На земле под дождём лежали люди. Спали, громко храпели, ворочались и кричали. Гражданские, солдаты, милиционеры и волонтёры. Сон сразил всех. Ира натыкалась на другие тела. Мёртвые. Словно сброшенные с большой высоты. С размозжёнными головами, вывернутыми конечностями, переломанными в кашу костями. Розоватая от крови дождевая вода журчала по желобам и каналам. В решётках коллекторов застревали обрывки одежды, волосы, кусочки мозга и костей. Трупы лежали на дорогах и раздавленных машинах. Один тряпичной куклой повис на фонарном столбе.
Ира пришла, когда уже начинало темнеть. Дверь подъезда была распахнута настежь. На лестничной клетке второго этажа стоял папа. Скелет в больничной пижаме. Из широко раскрытого рта хлестали потоки воды вперемешку с червями. Растекались по ступенькам. Ира заехала сама себе в переносицу, ойкнула от боли, из глаз хлынули слезы, но сон ушёл. Мертвец исчез. Добравшись до пятого, она позвонила в дверь. Почти сразу из-за двери послышались тяжёлые шаркающие шаги. Словно ее ждали. Конечно ждали, подумала она.
Щёлкнул замок. На пороге стоял Игорь. Похудевший, даже измождённый, всклокоченный. Устало прислонился к дверному косяку. Глаза закрыты, по щекам бегут слезы.
— Я пришла, — сказала она.
Игорь открыл глаза. Улыбнулся.
Он крепко держал ее за руку. Они молча шли вперёд. Вокруг были другие люди. Все вышли из домов, когда закончился дождь. Улицы превратились в человеческий поток. Когда закончится дождь, мы проснёмся, говорил малыш в песочнице. Он сказал что-то ещё, но Ира не помнила.
Облака стали тонкими, светлыми, почти прозрачными, вот-вот рассеются. Сквозь них почти уже можно было рассмотреть небо. И что-то ещё. Кого-то, что ворочался наверху, стонал в предвкушении пиршества. От этих стонов закладывало уши, дрожали стекла в окнах домов, срабатывали сигнализации брошенных машин.
Ира огляделась, посмотрела назад. Вокруг люди, насколько хватает глаз. Молча идут вперёд. Туда, где наверху переплетаются длинные отростки, на которых сжимают пальцы холодные скользкие руки.
Под ногами что-то чавкало. Ира посмотрела вниз. Ботинки по щиколотку тонули в толстом зловонном слое мёртвых червей. От запаха гнили кружилась голова.
Она до последнего надеялась, что это сон. Но в глубине души понимала, что тот, за облаками, существует на самом деле. Он реален.
КАССАНДРА ТАРАСОВАСТАРИК БАРГACT
Растянутая лодыжка нещадно ныла. Ноябрьская ночь была готова подёрнуться изморозью — странно, обычно туман не такой промозглый. Камень холодил спину — Джеймсу начало казаться, что позвоночник заменился железным дрыном. Странно — почему пальто почти не греет? Или на кладбище намного холоднее, чем на улице? А может — потому что ночь? Так или иначе, у мальчика появились неприятные догадки, что, возможно, до утра он не доживёт.
Весёлый визг раздавался над холодной землёй. Маленький щенок бегал вокруг своего нового друга и довольно тявкал. Под рукой у мальчика лежал достаточно внушительный камень.
«Мхом порос», — заметил Джеймс, выковыривая его из земли.
Немного повертев камень в руке, он положил его обратно и снова посмотрел на щенка.
«Как кусочек ночи!»
Влажные глаза горели радостным огоньком, хвостик вертелся из стороны в сторону — щенок подскочил на колено мальчика. Влажный язык стал вылизывать зарёванные щёки.
— Молодец, молодец, — тихо сказал Джеймс.
«О, тут ещё и палка есть?»
— Кто хочет поиграть? — слабым рывком он отбросил кусок дерева прочь. Щенок побежал за добычей, а маленький человек удивился, как плохо его слушается рука.
— Спать хочется, — сонно прошептал он.
Раздались шаги. Он судорожно вдохнул воздух. К нему идут — щеночек кого-то позвал? Может, подмогу?
Тяжёлое дыхание грело воздух. Щенок бежал впереди, размеренно тявкая. Он, кажется, указывает кому-то дорогу? Да, наверное. Но шаги слишком лёгкие для человека.
На могилу старого лесника, устало волоча лапы, вышел старый чёрный пёс с побелевшими от времени глазами. Потягивая носом воздух, он хрипел, вываливал горячий язык, нетерпеливо водил хвостом. Щенок потянулся мордочкой наверх, и старый пёс лизнул его в лоб. Потом пошёл дальше, уткнулся в мальчика носом, зевнул и покровительственно положил морду ему на плечо.
— Привет, старик Баргаст. Я знал, что… найду тебя здесь, — Джеймс зевнул и завалился на правый бок. Раздалось ровное сопение — мальчик заснул. Большой пёс тоже зевнул и лёг на мальчика сверху. Щенок забился под грудь Джеймса и прижался к его шее.
Смотритель кладбища через несколько часов начнёт свой обход.
Нянюшка слушала, как тихо трещит камин за заслонкой, перебирала спицами, клубок вертелся по полу. Хозяйский сын же слушал легенды — как она их умеет рассказывать! Заслушаешься… Про духов болот и блуждающие огоньки в ночном лесу. Про шествия малюток-фей среди диких цветов. А под Рождество она учила его песенкам, вместе с ним мастерила костюмы — и ни у кого из соседских ребятишек таких не было. Но больше всего Джейми была по нраву легенда о Дикой Охоте.
