[7] ИИ, воспитанными на марксистской диалектике и экономике Австрийской школы. Они верят в скорую и окончательную победу капитализма как в конец света, и само понятие долгосрочности кажется им неуместным, куда уж тут до новой парадигмы.
Манфред идет, засунув руки в карманы, невесело размышляет и прикидывает, что бы запатентовать в этот раз…
У Манфреда есть номер в отеле Ван Лейкен, оплаченный — в знак признательности — благодарной международной группой защиты прав потребителя, и безлимитный проездной, который ему подарила, тоже в благодарность, одна шотландская музыкальная группа, играющая самба-панк. У Манфреда есть пропуск рабочего авиакомпании, позволяющий ему бесплатно летать на самолетах авиакомпаний шести стран, хоть он никогда и не работал в авиакомпаниях. Его разгрузочная жилетка снаряжена шестьюдесятью четырьмя компактными процессорными кластерами, в каждом кармане по четыре штуки, и каждый из них обладает мощностью суперкомпьютера — за это спасибо одному невидимому колледжу,[8] который, как Манфред надеется, станет благодаря его помощи следующими Media Lab[9]. Остальная его одежда не столь разумна — она сшита по электронной мерке портным на Филиппинах, с которым он никогда не общался вживую. Юридические лица могут пользоваться его патентами совершенно безвозмездно, и хоть у Манфреда куча патентов, он всегда отдает права Сообществу Свободного Интеллекта — это его пожертвования проекту инфраструктуры, свободной от обязательств.
В кругах энтузиастов информационных технологий Манфред — легенда. Именно он запатентовал оффшор интернет-бизнеса в страны, где законы о защите интеллектуальной собственности допускают вольности, чтобы таким образом избегать мороки с лицензиями. Он тот самый парень, который запатентовал использование генетических алгоритмов для патентования не только исходного объекта, а сразу всех возможных его производных в пределах круга, задаваемого соответствующе составленным описанием: не просто улучшенная мышеловка, а все возможные улучшенные мышеловки. Примерно треть его изобретений не нарушает никаких законов, еще треть — исходно незаконна, а остальное поначалу законно, но перестанет быть таковым, как только законодательный монстр проснется, потянет воздух в ожидании запаха свежего кофе, и ужаснется. Некоторые патентные консультанты в Рино утверждают, что Манфред Макс — это псевдоним, сетевая кличка, за которой скрывается стая сумасшедших хакеров-анонимов, вооруженных Генетическим Алгоритмом, Который Съел Калькутту, или какой-то Сердар Аргик[10] на поле интеллектуальной собственности, или новый Николя Бурбаки, этакий борганизм[11] математиков. Некоторые адвокаты в Сан Диего и Редмонде небесами клянутся, что Макс — экономический саботажник, чьей навязчивой идея является подрыв самих оснований капитализма, а некоторые неокоммунисты в Праге, кажется, всерьез полагают, что он — вылезший на поверхность плод порочной связи Билла Гейтса и Папы Римского.
Манфред на пике своего ремесла, а состоит оно в том, чтобы появляться с неожиданными, странными и откровенно эксцентричными, но жизнеспособными идеями, и отдавать их людям, которые потом сделают на них состояние. Он делает это совершенно бесплатно, распишитесь! В награду за это Манфред совершенно свободен от тирании денег. Деньги — симптом нищеты, а Манфреду никогда не приходится за что-либо платить.
Конечно, есть и недостатки. Быть жокеем идей — значит испытывать на себе действие ударной волны, отделяющей сверхзвуковой поток набегающего будущего от несущегося вскачь настоящего. Подвергаться ей непрерывно! Манфреду приходится переваривать примерно мегабайт текста и несколько гигабайт аудио- и видеоинформации каждый день только для того, чтобы оставаться в курсе дел. Федеральная Налоговая Служба неустанно докапывается до него — они считают, что его образ жизни невозможен без вымогательств. А некоторые вещи не купишь ни на деньги, ни на что угодно еще — например, уважение родителей. Манфред не разговаривал с ними уже три года — отец до сих пор считает его хиппи-бездельником, а мать никогда не простит за уход из Гарварда. (Как же они цепляются за это свое — колледж, карьера, дети…) Памела, невеста Манфреда, и иногда — его повелительница, порвала с ним полгода назад, а почему — он так и не понял. Но довольно забавно то, что она работает приставом в Федеральной налоговой службе — летает вокруг мира на деньги налогоплательщиков и гоняется за чересчур космополитичными предпринимателями, пытаясь заставить их отдать положенную долю в государственную казну. В довершение всего, Южная Баптистская Конвенция объявила его прислужником дьявола на всех своих веб-сайтах. Можно было бы посмеяться, ведь Манфред не верит в сатану, но эти бандероли с мертвыми котятами, которые кто-то отправляет ему снова и снова…
Манфред прибывает в свой номер в отеле, распаковывает свою Айнеко[12], ставит заряжаться новый набор аккумуляторов, бросает в сейф личные ключи и направляется прямиком на вечеринку. Сейчас она у Де Вильдермана — туда двадцать минут пешком, и самое сложное в пути — не попасть под трамвай, ведь они едут со стороны слепого пятна и не отображаются на головном дисплее.
