— Уже давно и гастрит и язва.
— Вот, и я о чём, — согласно кивнул шеф. — Так что, может всё-таки маленькую тарелочку чего-то лёгкого? На довольный желудок и разговаривать легче. Тем более о таких печальных вещах. Заодно и нашу кухню оцените, поймёте, что мы ну никак к этой жути не причастны.
— Это верно, — вздохнул следователь, уже давно принюхивавшийся к соблазнительным запахам, доносящимся из кухни.
Шеф понимающе кивнул и наклонился к интеркому.
— Лилечка, доставь нам порцию суфле из курицы, — проговорил он в чёрную коробку на столе.
— С капелькой молочного соуса.
— Сделаю, Виктор Павлович, — отозвался интерком.
— Вот и славно, — довольно произнёс шеф, откинувшись в кресле. — Да, так на чём мы остановились?
— На ваших клиентах, — вернулся к делу следователь. — Вам знакомы эти люди?
Он выложил на стол с десяток фотографий.
Шеф кивнул и принялся внимательно их изучать. На четвёртой он вздохнул и отложил ее в сторону.
— Узнали? — встрепенулся следователь.
— К сожалению да, — кивнул шеф, — Хороший был клиент, часто заходил. Что ему вменяют?
— Убийство, — пожал плечами следователь, — Как и всем остальным. Больше сказать не могу, сами понимаете, тайна следствия…
— Да, да, — понимающе кивнул шеф. — Извините, что спросил, понятно ведь и без того, — продолжая рассматривать фотографии, он отложил ещё одну и, грустно кивнув головой, протянул остальные следователю.
— Красивая девушка, — вздохнул он, показывая на второе фото, — Жаль её, молодая совсем… А вот и ваше суфле! — улыбнулся он вошедшей с подносом официантке. — Да, гостю, — он кивнул в сторону сидевшего напротив следователя.
— Не отравлено? — поинтересовался тот у шефа.
— Шутить изволите? — обиженно спросил хозяин, — Ладно, я всё понимаю. Работа сложная, ну хоть здесь отдохните немного.
— Простите, не хотел обидеть, — отозвался тот, обмакивая кусочек суфле в соус. — Вкусная курочка, спасибо вам. А отдых… Как говорится на том свете отдохнём, — произнёс он, отправляя в рот порцию суфле.
…о.т.д.о.х.н.ё. м… — эхом отозвалось у него из-за спины.
Каждый звук — как последний.
Следователь без звука ткнулся лицом в тарелку с недоеденным суфле.
— с.п.а.с.и.б.о. з.а. о.т.п.у.с.к., — произнесла Смерть, обращаясь к Голоду.
— Всегда пожалуйста, — ухмыльнулся тот. — Новый скелет долго выбирала?
— ч.е.т.в.ё.р.т.ы.й. п.о.д.о.ш.ё.л. в.п.о.р.у., — отозвалась она. — к.а.к. в.с.е.г.д.а.
— Да, знаю я твою любовь к четвёрке,[1] — кивнул Голод. — А с этим не могла подождать? — он мотнул головой в сторону лежащего лицом в тарелке следователя.
— в.с.е. р.а.в.н.о. о.н. д.о.е.д.а.л. п.о.с.л.е.д.н.и.й. с.о.у.с., — ответила Смерть. — б.о.л.ь.ш.е. в.е.д.ь. н.е.т., в.е.р.н.о.? э.т.о. т. е.л.о. т. е.б.е. в. п.о.д.а.р.о.к.
— Ну! Это щедро! — улыбнулся Голод и, приподнявшись из кресла, одним махом заглотал покойника без остатка, вместе с одеждой и всеми аксессуарами. — Теперь придётся работу менять. А то ещё по судам затаскают.
