— Вот сюда, понятно? — сказал Салам, показывая место под фюзеляжем одного из «Бичкрафтов».
Бен вспомнил, что там ввинчено четыре болта для того, чтобы привязывать самолет к колкам в пустыне во время сильного ветра.
— Великолепно! — обрадовался он.
Салам отодвинул панель в задней части фюзеляжа и показал, куда можно прикрепить еще два болта, чтобы подвязать клетку.
— А мотор в порядке? Помню, из него масло текло, как из сита, — сказал Бен.
— Часов на двадцать хватит, а у меня есть очень тяжелое масло.
С Саламом не пропадешь, и Бену казалось, что он уже на полпути к цели.
В бытность свою в Канаде Бену частенько приходилось летать на небольших самолетах с громоздкими частями горного оборудования, подвязанными к фюзеляжу. Но у старого «Бичкрафта» разболталось управление, и мотор терял компрессию уже при взлете; Бену казалось, что он летит не на самолете, а на самой акульей клетке.
— Порядок? — спросил он Дэви.
Дэви был бледен, и отец не знал, от воздушных ли это ям над пустыней, от врожденного страха перед самолетом или от предвкушения опасностей, которые их ждут в Акульей бухте.
— А выше ты не можешь подняться? — спросил его мальчик. — Туда, где нету ям?
Это уже было достижением. Мальчик наконец о чем-то попросил.
— Я и так лезу наверх сколько могу, — ответил Бен, стараясь перекричать не слишком мощный рокот старенького мотора. — Клетка привязана чересчур близко к носу…
Нос у «Бичкрафта» и так был слишком тяжел, даже с добавочным грузом на хвосте. Бен отвел подальше назад ручку, но протез на левой руке сразу же впился в живое мясо. Ему приходилось все время держать машину в равновесии; стоило отвести ручку слишком далеко, нос задирался и самолет терял управление.
— В кармане у меня леденцы, — сказал Бен. — Достань-ка их оттуда.
Дэви залез в карман отцовской рубашки и вынул пакетик леденцов. Один из них он сунул Бену в рот (тот не мог отпустить ручку). И сделал это, как заметил Бен, по своей воле.
— Тебя тошнит? — спросил отец.
Дэви покачал головой, и Бен понял, что не должен был этого спрашивать. Вопрос, наверно, напомнил прошлый полет, когда Дэви сильно мутило. Но на этот раз Бен дал ему таблетку аэрона.
— Хочешь попробовать? — спросил Бен, кивком показывая на рукоятку.
Дэви снова мотнул головой и поглядел на отцовский протез; он был из алюминия, а кисть руки — из какого-то легкого сплава, покрытого кожей. Там, у локтя, где искусственная рука примыкала к настоящей, образовалась большая свежая рана, из которой выступила кровь. Вид кровоточащей раны заставил Дэви поглядеть в глаза отцу; он не понимал, как тот может терпеть такую боль, но Бен ответил ему спокойным взглядом.
— У меня чувство, словно я веду тяжело нагруженный товарный поезд! — прокричал Бен.
Он делал вид, что ему легко, но у него было ощущение, будто он несет самолет на вытянутой больной руке и она уже начинает сдавать.
— Ну вот! — с облегчением произнес Бен, когда среди десятка тысяч бухт вдоль обнаженной зеленой границы пустыни и моря показалась их белая бухта.
Бен узнал о ней от одного египетского гидробиолога: по его словам, тут было полно и акул, и гигантских скатов. Эту бухту тоже звали Акульей, как и все другие, и она тоже представляла собой изогнутую гряду неприступного кораллового рифа, вправленную в безликую пустыню. Сюда можно было добраться либо с моря, либо на легком самолете.
— Ну, теперь держись! — крикнул Бен, когда они начали снижаться. — Он будет подскакивать…
Подойти к бухте было легко. Но стоило им опуститься пониже, как песчаная поверхность берега перестала казаться ровной полоской пустыни, и на ней появилось несметное количество кочек.
Самолет коснулся земли, внизу у него что-то сместилось, и его так занесло, что они чуть не перевернулись. Послышался сильный треск в фюзеляже, и они почувствовали толчок: пробило заднюю стенку кабины. Самолет подскочил и остановился, но внизу снова что-то затрещало…
— Ты не ушибся? — спросил у отца Дэви. — Что случилось?
У Бена чуть не вырвало протез, когда рукоятка подалась вперед, и ему, видимо, было очень больно. Он изо всех сил дергал ремни, которыми протез был привязан к руке, отчаянно стараясь освободить окровавленную культю от терзавших ее металла и кожи.
— Ах, будь ты проклята! — со злостью бормотал он. — Лучше не иметь никакой руки!
Он чертыхался, пока случайно не увидел лицо сына. Тогда он опомнился и затих. Но, прочтя в глазах у мальчика памятный ему ужас, он спросил себя, верно ли поступил, потащив ребенка туда, где тот уж раз натерпелся столько страху. Однако с самого начала эта затея казалась ему необходимой для них обоих. Бен был человек простой и трудности на своем пути умел преодолевать только упорством.
— Ничего, заживет, — сказал он Дэви и выпрыгнул из кабины, чтобы посмотреть, сильно ли поврежден самолет.
Поломка была ерундовая. Край акульей клетки срезал большой выступ коралла, поднимавшийся из песка. Этот кусок коралла и пробил фюзеляж с таким треском. Если бы коралл не был так аккуратно срезан, он мог бы проломить хвост самолета и вконец его искалечить.
