– Вот это точно. В первую вошли, а на второй – нарвались.
– И много парней положили?
– Двоих.
– Профессионалы?
– Опытные партизаны.
– Что же вы так? – сморщившись, как от зубной боли, горестно осведомился Егор.
– А как? – угрожающим вопросом ответил генерал.
– А так: каждый должен заниматься своим делом, Виталий Андреевич. Партизан – партизанить, разведчик – производить разведку. Сколько людей зря кладем из-за того, что дилетанты!
– Где я столько профессиональных разведчиков возьму?
Егор помолчал, потом заговорил о другом:
– Итак, Вирт, Бауэр, Кареев.
– Для тебя скорее порядок таков: Бауэр, Кареев, Вирт.
– Что нового о Карееве?
– Враг. Настоящий враг. Умен, опытен, зол.
– Тогда так: Кареев, Бауэр, Вирт.
– Ну, как хочешь. Теперь о твоей группе. Почему радистка, а не радист?
– Потому что радист – всегда баба.
– А радистка?
– А радистка – человек. При ней мужики мужиками будут.
– Всех их знаешь?
– Вес о них знаю.
– И последнее, Жора. Может, Васю не возьмешь, побережешь?
– Нужен, – твердо сказал Егор и встал. Что у меня будет на последний рывок?
– Особый партизанский отряд государственной безопасности.
Она плыла хорошим спокойным кролем по тихой, совершенно тихой глади воды, которая бывает только очень ранним погожим утром. Она плыла к берегу, и берег водохранилища столь же спокойно приближался к ней. Все ближе малый песчаный обрыв, уютная старинная усадебка над ним, и над усадебкой высокие сосны.
Она постепенно являлась из воды, явилась, стянула с головы резиновую шапочку, тряхнула слегка подмокшими кудряшками. В старенькой купальне она переоделась в цветастое платье и, не торопясь (она все делала не торопясь), поднялась по деревянной лестнице к дому. Там, в миниатюрном бельведере, уже почти не дымя, давно кипел самовар.
Она сняла трубу, прикрыла жар конфоркой и понесла самовар в дом. Прошла через анфиладу комнат и, выйдя на открытую террасу, водрузила самовар на стол. Залив кривой самоварной струей кипяток в заварной чайник и еще раз оглядев дело рук своих – готовый на четырех персон завтрак, – она громко объявила на весь дом:
– Семейка, завтрак готов! Прошу к столу!
Гремя сапогами, они почти строем спустились по деревянной полукруглой лестнице. Все трое – коротко стрижены, чисто выбриты, все трое – в военной форме без погон и знаков отличия.
– Доброе утро! – сказала им она.
– Здравствуй! – ответил Егор Иванович.
– Здравствуйте, Маша! – улыбнулся Альберт.
– Здравия желаю, товарищ младший лейтенант! – приветствовал ее однорукий Василий.
Маша глянула на него, усмехнулась:
– Почему же так официально, дядя Вася?
– Потому как ты старше меня по званию, – ответил Василий и первым отодвинул от стола легкий венский стул.
Весело посмеявшись, Егор Иванович догадался:
– Завидует!
– A ты бы помолчал, Егор! – обиженно прикрикнул на него Василий.
Расселись, принялись за еду. Маша смотрела, как небрежно и точно кинув салфетку на колени, ест Егор.
– Так говорите, Егор Иванович, что вы из плебеев?
– Это ты в связи с тем, как я, крестьянин, с ножом и вилкой управляюсь? – Егор пресекал с полуслова. – Дурная привычка. Довольно долго приходилось прикидываться не тем, что я есть на самом деле. Вот и привык.
– Где же вы привыкли?
– А-а, неинтересно!
– Секрет?
– Почему же.
– Тогда – где?
– В Белостоке, Варшаве, Харбине, Мадриде.
– Ну, и как там? – незамедлительно спросил Альберт.
– Там – всяко. А здесь – хорошо! – Егор, отвлекшись от тарелки, смотрел на качавшиеся верхушки сосен.
– А что здесь раньше было? – Альберт был любознателен.
– Дом отдыха работников искусств, – ответил Егор.
– А еще раньше – имение адмирала Чичагова, героя Отечественной войны двенадцатого года, – не без ехидства дополнила Егоров ответ Маша.
Альберт обрадовался до чрезвычайности, догадываясь, что:
– Точно, жилье для адмирала! С одной стороны – мачтовые сосны, а с другой, прямо у крыльца, – воды море разливанное.
– Алик, при адмирале водохранилища не было. Только речка маленькая протекала неподалеку, почти ручеек. Называлась – Уча, – грустно пояснил Егор.
– Уча, учись, – в никуда сказала Маша.
– Словоблудить любишь, Маша? – заинтересовался Егор.
– До неприличия.
– А хорошо ли это?
– Не знаю.
Чай все пили со знанием дела, и потому – с наслаждением. Василий, допив третий стакан, перевернул его и, положив на донышко замусоленный огрызок сахара, отметил с большим удовлетворением:
– Дача.
Егор небрежно промокнул губы салфеткой, осмотрел всех и сказал буднично:
– Мы все здесь, ребятки, не первый год замужем. Посему откровенен: операция нас ждет тяжелейшая. Готовиться к ней начинаем сразу же. Сегодня – первый рабочий день. Работаем по двенадцать часов с тремя часовыми перерывами. Маша на ключе, мы поочередно в тире, на полосе, на суплесной площадке. Вопросы есть?