— т. е.б.е. н.е. в.п.е.р.в.о.й., — отозвалась собеседница. — п.о.м.н.и.ш.ь., к.а.к. н.а. м.я.с.о.к.о.м.б.и.н.а.т.е. д.и.р.е.к.т.о.р.о.м. б.ы.л.?[2]
— Помню, — улыбнулся Голод. — Я много чего помню. Ладно, найду ещё что-то достойное. Хоть и жалко с этим местом расставаться.
— п.о.н.р.а.в.и.л.о.с.ь. г.о.т.о.в.и.т.ь.? — понимающе поинтересовалась Смерть. — д.а., д.л.я. т. е.б.я. с.а.м.о.е. п.о.д.х.о.д.я.щ.е.е. з.а.н.я.т.и. е… к.с.т.а.т.и., к.а.к. я. т. е.б.е. н.а. в.к.у.с.?
— Не знаю, — беззаботно ответил он. — Если ты про бульон из своих предыдущих костей. Наверняка вкусно, пока никто не жаловался.
— т.а.к. т.ы. ч.т.о., д.а.ж.е. н.е. п.о.п.р.о.б.о.в.а.л.?
— А зачем? — с недоумением воззрился на неё Голод. — Я хороший повар. А хорошему повару совершенно незачем пробовать всё, что он приготовил.
ВЛАДИСЛАВА ГУРИНОВИЧПОЛЫНЬ
В половине второго ночи над землёю взошла Полынь. Зеленоватая, похожая на кошачий глаз, лишённый зрачка, она медленно плыла по небу, затмевая дуну и звезды. Над лесами и болотами Края разгорелся трупный рассвет. Птицы встрепенулись и запели, обманутые восходом этого фальшивого солнца. На травы пала ядовитая роса.
Восход Полыни застал Савелия на железнодорожном полотне. Он брёл по шпалам, перекинув через плечо лопату. Ее зазубренное лезвие поблёскивало в бледно-зелёном свете Звезды.
С наступлением ночи обитатели Края старались не покидать своих жилищ. Если же какая-либо нужда гнала их на улицу, они брали с собой топоры, мотыги, лопаты — любые подручные предметы, могущие послужить орудием против нежити.
То было проклятье Края. Когда над горизонтом всплывала Полынь и начинала свой путь по небосклону, всё, что было мертво и покоилось под дёрном, начинало шевелиться.
Мертвецы отбрасывали крышки гробов, выходили из склепов и, путаясь в саванах, брели и брели вперёд, влекомые кладбищенским светом Полыни. Звезда притягивала их к себе, наполняя смутным подобием жизни.
Души давно покинули их тела, сердца их не бились, языки сгнили, глазные яблоки вывалились из орбит. Они не дышали, не слышали, не чувствовали; их ощеренные личины были обращены к небу, а костлявые руки цвета ярь-медянки простёрты вперёд, будто в немом приветствии звезде Полынь, их ложному солнцу.
Если на пути мёртвых встречались живые, начиналась бойня. В воздухе мелькали топоры, хрустели кости, летели на землю обрывки саванов и ошмётки осклизлой плоти.
Но это едва ли могло их остановить. Даже разваленные на части, они с бездумным упорством продолжали свой путь. Отрубленные руки ползли, цепляясь ногтями за дёрн, головы катились, будто мячи, и клочья гнилого мяса, вырванные из их торсов, извивались на земле, серые и скользкие, похожие на раздувшихся слизней.
У железнодорожного полотна копошилась отрезанная кисть руки. Пальцы с обломанными ногтями скребли по краю рельса в неуклюжих попытках перевалить через это неожиданное препятствие. Рядом в куче щебня, чёрного от мазута, поблёскивал глаз на конце дрожащего нерва, похожего на стебель.
Савелий взмахнул лопатой. Легко, будто жабу, он рассёк шевелящуюся тварь надвое и, плюнув в сторону Полыни, дальше зашагал по шпалам.
Когда впереди в зеленоватом тумане замаячили два силуэта, один побольше, другой поменьше, Савелий замедлил шаг. Всмотрелся, покрепче обхватив черенок лопаты.
