Впрочем, в последнее время поговаривают, что девушку проще подцепить в секции парусного спорта (на яхте оказываешься так близко к другому – вся эта работа в команде, необходимость телесного контакта и прочее), поэтому мальчиков у нас осталось двое. И оба так танцуют, что челюсть падает. Как будто бы сила притяжения смотрит на них и говорит: «Ну что ж, для этих сделаю исключение». Круче всех Педро, родившийся в неотрадиционалистской зоне Эквадора. У него в крови южноамериканские ритмы, от которых тащится наша учительница танцев мисс Бланкеншип. У меня, когда я долго смотрю, как он танцует, голова начинает кружиться.
Вот эти шесть настоящих танцоров показывают свой собственный танец, и было бы хорошо, если бы этим всё и ограничивалось. Но наши учителя свято верят, что каждый, кто ходит в кружок, в конце года должен продемонстрировать свои умения. Поэтому все остальные, то есть мы, создаем что-то вроде фона для них, выполняя определенную последовательность незамысловатых движений: например, помахиваем руками сначала слева, потом справа, поднимаем руки, разводим их в стороны, поворачиваемся налево или направо и так далее.
Остальные девочки, по большей части ученицы средних классов, отлично со всем справляются, и выглядит это очень даже неплохо, когда сразу столько народу делает движения синхронно. Но среди них есть я, и у меня не получается ничего. Никак мне не удается запомнить последовательность движений, а если я по счастливой случайности сделаю правильное движение, то обязательно не в такт, слишком рано или слишком поздно, либо сделаю еще что-нибудь, что заставит меня выглядеть как человек, который пришел на похороны в красном. Ну и в дополнение, как будто бы всё еще недостаточно ужасно: в этом году мы должны в первый раз показывать танец на выезде, на платформе, на глазах у всех участников праздника! Нет бы как раньше, в порту, когда приходят корабли и никто особо не смотрит. Это точно будет катастрофа.
– Саха! – восклицает мисс Бланкеншип примерно каждые пять минут, и в голосе ее отчетливо слышно отчаяние. Она вообще-то очень обходительная, с психологическим образованием и всё такое, но и у ее терпения есть предел. Как же я буду счастлива, когда 27 ноября останется позади!
Сегодня мне повезло, потому что у Тессы закружилась голова. Тесса Циммерман учится со мной в одном классе. Ее семья – из политических кругов, с разветвленными родственными связями, она даже состоит в отдаленном родстве с отцами-основателями неотрадиционализма.
Вот только самой Тессе до политики нет никакого дела. Ее главная страсть – танец. Если бы добрая фея предложила выполнить любое желание, Тесса попросилась бы в балет, но она прекрасно знает, что это нереально. Балета в наши дни практически не осталось: все фильмы, которые она пересматривает по сто раз, были сняты еще в XXI веке. За своей мечтой ей пришлось бы ехать в Европу, а кто же захочет в Европу? Впрочем, ее бы всё равно не взяли, у Тессы довольно серьезные проблемы с кровообращением и дыханием, ей часто приходится отдыхать. Она бы не выдержала профессионального выступления.
В общем, нет ничего необычного в том, что Тессе время от времени нужно прилечь. Но сегодня ей так плохо, что мисс Бланкеншип пришлось вызвать доктора Уолша, ну а потом уже как-то вообще ничего не клеилось. В конце концов мисс Бланкеншип сдается и отправляет нас переодеваться на двадцать минут раньше окончания урока.
Только я хочу радостно свалить, как она окликает меня:
– Саха? Задержись на минутку.
Все остальные довольно ухмыляются и расходятся, а я готовлюсь к нагоняю, который, вне всяких сомнений, меня ожидает. Но какая неожиданность: мисс Бланкеншип со мной совершенно мила. Даже с Тессой она не обращалась так бережно. Она приглашает меня зайти в ее кабинет, расположенный рядом со спортзалом, предлагает мне присесть и что-нибудь попить, и я вообще не понимаю, что бы это означало.
– Я слышала о том, что с тобой произошло вчера утром, – говорит она наконец. Тут я радуюсь, что у меня в руке стакан с водой. Я могу ее отпивать по глоточку, и тогда ничего не надо говорить.
– Я бы хотела тебе помочь, – продолжает она.
Я по-прежнему молчу. Да и что могу сказать?
– Я ведь тебя уже довольно давно знаю, – продолжает она. Это мягко сказано. Я, наверно, одна из тех учениц, которых она будет вспоминать до конца своих дней, когда учителя садятся вместе и рассказывают друг другу ужаснейшие истории из своей практики. – Я обратила внимание на то, что ты всегда держишься очень отстраненно, почти что прячешься.
Я чувствую, что меня раскусили. Мои усилия быть невидимой, похоже, были напрасны.
– Меня недолюбливают в классе, – вставляю я, что, опять же, мягко сказано – если честно, мне следовало бы сказать, что многие хотели бы, чтобы меня вообще не существовало.
Мисс Бланкеншип кивает. Это красивая, элегантно одетая женщина с пронзительными голубыми глазами и черными волосами, редкая комбинация. Иногда кажется, что у нее вместо глаз прожекторы.
– