как глаз великана.
Артем, совершенно ошалевший, продолжал рассматривать спутников.
Всадник, ехавший справа, привычно шевелил поводьями, подгоняя лошадь. По лицу его было понятно, что самое обычное и рутинное, чем может заниматься человек с огромной дыркой в груди, сквозь которую видны ребра, и полуистлевшем нацистском мундире, так это мчаться в ночном небе на огромной белой лошади. Рядом с ним ехал мужчина в шикарном чёрном пальто. Горло его было обмотано длинным бордовым шарфом. Он летел за своим хозяином, трепеща на ветру, словно боевой стяг. Замыкал кавалькаду бравый гусар, будто съехавший с обложки фильма «Гусарская баллада».
А возглавлял эту безумную скачку всадник на сером коне и короне, сваренной из стальных полос, грубо прикреплённых к широкому обручу. Артем узнал его по толстой чёрной косе — она обвила шею всадника, словно огромная сколопендра. Всадник полуобернулся через плечо и кивнул парню в кожаной куртке с шипами на плечах. В глубоко запавших глазницах короля мерцали холодные, призрачные огоньки. Артем узнал того, к кому был обращён жест — этот парень играл на волынке во время представления в отеле. Артем верил, что музыкант был профессионалом, но голова Артема начала раскалываться именно после его выступления. В первый момент Артему показалось, что волынка превратилась в фиолетового осьминога, смирно сидевшего на плече хозяина; всеми щупальцами осьминог цеплялся за парня, обвивая его грудь и плечо. И это было очень разумно — иначе бы его давно сорвало ветром.
Но нет, это был не осьминог.
На плече парня, на широком кожаном ремне, висел баян. Или аккордеон, но с клавишами на верхней панели. Артем не отличил бы одно от другого ради спасения собственной жизни, и про себя решил называть этот инструмент деликатно — гармоникой. Она чуть раскачивалась от движения, ветер растягивал меха и вырывался из них с тихим, заунывным свистом.
По знаку предводителя парень спустил инструмент с плеча, положил пальцы на маленькие белые кнопочки.
Артем ожидал чего угодно; чего-то жуткого, разухабистого, яростного и отвратительного. Но мелодия, которая вырывалась из-под пальцев гармониста и умчалась во тьму за их спинами, была нежной и пронзительной. Не сильно она отличалась от песни ветра, на самом-то деле.
И, кажется, ветер начал подпевать гармонисту.
Кавалькада мчалась всё быстрее, всё выше. Сине-фиолетовые волны северного сияния заструились под копытами лошадей. Артем услышал, что его попутчики поют. Вела, конечно, Галина Викторовна. Артем разобрал слова.
— Жизнь моя как ветер, кто-то меня встретит…
Это было прекрасно — и полет, и печальная свобода, и слаженный хор самых разных голосов, и струящийся по лицам мягкий, тёплый свет. У Артема захватило дух. На глазах показались и высохли слезы.
«Да где же у него тормоз».
Артём привычно ткнул правой ногой в бок. Мерин оскорблённо всхрапнул и пошёл чуть быстрее.
«Чёрт, не то».
Судорожно перебирая поводья, он случайно натянул их; мерин с готовностью сбавил ход. Артем медленно переместился из центра кавалькады в самый ее конец. Некоторое время рядом с ним ещё скакал гусар. Он, как и остальные, был так увлечён своей тоской, своей песней, что даже не заметил, что Артем отстал.
И страшно, и горько было перекидывать ногу через круп. Артем предусмотрительно вынул ноги из стремян заранее и выпустил поводья. В голове вертелась та сцена из «Властелина колец», где главный герой, падая с ездового волка, запутался рукой в то ли в густой шерсти, то ли в каких-то висюльках на седле.
И чем это кончилось для воина.
Артем оказался удачливее. Перед глазами промелькнул тёмный, пышущий жаром бок, холодно блеснула подкова на огромном копыте. Артем даже успел увидеть, что одного гвоздика в ней не хватает.
А потом его закрутило винтом, раскидало в темноте, потащило вниз…
Он ещё успел услышать пронзительные, тоскливые голоса в далёкой вышине, и сердце пронзила боль. Эта песня была лучшим, что он слышал в своей жизни.
Степан Юрьевич покачал головой, неопределённо хмыкнул. Огни отеля «Лукоморье Парк» уже виднелись впереди.
— Как же вы так решились? — с непонятным самому себе уважением спросил он.
Артем смущённо пожал плечами:
— Даже не знаю. Словно толкнуло что-то… Красиво, конечно, но ведь это — навсегда. Без конца, без начала, только изредка вот на землю спуститься… схватить очередного дурачка.
— Так-то оно так, — нехотя согласился Степан Юрьевич. — Но вы так их песню описали… я ее словно услышал… Ни забот тебе, ни простатита с остеохондрозом, ни кредита…
Внезапно проснулось радио. В кабину ворвался бесшабашный казацкий хор. Сквозь помехи Степан Юрьевич разобрал только слова «конь мой вороной».
Он сидел за рулём с восемнадцати лет. Руки раньше мозга поняли, что происходит. Степан Юрьевич судорожно сжал баранку, но было уже поздно. Колеса оторвались от земли, капот «девятки» резко задрался в тёмное небо. Где-то внизу и справа мелькнули разноцветные огни отеля, окрасив глаза попутчика красным.