Так и видел он, что проносится она по их улице в туманной мгле, топочет копытами, трубит горнами. Всадники на взмыленных лошадях и оленях, со страшными криками несутся, заглядывают в окна, стучат в двери, ищут заблудших. Как тени, скользя между копыт, мечутся под ними чёрные как полночь псы с кровавыми пастями, их волчий вой леденит воздух. А особое лакомство для них — непослушный ребёнок, который убегает ночью из дома, не слушается нянюшку и родителей, плохой ребёнок, плохой! Они охотятся за ним, гонят его прямо в Ад.
— Но хороших детей они не трогают, а охраняют до рассвета, — прошептал себе под нос мальчик.
Ещё одна часть этой легенды ему тоже пришлась по душе — на пороге было принято оставлять еду для собак. Они её сьедают, а потом она снова появляется — вот бы это увидеть!
Упросить нянюшку было легко — на кухне как раз нашлась лишняя старая посудина. Каждый вечер Джеймс, тайком от родителей и няни, выставлял еду на порог. Может, всё же прибегут призрачные псы? Три ночи подряд еда оставалась на месте — он не знал — успех это или же нет.
На четвёртую ночь еда пропала. На пятую тоже. В мальчике проснулось любопытство — кто-то приходит по ночам? На шестую ночь шёл дождь — у порога в грязи остались следы собачьих лап. Успех! Но теперь ему захотелось увидеть этих призраков — они же всё-таки приходят!
Так и вышло — этим самым вечером, когда он ещё был дома. Нянюшки как назло не было — как раз отпросилась домой в деревню на пару дней — семью проведать. Отец как всегда засиделся допоздна на работе в банке. Матушка задремала в кресле с книгой в руках. До этого он подслушал её разговор с соседкой про местное кладбище — что там происходит что-то странное. Вой, скулёж, разрытые могилы, тени. И вся эта чертовщина происходит рядом с могилой старого лесника, который умер полгода назад. Никто на кладбище ночью не ходит — от греха подальше. А пёс его — со странной кличкой — пропал непонятно куда.
Мальчик подозревал о ком идёт речь — один раз, на пикнике с семьёй видел он седого старика с ружьём, а у ног его — такого же старого пса.
— Баргаст, место! — шикнул тогда старик, когда пёс попытался познакомиться с мальчиком. — Ты не бойся его — он детей не трогает…
Джеймс увидел из окна, что к миске у порога кто-то подошёл — тень тяжело дышала, а потом — весело лаяла. Стараясь не спугнуть, тихо приблизился он к двери и стал слушать.
«Кто-то ест».
— Кто там?
«Спугнул, кажется…»
Джеймс открыл дверь — миска вылизана полностью, а рядом с ней стоял маленький чёрный щенок. Странная тень мелькнула в кустах.
— Ой, привет, — мальчик протянул к нему руку. Щенок испуганно тявкнул, чихнул, упал, потом запищал и побежал прочь.
— Эй, подожди! — Джеймс смутно помнил, что произошло дальше. Вот он быстро накидывает пальто, совершенно забыв про кашне и кепку. Бежит вслед за малюткой-щенком, не подозревая, что только пугает его ещё сильнее. Потом бег прекращается, и — сильный удар о землю — и дальше он уже не может ни идти, ни, тем более, бежать. Нога сильно болит — особенно внизу и почему-то бедро. Перед лицом — высокий плоский камень, покрытый слоем влажной пыли, а из-за него выглядывает щенок. Тогда-то он и вышел, словно осознавая свою вину, и стал тыкаться носиком в щёку мальчика.
Джеймсу снился сон — странный, очень странный. Но, от него стало так легко, что он чуть не заплакал. Шум тяжёлых веток деревьев наполнял собой всё. Раздвигая листву, гремя своими поношенными сапогами, шёл к нему знакомый человек. Тот самый, к которому все боялись подходить, с серыми глазами — пронзи тельными до ужаса. На плече старое ружьё, позвякивает замком, уже совсем не пригодное для стрельбы, а для запугивания — самое оно.
Старик Баргаст тянет воздух носом, поднимается, отряхивает голову — видимо, чтобы придти в себя. Видит хозяина — и щенячий задорный дух просыпается в нём. Куда делась та тяжесть в лапах, боль в спине, которая вот уже как два года мучает его? Глаза такие же острые — хоть сейчас иди на охоту. Тогда мог взять тетерева — даже не подранка. А шкура-то — гладкая, лоснится, чувствует все порывы ветра. Хоть сейчас…
— Эй, старик! — твёрдым голосом зовёт хозяин.
— Давай-ка в лес! Работать пора!
Баргаст вскочил, чуть не взвизгнув от счастья — неужели, всё как всегда? Как он привык? И это что — теперь никогда не кончится? И хозяин никуда не уйдёт? Как хорошо, как хорошо!
Чёрный пёс остановился и оглянулся назад. Под могильным камнем всё ещё лежал тот самый мальчик — зачем он сюда пришёл? И другой малыш — он подобрал его всего месяц назад, какой же он маленький! И такой смышлёный, может, когда-нибудь он станет хорошим сторожевым псом? Или охотничьим? И конечно, он будет защищать свой дом и своих хозяев. Этот мальчик ведь станет его хозяином? Он ведь не бросит его?