АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 1 — страница 1 из 35


АКОНИТ № 1(5)
2019, апрель

*

Все права защищены.

Высшими силами.


РЕДАКЦИЯ


Главный редактор

Андрей Бородин

Редактор

Василий Спринский

Литературные редакторы

Илья Бузлов

Виктория Рихтер

Литературный консультант

Василий Спринский

Иллюстрация на обложке

Катерина Бренчушна

Дизайн обложки

Катерина Бренчушна

Внутренний дизайн

Катерина Бренчушна

Вёрстка

Андрей Бородин

Группа VK

https: //vk. сom/aconitum_zine

E-mail

aconitum_zine@mail. ru


СОДЕРЖАНИЕ


Дмитрий Тихонов

Муза для Голландца Михеля

Братья Швальнеры

Вонджин

Мария Гинзбург

Жизнь моя как ветер

Андрей Миллер

Go ask Alice

Илья Соколов

Иглы

Алексей Зырянов

В гостях у Кафки

Катерина Бренчугина

Тихий берег

Павел Черешок

Конец пути

Станислав Курашев

Начало воспоминаний о Чебуране

Изяслав Пятикотеечный

Вежливый человек

Виктор Глебов

Ессе Ноmо

Роман Морозов

Вернуться домой

Владимир Ромахин

Миндаль

Александр Дедов

Панспермия

Илья Соколов

Дом холода и тьмы

Требования к присылаемым рукописям


*

Я умру в крещенские морозы

Я умру, когда трещат берёзы

А весною ужас будет полный:

На погост речные хлынут волны!

Из моей затопленной могилы

Гроб всплывёт, забытый и унылый

Разобьётся с треском,

и в потёмки

Уплывут ужасные обломки

Сам не знаю, что это такое…

Я не верю вечности покоя!

Николай Рубцов


ДМИТРИЙ ТИХОНОВМУЗА ДЛЯ ГОЛЛАНДЦА МИХЕЛЯ

Холод стоял собачий. Костя Мартынов, когда-то известный под сценическим псевдонимом «Кощей», переминался с ноги на ногу и жалел о том, что не надел второй свитер. Жалел вслух, поминая на чем свет стоит и погоду, и синоптиков, успевших пообещать потепление, и календарь, на котором заканчивался март, И своего давнего товарища, Антона Краснова, тоже. Это Краснов вызвонил его, вытащил сюда, а теперь заставлял ждать на пронизывающем, вполне зимнем ветру. В группе «Hollandermichel» Антон выступал под именем «Выродок», и это слово было самым мягким из всех, что срывались сейчас с Костиного языка.

Начинало темнеть. По окружной дороге, находившейся в сотне метров, за полосой голых, измученных прошедшей зимой берез, тянулись вереницей машины. Люди возвращались домой. Костя в очередной раз взглянул на экран мобильника и пообещал себе двинуть на остановку, если Выродок не появится через десять минут. Тогда и Ане врать не придётся.

Ей Костя сказал, что задержится на работе: клиент попросил внести изменения в проект, как можно быстрее, желательно сегодня, перед выходными — обычное дело, такое случается пару раз в месяц. От лжи где-то в горле появлялась мерзкая, липкая горечь. Да и получалось плохо — попробуй Костя сказать всё то же самое жене в глаза, не справился бы, покраснел, забыл бы слова, как мальчишка на детском утреннике перед Дедом Морозом. По телефону вышло лучше.

Но она на дух не переносила Краснова. Задолго до свадьбы, когда группа ещё существовала, и они тусовались вместе, стоило Выродку начать говорить, как Аня пренебрежительно закатывала глаза, отворачивалась или попросту отход ила в сторону. Она утверждала, что ее воротит от его пафосной самоуверенности, от постоянной нервной жестикуляции, от длинных и тощих пальцев с тщательно крашенными в чёрный, но обкусанными ногтями. Выродок не обращал внимания. Его в те времена ничто не могло задеть и ничто не интересовало, кроме группы, новых песен и новых концертов.

Позже, уже после того, как всё закончилось и развалилось, если речь заходила о Краснове, Аня фыркала и принималась язвить — это она умела, за словом в карман не лезла никогда. Всерьёз раздосадованный подобным отношением, Костя однажды вспылил и потребовал объяснить, какого чёрта она постоянно третирует его друга.

— Не терплю инфантилов, — спокойно ответила Аня, словно только и ждала, когда же, наконец, супруг вызовет ее на серьёзный разговор. — Твой Антоша застрял в подростковом возрасте. Ему вроде как до сих пор шестнадцать лет. Со стороны это выглядит смешно, но если присмотреться — смеяться сразу расхочется. Что может быть отвратительнее взрослого мужика, который не в состоянии расстаться с игрушечками?!

— С игрушечками, значит? — мрачно пробормотал Костя. Ему захотелось размахнуться как следует и ударить — не жену, конечно, но хотя бы по столу. Или по двери, проломив тонкую фанерку, разбив в кровь костяшки пальцев. Или грохнуть об пол фарфоровый чайник, недавно купленный через Интернет.

— Да. Одни солдатиков собирают и раскрашивают, другие в микрофон рычат стишки про смерть и Сатану.