— Так может, покатаемся? — спросил он.
АНДРЕЙ МИЛЛЕРGO ASK АLIСЕ
За рулём джипа, с визгом затормозившего на узкой улочке Црвениграда — столицы Республики, сидел загорелый молодой здоровяк. Он носил дорогой костюм, сверкал обритой головой и напоминал телохранителя кинозвезды. Водитель открыл дверь ожидавшему его субтильному мужчине в мятом сером пальто, с чёрными волосами пониже плеч. Хлопок, и внедорожник резко рванул с места.
— Это только отвлекающий манёвр, Мирко: настоящий теракт ещё не случился, — так сказал пассажир, поправив круглые очки в тонкой оправе.
Мирко заметил, как Ави мелко шевелит челюстью. Наверняка с утра под амфетамином — и вовсе не потому, что собирается работать или отрываться. Увы, этому необычному человеку употреблять всякую дрянь приходилось по совсем иной причине.
— Сколько жертв, Мирко?
— Как минимум пятеро, пан Ави, по раненым у меня пока нет данных. Взяли одного из террористов: исламист, конечно же. Ребята в Центре его разговорят.
— Да, если курва вообще что-то знает. Но даже в этом случае времени у нас нет. Говорю тебе, дубина: настоящий теракт ещё не случился. Счёт идёт на часы.
Мирко не приходилось сомневаться: Ави знает, о чём говорит. Его особые способности позволяли узнавать и делать очень многое. Как говаривал шеф: «Мы не русские и не американцы. У нас нет ядерного оружия. У нас есть Ави». Некогда могучая балканская страна давно утратила прежнее величие, но проблемы с терроризмом у неё были те же, что у сверхдержав.
Увы, но сам Ави знал, что обычно подконтроль-ных ему возможностей недостаточно. Да он в любом случае и не смог бы теперь сдержаться в определённых рамках. Меньше всего Ави хотелось опять садиться на проклятые наркотические качели, но выбора просто не было.
— Дай таблетки, у меня пустые карманы. Всё осталось дома.
— Пан Ави, вам бы поберечь себя, и…
Машина моргнула дальним светом и всеми сигналами, издала гудок. Вспыхнули индикаторы на приборной панели. Руль дёрнулся в могучих руках Мирко; он почувствовал, как в кармане завибрировал смартфон, а часы обожгли запястье.
— Дай. Мне. Сраные. Таблетки.
Оставалось повиноваться, иначе Ави просто заглушил бы двигатель джипа — и тот ни за что не удалось бы завести. Мирко передал пассажиру баночку транквилизаторов. Тог проглотил таблетки три, не меньше.
— Уже лучше. Доктора говорят: с наркотой я превращусь в овощ не так быстро, как если дать Алисе полную вольницу. Больше времени у меня — больше пользы Республике.
«One pill makes you larger, arid one pill makes you small — and the ones that mother gives you, don't do anything at all…»
Приборная панель опять засверкала. Медиаплеер активировался сам собой; из колонок зазвучала мелодия Jefferson Airplane, на которую ложился знакомый женский голос.
— Пан Ави, я ведь уже дал вам таблетки, не нужно…
— Это уже не я, Мирко. Теперь это Алиса. Наша любимая психованная сучка. Уже вся намокла бы, будь она настоящей… она обожает мою работу.
Джип нёсся по главной улице, сверкая стробоскопами, заставляя маленькие городские машинки сворачивать в правый ряд. Светофор переключился на зелёный за полминуты до положенного времени: Мирко не знал, сделала это Алиса или сам Ави.
«…tell 'em a hookah-smoking caterpillar has given you tire call…»
О да, зов тут определённо звучал. Для Мирко — только зов долга его службы, а вот для Ави… Голос из колонок искажался помехами. Он больше не принадлежал Грейс Слик, больше не звучал с записи в iTunes. Голос сочился в аудиосистему прямо из головы человека на пассажирском сиденье.
«GO ASK ALICE, I THINK SHE'LL KNOW!»
Ави почувствовал, как женские ногти нежно царапают свод его черепа изнутри. Подумалось, что если сейчас он протянет руку назад — нащупает её бедро. Алиса будто шептала: «дорогой, я так соскучилась, чем же мы теперь займёмся, ммм?»
Ави ответил ей вслух:
— Как всегда, милая: будем спасать страну.
По дороге Ави благополучно заснул на пассажирском сиденье, перебрав таблеток. Он видел массу разных вещей наяву — самых удивительных вещей, хотя сам описал бы их куда более грубым словом. А вот сны, если и случались, давно уже были почти одинаковыми. Из прошлого.
Учитывая службу в Госбезопасности и специфические таланты, многие представляли себе его детство по лекалам популярной литературы и фильмов: будто Ави растили в лаборатории, как кого-то вроде Чарли МакГи или Одиннадцать. На деле ничего подобного не было, хотя странных способностей родители явно не могли не замечать. Да и школа, наверное, тоже.
Просто с Ави никто никогда об этом не говорил. Сам он был мальчиком не из общительных, так что тоже молчал. А потом семьи просто не стало.
Той ночью он тоже спал в машине. Это случилось очень давно, с четверть века тому назад: тогда ещё не было ни мобильных телефонов, ни всей этой умной автомобильной электроники. И людям, попавшим в беду на горном серпантине, где не каждый день проезжает хотя бы одна машина, не так-то легко было рассчитывать на помощь.