Когда же Пушкин посетовал на то, что поставленная задача выглядит довольно сложной и едва ли выполнимой, то император в ответ махнул рукой. Словом, дал полный карт-бланш на методы воспитания.
— Вот тебе и новый ученик… Звереныш, ей Богу.
Конечно же, все эти трудности Александр понимал, и даже осознавал, что скорее всего не справится с этим невероятно сложным делом, но все же не мог взять свое слово назад и отказать от предложения Николая Первого. Ведь, это предложение, по-хорошему, и было тем самым шансом что-то изменить в стране и, главное, в ее тяжелом, кровавом будущем.
— Чего я до этого делал? Какие-то газетки, журналы печатал, учебнички в школы писал, школьные олимпиады организовывал, писал стишки и рассказики… Смех один, капля в море! А здесь я смогу воспитать нового императора — просвещенного императора, прогрессора, имя которого прогремит в веках и который убережет Отечество от всех будущих бед и невзгод. Вот это шанс, это настоящая сверхзадача!
Чуть постояв, поэт вскинул голову, сжал кулаки. Что он в самом деле? Прошел, можно сказать, через огонь, воды и медные трубы, а здесь стушевался, даже не попробовав. Нет, так не пойдет!
— … Ладно, хватит сиськи мять, пора, — твердо произнёс он и с решимостью переступил порог дворца. — Про сиськи, конечно, вульгарно, и недостойно великого поэта, но ситуация требует.
Александр быстро прошёл холл, холодно кивая попадавшимся навстречу знакомым и незнакомым людям. Разговоры разговаривать сейчас не было времени, да и желания.
— Александр Сергеевич, дорогой, вы уже пришли, а мы вас ждали только к полудню, — из какой-то комнаты выскочил раскрасневшийся полный мужичок, прежний наставник цесаревича. Сам широко улыбался, а в глазах застыла тревога и даже страх. Явно не хотел тёплого местечка лишиться. — Позвольте представиться, Михайлов Пётр Иванович, из Тамбовский дворян мы, значит-ца. Титулов больших не имеем, но при дворе давно обретаемся.
Пушкин коротко кивнул. Про этого самого Михайлова он уже был наслышан. Трусова, на взятки падок, своего никогда не упустит. А вот воспитатель из него никакой, скорее даже пустой. Цесаревичу во всем поддакивал, за любое дело хвалит так, что девица бы засмущалась. Вот великий князь Константин и рос самовлюбленным оболтусом, которому люди слово против боялись сказать.
— Где цесаревич! Чем занят? — поэт строго посмотрел на Михайлова. — Я бы хотел поприсутствовать на занятиях. Заодно и с ним познакомлюсь. Прошу немедленно меня проводить к нему.
Тот почему-то стушевался, глазки забегали из стороны в сторону.
— Думаю, сейчас не самое лучшее время для этого, — наконец, промямлил мужичок, скосив глаза в сторону. — Его Высочество будет гневаться, если сейчас его потревожить…
Пушкин удивленно вскинул брови. Ни хрена себе барин! Двенадцать лет от роду, и уже изволит гневаться!
— Чем он таким важным занят, позвольте поинтересоваться?
— Он… э-э-э…изволит играть в солдатики, — с трудом выдавил из себя Михайлов.
— Что? В солдатики, в десять часов утра? А как же занятия? Я специально справился с его распорядком дня, составленным, между прочим, вами, и там на десять часов поставлена История Отечества. Как это понимать?
Ответа не было. Мужичок мялся, то бледнея, то краснея.
— Эх, горе-учитель, кто же так авторитет зарабатывает? Будешь лебезить перед учеником, потакать в его слабостях, уважения никогда не добьешься! Презрения можешь… Давай, веди, сам посмотрю на цесаревича.
Петербург. Зимний дворец
Впереди по коридору шел Михайлов, прежний наставник цесаревича. Мужичок кривился, нещадно потел, всем своим видом показывая, как ему не хочется идти. Следом вышагивал Пушкин.
— Может все-таки чуточку выждем? — в очередной раз попросил мужичок, с мольбой заглядывая в глаза Александру. — Ведь, гневаться будет. Не дай Бог, еще государю нажалуется или, вообще, государыне…
Пушкин со вздохом покачал головой. Как же здесь оказалось все запущено. Что же за маленькое чудовище его ждет там?
— Ой, быть беде, как пить дать, быть беде, — тихо причитал Михайлов, замерев у одной из дверей. Взгляд как у битой собачонки, жмущейся к стене. — Точно гневаться будет.
Александр не останавливаясь толкнул дверь и вошел внутрь. Правда, сразу же встал, как вкопанный. Прямо у его ног ровными рядами в походных колоннах стояли солдатики-пехотинцы, преображенцы, если он не ошибался. Чуть дальше и вплоть до большого письменного стола тянулись бесконечные ряды конных драгун, сотен пять не меньше. После каждого эскадрона стояли по две-три повозки с артиллерийскими орудиями и пушечными расчетами на конях. У самого стола застыли ровные колонны солдат-противников, одетых в сине-желтые цвета шведской короны — пехота, всадники, знаменосцы с яркими флагами, трубачи, пушкари с орудиями.