— У нас не было песен про Сатану.

— Неважно, — Аня пожала плечами. — Ты меня понял. Антон реально выродок, у него ничего нет и ничего никогда не будет. Конечно, я сержусь: он падает в яму и тянет за собой моего мужа.

— Я, между прочим, занимался тем же самым, — угрюмо сказал Костя. — Если ты забыла, я на барабанах играл, пока Выродок рычал… стишки про Сатану.

— Играл, — Аня подошла к нему вплотную, обвила руками шею, заглянула в глаза. — Вот именно. В прошедшем времени. Вы были мальчишками, когда собрали группу. Для мальчишек эго нормально. Протест, желание шокировать и всё такое прочее. Ты отлично смотрелся на сцене, за ударной установкой. Но мальчишки вырастают, родной.

— Мы были не так уж и плохи, — мрачно усмехнулся Костя. — На нас ходили.

— Сам прекрасно знаешь, сколько на вас ходило народу, — Аня била в больное место: «Hollandermichel» не раз и не два выступал перед пустым залом. — Правильно сделали, что завязали. Вы выросли, определились с целями в жизни и начали к этим целям двигаться. Все, кроме Антона. Где он работает сейчас?

— Кажется, нигде. Полгода назад, вроде бы, устроился ночным сторожем в магазин, но там не срослось что-то.

— Ну и неужели это нормально? Ночным сторожем! Ему же скоро тридцать, Господи!

— Он творчеством занимается, — пожал плечами Костя. — Его выбор.

— Разумеется, его. Кто бы ещё до такого додумался? Но только отдачи от подобного творчества никакой, а жертвовать приходится слишком многим Вот ты разве смог бы пожертвовать мной?

— Нет.

— Потому что ты нормальный и понимаешь, что в жизни важно. Нам с тобой уже стоит беспокоиться о том, чтобы увеличить семью — и незачем тосковать по временам, когда можно было беспрерывно бухать, курить траву и играть дэт-метал.

— Блэк, — сказал Костя.

— Что?

— Мы играли блэк-метал, а не дэт.

Аня только рукой махнула.

С тех пор они больше не разговаривали ни о Выродке, ни о музыке. II сегодня Костя не нашёл сил вновь поднимать эту тему.

Краснов позвонил ему утром, с незнакомого номера, долго молчал в трубку, потом проскрипел:

— Алло? Кощей? Слышно меня?

Костя ни за что не узнал бы его по голосу. Но уже несколько лет, с момента распада группы, Кощеем его называл только один человек на всем свете.

— Здорово, Выродок, — буркнул он, ещё не зная, что чувствует.

— Приходи вечером на Белое кладбище. Часам к семи.

— На кладбище? Нахрена?

— Там увидишь. «Голландцу» пора вернуться, дружище. А без тебя ему и шагу не сделать, сам знаешь. Собьётся с ритма, споткнётся и разобьёт рожу в кровь, — речь Антона звучала неестественно, натужно, будто старый, проржавевший насквозь механизм. — Придёшь?

Он пришёл. И ждал уже добрую четверть часа, изо всех сил стараясь не думать о тёплой квартире, горячем чае или, боже упаси, глинтвейне и обжигающих объятиях жены. Старое кладбище, которое в городе по неизвестной причине прозвали Белым, лежало чуть в стороне от дорога, среди высоченных корабельных сосен, густым подлеском из надгробных памятников и сваренных из стальной арматуры крестов. В последние годы здесь почти никого не хоронили, и пустота, совершенная недвижность этого скорбного места, схваченного суровым морозом, действовала Косте на нервы. Он предпочитал стоять к кладбищу спиной и смотреть на дорогу.

Лет двенадцать назад, когда «Hollandermichel» только начинался, они часто тусили здесь в тёплую половину года. Никаких осквернений могил или зарезанных кошек, никакой дешёвой ерунды. Просто сидели на лавочках, пили прогорклое пиво из полутора литровых пластиковых бутылок, закусывали чипсами или сухарями, сочиняли что-то, бродили среди могил, читая надписи и впитывая отрешённость, тишину, бесконечность. Белое кладбище стало идеальным источником атмосферы для чёрного метала.

К чёрту воспоминания. Костя вынул руку с телефоном из кармана, уже зная, что десять минут прошли — и в этот момент у автобусной остановки притормозил бесцветный ПАЗик. Из задней двери вывалилась знакомая долговязая фигура, обременённая внушительным и явно тяжёлым брезентовым свёртком длиной метра в полтора. Взвалив ношу на плечо, Антон Краснов зашагал навстречу.

— Зигулюшки! — поприветствовал его Костя. — Ты один?

— Один, — выдохнул Выродок, пожимая протянутую руку. Он сутулился и выглядел крайне уставшим: бледное лицо, круги под глазами, редкая щетина. Чёрные волосы падали на грудь сальными прядями, и Костя с изумлением разглядел среди них несколько серебряных нитей.

— Думал, ты остальных тоже позвал.

— Позвал. Но не сюда. Мы завтра собираемся на старой репетиционной точке в полном составе. Я уже обо всем договорился. Забил на целый день.