К радости его, то были живые, а не мёртвые. Старуха, до бровей закутанная в чёрный платок. Ее бесформенное одеяние было опоясано верёвкой. За верёвку был заткнут топор. Старуха вела за руку ребёнка лет пяти. Вид его был жалок. В мокрых штанишках и курточке, измазанной травой и землёй, с бледным личиком и спутанными волосами. Ребёнок ныл и канючил.
— Бабуль, где мама?
— Она холодная, — коротко ответила старуха.
— Бабуль, где мама?
— Она холодная и зелёная, как звезда Полынь.
— Бабуль, где мама?
— Под дёрном.
Савелий посторонился, уступая им дорогу. Они прошествовали мимо, даже не взглянув на него.
Когда из-за песчаной насыпи показалась фигура, закутанная в саван, и, ковыляя, двинулась к железнодорожному полотну, все трое остановились.
Теперь они стояли плечом к плечу — Савелий с лопатой наперевес, старуха с топором в руке. Ребёнок присел на краешек рельса и принялся играть с цветным лоскутом, застрявшим между шпалами.
Фигура приближалась. Вслед за нею из-за песчаного гребня высыпало с полдюжины тварей, похожих на крупных ящериц. Они передвигались на длинных задних конечностях, прыгая, как кенгуру. Их тела покрывала бурая чешуя, а гибкие шеи оканчивались пёсьими мордами. Существа с остервенелым лаем скакали вокруг мертвеца, дёргая его за саван короткими передними лапами.
Затем из-за насыпи вышел человек. На первый взгляд невозможно было определить, живой он или мёртвый. Лицо его в свете Полыни казалось трупно-зелёным. В руках он держал двустволку.
Не произнеся ни слова, человек вскинул ружье и спустил курок. Прогремел выстрел. Фигура в саване покачнулась и рухнула навзничь, раскинув костлявые руки.
Мертвецы, влекомые холодным лучом Полыни, не останавливались, даже будучи изрубленными в куски. Но этот лежал не шевелясь. Мёртвое вновь сделалось мёртвым.
Человек забросил за спину ружье и свистнул своих песьеголовых тварей. Тут же оставив мертвеца, они сбились в стаю и побежали впереди хозяина.
Савелий и старуха глядели им вслед. Ребёнок спал, свернувшись калачиком на шпалах.
— Свершилось пророчество! — с благоговением в голосе прошептала старуха. — Это он, он! Охотник-мертвец! Явился, чтобы избавить Край от нежити. Теперь закончатся наши страхи.
— Закончатся страхи, — эхом отозвался Савелий.
Совершив круг по небосводу, Звезда клонилась к закату. Ее кладбищенское сияние меркло. Над лесами и болотами вновь воцарялась ночь — тихая и тёмная, какими были все ночи на Земле до той поры, пока не пришла Полынь.
БАРИ СЫЧГОРОДОК ЧУТЬ В СТОРОНЕ
Есть на Южном Урале городок Гущинск. Путешествующие на машине из Екатеринбурга в Курган, или обратно, увидят череду путевых указателей, завершающуюся поблёкшим «Гущинск 2». Именно на таком расстоянии трасса огибает городок с севера. Съехав по кольцу можно свернуть и туда; тем не менее, делают это редко. Что дальнобойщики, что автомобилисты, едущие издалека, предпочитают останавливаться в Кургане или Екатеринбурге, где выбор мотелей с закусочными больше, да и цены куда приятнее. Да и маршрут не самый популярный. Едут обычно через Екатеринбург и Тюмень либо Челябинск и Курган. По здравому размышлению, оно и к лучшему.
Если же вам случится проезжать город на поезде, то стоянка в пять минут убережёт от соблазна прогуляться дальше перрона в поисках пива, мороженого или достопримечательностей. В целом, это не грозит ничем, почти точно — самым страшным будет риск опоздать на поезд. Но всё же, спасибо РЖД.