Каждый из солдатиков больше напоминал не игрушку, а настоящее произведение искусства. Сделанные из олова, они до мельчайших подробностей копировали форму, оружие и амуницию настоящих солдат. Если приглядеться, то можно было разглядеть крошечные пуговички на кафтанах, пряжки на ремнях и сапогах, залихвастские усики у офицеров и аккуратные бородки у пушкарей.
И не думая скрывать удивление, Александр с любопытством разглядывал солдатиков. Даже волнение куда-то испарилось, уступив место детскому восторгу. Ведь, такого зрелища он еще не видел в своей жизни.
Поэтому, наверное, и проглядел цесаревича, который в этот самый момент выглядывал из-за стола. Донельзя недовольный, мальчишка громко крикнул:
— А ты еще кто таков? А ну пошел вон! Пошел, пока я солдатам не приказал тебя вышвырнуть!
Из другой комнаты, и в самом деле, показались двое дюжих гвардейцев-преображенцев, бросавших на Пушкина грозные взгляды.
— Ваше Высочество, позвольте представиться — Александр Сергеевич Пушкин, — совершенно спокойно произнес поэт, уверенно выдерживая злой взгляд мальчишки. Честно говоря, спокойствием Александру далось совсем не просто. Больше всего хотелось сейчас схватить цесаревича в охапку и дать ему как следует ремня, чтобы привести в чувство и научить вежливости. — Его Величество попросил меня быть вашим новым наставником. Уверен, что он уже предупреждал вас об этом.
Константин молча поднялся, насупившись, смерил взглядом Пушкина.
— Батюшка говорил, — наконец, он выдавил из себя.
— Хорошо, Ваше Высочество, очень хорошо. А теперь позвольте спросить, почему вы прогуливаете занятия? По распорядку, утвержденному государем, именно сейчас вы должны заниматься историей Отечества.
Пушкин, конечно же, понимал, что их знакомство начинается не очень хорошо, и мальчик с легкостью может его возненавидеть. Однако идти у него на поводу он и не думал.
— Почему вы молчите, Ваше Высочество? Занятие историей Отечества крайне важно для будущего императора, или у вас имеется другое мнение?
Сейчас важно было вызвать мальчишку на диалог, наладить хотя бы какое-то общение. Александру нужен был хоть какой-то отклик, чтобы «зацепиться», а потом и «оттолкнуться» от него.
— Не хочу… — цесаревич нахмурился. — Скучно там. Лучше в солдатики играть или на корабле кататься.
Едва услышав это, Пушкин чуть не вскрикнул от радости. Скука! Вот то, что ему и нужно, чтобы расшевелить наследника престола. Ему нужно было лишь избавить цесаревича от скуки на занятиях, чтобы вызвать интерес, а вместе с ним и заслужить уважением и авторитет.
— Говорите, история Отечества скучна, Ваше Высочество?
Цесаревич хмуро кивнул.
— А хотите я докажу вам обратное? — хитро улыбнулся поэт. — Хотите, я прямо сейчас докажу вам, что история нашего Отечества — это наиинтереснейшее в мире занятие, которое навсегда вас избавит от скуки? И, если я не прав, вы снова вернетесь к своим солдатикам…
— Хочу.
Пушкин кинул на дверь, предлагая выйти в коридор.
— Прямо сейчас, Ваше Высочество, я предлагаю вам перенестись во времена благородных рыцарей, свирепых завоевателей и, конечно же, тайных сокровищ…
Заметив зажегшийся в глазах цесаревича огонек любопытства, Александр удовлетворенно кивнул. Рассказы о грозных рыцарях, неприступных замках и жестоких разбойниках никого не могли оставить равнодушным, а особенно скучающего юнца, которым, без сомнения, и являлся Константин. У Пушкина как раз было кое-что припасено для такого случая из его богатого педагогического опыта.
— Знаете ли вы, Ваше Высочество, что этот дворец полон тайн? За позолотой его роскошной лепнины, великолепным убранством скрывается множество секретных ходов, которые еще помнят великим российских императоров и императриц. Где-то здесь, совсем рядом с нами, за стенкой может красться искусный шпион или даже отравитель…
Стоявшие за спиной цесаревича гвардейцы тут же «возбудились». Схватились за рукояти сабель и начали «обшаривать» стены коридора подозрительными взглядами. Не отставал от них и сам Константин, взгляд которого тоже «прилип» к ближайшей стене.
— Может быть где-то здесь хранятся потерянные сокровища, по легенде спрятанные великой императрицей Екатериной много — много лет назад…
С трудом скрывая улыбку, Александр продолжал рассказывать одну из многочисленных легенд Петербурга, которых знал сотни и сотни. Восторженный поклонник величественного города, он мог бы с легкостью заткнуть за пояс любого из молодых экскурсоводов и знатоков истории Санкт-Петербурга.
— В этой зале есть одна неприметная ручка, о которой мало кто знает. И если ее особым образом потянуть вниз, то прямо в стене откроется дверца…
На глазах у открывшего рот цесаревича, Пушкин быстро подошел к стене и неуловимо коснулся гипсовой лепнины, причудливо тянувшейся от пола к потолку. Тут же в стене появился темный проем.
— Как, Ваше Высочество, хотите почувствовать себя первооткрывателем?
Конечно же, этот проем не вел ни в какой тайный и всеми забытый ход, а был всего лишь переходом между комнатами и использовался слугами. Об этих ходах в будущем экскурсоводы часто рассказывали посетителям Зимнего дворца, в красках описывая внутреннюю жизнь императорской четы.