— Чепуха! — заявил никогда не терявшийся Бен. — Фюзеляж мы починим…
Но Дэви сразу же подошел к воде, окунул разгоряченное лицо в море, смочил волосы и шею.
— Эх ты, бедняга! — снова пожалел его Бен.
Но он тут же стряхнул с себя это чувство. Жалость к сыну не поможет им обоим.
Акулья клетка чуточку погнулась от удара о коралл, но с помощью молчаливого Дэви Бен собрал ее к полудню.
Они ждали захода солнца, растянувшись под самолетом. Потом закрепили болтами стенки клетки. Дэви вставлял болты, а Бен завинчивал их здоровой рукой, вооруженной гаечным ключом. Дверцу подвесили на петли, когда уже спускалась тьма.
— Ну, уж вторую руку они мне сквозь эти прутья не отхватят, — смеялся Бен, восхищаясь своей клеткой.
— Ты наденешь под воду протез? — спросил Дэви.
— Нет. С ним хуже, чем совсем без руки, — сказал Бен.
Он не признался в том, что все равно не сумел бы надеть протез на открывшуюся рану.
Они переночевали под самолетом, но на этот раз Бен предусмотрел все, что могло понадобиться сыну: лимонад, печенье и даже компот, который они ели руками, а Бен в это время рассказывал мальчику, как различать созвездия в Восточном полушарии.
Дэви не показывал и виду, что ему интересно, но Бен чувствовал, что сын слушает его с увлечением.
Рано утром Бен разведал, куда удобнее опустить клетку, но катить ее по песку до края рифа оказалось совсем не легко.
— Лучше надень туфли, — посоветовал Бен мальчику, поранившему ногу.
Сам Бен еще не привык к тому, что он однорукий, и был уже очень раздражен к тому времени, когда клетку можно было спустить через край рифа в прозрачную глубину на двадцать футов. Дэви ему помогал. Он молча выполнял все, что ему приказывали, и ни разу не вызвался что-нибудь сделать по своей воле, как это обычно бывает со всеми мальчишками.
— Когда я скажу тебе: толкай, — ты уж поднатужься, — сказал ему Вен, — и сразу же беги в сторону, чтобы не запутаться в веревке…
Он привязал к верхушке клетки четыре конца. Теперь она не может завалиться на бок и пойдет вниз стоймя.
— Толкай! — крикнул Бен.
Они пыхтели и скользили, но вот наконец клетка перевалила через край рифа.
— Отойди! — закричал Бен.
Но Дэви уже успел отскочить. На колках, забитых в прибрежный песок, натянулась веревка, и клетка повисла под водой. Бен надел маску и нырнул, чтобы ее осмотреть.
— Кажется, все в порядке, — сказал он, выйдя на берег после того, как установил клетку на дне. — Теперь я привяжу ее к коралловому рифу, и дело с концом.
Он заметил, что Дэви уже растянул брезент, под которым они могли провести самые жаркие часы. Мальчик успел перетащить на берег и части маленького компрессора для заполнения воздухом акваланга, так что Бену оставалось только его собрать.
«Наконец-то у меня с малышом дело пошло на лад», — решил Бен.
Он не помнил, чтобы Дэви когда-нибудь раньше предупреждал его желания, и подумал об арабском мальчике, который был таким мастером угадывать мысли кузнеца.
— Как тебе понравился тот арабский парнишка? — спросил Бен.
— Сколько он зарабатывает в неделю? — спросил, в свою очередь, Дэви.
— Немного, — ответил Бен, удивившись откровенной практичности сына. — Несколько пиастров в день.
Но разве все дети не отличаются грубой практичностью, в то время как большинство взрослых безнадежно сентиментальны?
Камера для подводных съемок, которую прислала Бену кинокомпания, снимала на тридцатипятимиллиметровую пленку. Подводные съемки и были целью этой маленькой экспедиции. Компания платила до пяти тысяч долларов за тысячу футов хороших кадров с акулами и еще тысячу долларов за кадры с гигантскими скатами.
Бен опустил на веревке тяжелый киноаппарат в воду, после чего надел акваланг.
— Если хочешь, можешь лечь на край рифа и смотреть, — сказал он Дэви и показал, как надо растянуться в мелкой воде за гребнем коралла, погрузив лицо в воду над самой глубиной.
— Знаю, — сказал Дэви.
— Только не ныряй.
Бен захватил с собой запасной акваланг. Он уже научил Дэви нырять в безопасном заливчике, защищенном одним из рифов, который преграждал доступ акулам. Дэви был хорошим пловцом и легко освоил аппарат.
— Что ты станешь делать, пока я буду под водой? — спросил Бен.
— Читать, — сказал Дэви и вынул из рюкзака книгу.
Бен поглядел на нее и улыбнулся. Это была одна из тех книг, которыми так увлекаются английские мальчишки, — приключения храброго летчика, дравшегося в Северной Африке с арабами.
— Тебе она нравится?
— Нравится, — смущенно сказал Дэви. — Она из школьной библиотеки.
Может быть, именно это и делало книгу такой привлекательной. Бен подумал, что его сын больше англичанин, чем американец. Дэви не помнил Америки и ходил в Каире в английскую школу. Даже произношение у него было скорее английское, чем американское. Английское воспитание, вероятно, и объясняло то, что он был таким сдержанным и практичным.