– Я только на ключе? – обиженно спросила Маша.
– Нет. Последние два часа кросс и тир.
– А полоса, а площадка?
– Незачем. Тебе не пригодится. Еще вопросы?
– Когда? – задал вопрос Василий.
– Три недели обязательной подготовки. Потом – по обстоятельствам.
– Мы– вся группа? – задал свой вопрос Альберт.
– Нет. Будет пятый, отсутствующий пока по уважительной причине. Все? – Он вновь оглядел всех и распорядился: – Через сорок пять минут вызываю инструкторов.
– А сорок пять минут что делать? – удивился Альберт.
– Как – что? Маше помогать. Посуду помыть, картошку почистить, дров принести.
В тире Альберт «качал маятник». Один инструктор, стоя у пульта, обязан вдруг и с разной скоростью пускать мишени в виде человеческих фигур в разнообразных позах, на которых обозначены белые номера. Другой инструктор должен неожиданно отдавать хлесткие команды Альберту, стоящему спиной к мишеням. Итак, машина еще не запущена, и обе кобуры на ремне у Альберта застегнуты. Вдруг:
– Восьмой, третий, пятый! Убойное поражение!
Альберт мгновенно вырвал наган из кобуры, стремительно обернулся и, падая, произвел три выстрела.
– Пошли к мишеням проверить результат. Две пули легли у линии убойного поражения (линия убойного поражения – линия от воображаемой переносицы до пупка), одна – в плече.
– Плохо, Алик, – сухо сказал инструктор. – На исходную.
Альберт, спрятав наган в кобуру, вернулся к темной стенке.
– Четвертый, пятый! Отключение верхних!
На этот раз, в едином движении разворачиваясь и выдергивая из кобуры наган, Альберт произвел два выстрела.
– Ничего, – признал инструктор. Правые руки мишеней были пробиты.
Задействованы все. Все вооружены и готовы к стрельбе. Полный кач! Стрельба на оба барабана!
Балет! Уклоняясь от предполагаемых выстрелов, Альберт рвано, с противоестественной быстротой прыгал, приседал, падал, вскакивал, неожиданно менял направление движения и все время вел огонь из двух наганов – с правой и левой руки.
– Пятнадцать секунд, – недовольно гладя на секундомер, заметил инструктор. – И двигался тяжело. Пойдем считать…
Василий был на полосе.
– Еще разок! – скомандовал инструктор.
Еще разок Василий кубарем скатился с крутой и высокой горки, еще разок пробежал по замысловато изогнутому разновысокому бревну, еще разок пропрыгал в мелких ячейках проволоки, еще разок прополз под ней, еще разок проскочил через пятиметровое пламя, еще разок… Он упал у глухой стены, не удержавшись единственной рукой за край стены.
– Что такое?! – гневно взвыл инструктор.
– Однорукий я, – злобно пояснил с земли Василий.
– И однорукому жизнь дорога! Встать!
Еще разок Василий преодолел глухую стенку.
– Ты молодец, Иваныч! – похвалил инструктор Егора, который на шведской стенке, перебирая ногами и руками, выходил на чистое колесо. Вышел, ощерился удовлетворенно, спрыгнул.
– Утешаешь?
– Тебе годков сколько, Иваныч?
– Сорок три.
– Ей-Богу, суставы, как у тридцатилетнего!
– Не лукавь, Петюша. Если серьезно, форма сносная? Для волкодава?
– Для волкодава – сносная.
– И не более, – догадался Егор.
– И не более, – подтвердил инструктор.
Смена.
Василий в тире…
Егор на полосе…
Альберт на суплесной площадке…
Смена.
Егор в тире…
Альберт на полосе…
Василий на суплесной площадке…
В радиолаборатории Маша (уже и поенной форме), отделенная от мира наушниками, стучала ключом А потом стреляла в тире.
А потом, по капризной, еле просматриваемой тропке, бежала через чистый и тихий лес.
После ужина Егор принес сводку отметок и, держа бумагу на расстоянии (приближалась дальнозоркость), стал зачитывать ее нарочито быстро и монотонно:
– Волков Альберт Михайлович. Полоса препятствий – «хорошо». Суплес – «отлично». Стрельба по трем пунктам – «удовлетворительно».
– Это почему же «удовлетворительно»? – обиделся Альберт.
– Значит, кого-то это удовлетворяет, – пояснила Маша.
– Словоблудим, Сергеева, – пресек дискуссию Егор. – Продолжаю. Певцов Василий Семенович. Полоса препятствий, принимая во внимание отсутствие профессиональной подготовки, – «хорошо».
– «Хорошо», оно, конечно, хорошо, – пробурчал Василий, но был доволен.
– Тихо, Вася, уступи место даме. – Егор продолжал: – Мария Юрьевна Сергеева. Радиодело. Аппаратура советских систем – «отлично». Аппаратура немецких систем – «весьма хорошо». Общая – «отлично». Кросс – «отлично». Стрельба по двум пунктам – «отлично». Маша, это при твоей-то близорукости! Как?!
– Наугад, – ответила Маша.
– Ну, Марья, ты даешь! – восхитился Альберт.
– А у самого-то как? – ехидно спросил Василий у Егора.
– Мы от народа ничего не скрываем, – успокоил массы Егор и зачитал по отдельному листку: – Полоса препятствий – «хорошо», суплес – «хорошо», стрельба по трем пунктам – «отлично».