сельских избенок можно было запросто получить арбалетный болт в бок, а из кустов — здоровенную свинцовую пулю.
— Я тут рядом в трактире пару комнат снял. Вам бы поспать, силы восстановить.
Пушкин снова кивнул. Поспать ему точно не помешает.
— … Эй! Тебе чего нужно, оборванец⁈ — Дорохов вдруг ощетинился, выхватив револьвер и уставившись за спину Пушкину. Похоже, оттуда кто-то подходил. — Здесь не подают! Ищи себе подаяние в другом месте. Понял?
Александр тоже повернулся в ту сторону, любопытствуя, кто бы там мог быть. Прищурился, разглядывая высокого парня в каком-то грязном, прожженном в разных местах, балахоне. Курчавые волосы стояли торчком и, определенно, нуждались сначала в мыле, а потом в стрижке. Измазанное сажей лицо, тем временем, показалось ему знакомым.