Пока Манфред в пути, очки снабжают его сводкой последних новостей. Европа в первый раз за всю историю достигла безусловного политического мира, и они используют эти беспрецедентные возможности, чтобы договориться, какая именно кривизна бананов дает им право быть первым сортом. На Ближнем Востоке как всегда, но фундаменталистские войны не интересуют Манфреда. В Сан Диего ученые занимаются загрузкой омаров в киберпространство, осторожно, нейрон за нейроном, начиная со стоматогастрального нервного узла. В Грузии жгут книги, а в Белизе — генетически-модифицированные кокосы. НАСА все никак не могут водрузить человека на Луну. В России Коммунистическая партия снова победила на выборах в Думу, да еще и с возросшим большинством. Тем временем в Китае набирают силу слухи о втором пришествии Мао, который избавит их от последствий катастрофы Трех Ущелий. В рубрике новостей бизнеса: Министерство Юстиции США — интересно, есть ли в этом ирония? — за что-то обрушилось на Маленьких Биллов. Тем временем эти списанные отделы корпорации Майкрософт автоматизируют ведение юридических дел. Они плодят дочерние компании, а те производят первичное размещение акций и обмениваются названиями, повторяя это снова и снова в причудливом подобии обмена плазмид у бактерий. Причем делают они это настолько быстро, что к тому моменту, когда требование о налоговой отчетности готовится свалиться на какую-нибудь из них, цель уже не существует. При этом, разумеется, все тот же персонал продолжает разрабатывать все то же ПО все в тех же каморках в Бомбее, как ни в чем не бывало.
Добро пожаловать в двадцать первый век.
Передвижная вечеринка в биопространстве, за которой увязался Манфред — это странный аттрактор, влекущий мигрантов из Америки, которые уже десятилетие заполоняют европейские города — не трастафари[13], но честных политических диссидентов, уклонистов и застрявших жертв неудачного аутсорсинга. Это — подобие швейцарских кафе, в которых собирались русские мигранты почти столетие назад. Это место, где завязываются странные знакомства, где пути развития пересекаются, и случаются короткие замыкания, ведущие прямиком в будущее. Сейчас вечеринка остановилась на заднем дворе Де Вильдермана, в трехсотлетней питейной, чье меню простирается на шестнадцать страниц, а бревенчатые стены потемнели от времени, как застоялый эль. Воздух здесь густ от запахов табака, пива и мелатонинового спрея — это посетители отчаянно пытаются совладать с ужасающей силы синдромом смены часовых поясов. Половина из них предпочитает делать это в одиночестве, а оставшаяся половина — болтая друг с другом на ломаном европейском новокреольском.
— Мужик, ты видел? Он похож на демократа! — заявляет белобородый повеса, подпирающий стойку. Манфред проскальзывает рядом, ловит взгляд бармена.
— Стакан берлинского белого, пожалуйста.
— Ты пьешь эту дрянь? — спрашивает повеса, покровительственно прижимая к себе стакан кока-колы. Поводя рукой: —Нет, ты не хочешь этого делать… В нем полно спирта….
Манфред ухмыляется:
— Зря ты отказался от закваски. В этой жиже полно прекурсоров нейротрансмиттеров, фенилалалин, глутамат и все такое.
— Но я думал, это называется пиво…
Манфред не слушает — одна его рука лежит на полированной латунной трубе, качающей из бочонка за стойкой наиболее популярные средства избавления от жажды. Кто-то из подрабатывавших в баре приделал к ней контактный жучок, и теперь электронные визитки всех посетителей, кто посещал бар в последние три часа, и у кого электронные устройства образуют собственную персональную сеть, выстроились в ряд и ожидают внимания. Воздух полон сверхширокополосной болтовни, и Bluetooth[14]., и WiMAX[15], и Манфред бегает глазами по нескончаемому списку сохраненных визиток в поисках некоего имени.
— Ваш напиток. Бармен протягивает кубок невероятной формы, наполненный синей жидкостью под шапкой опадающей пены, откуда под очень странным углом торчит соломинка. Манфред берет его, направляется в конец зала, и поднимается по ступенькам на балкон, где парень с сальными дредами болтает с каким-то костюмом из Парижа. Тут завсегдатай у стойки наконец-то его узнает, глядит расширившимися глазами и драпает к двери, чуть не расплескав свою кока-колу.
О-ч-черт, думает Манфред.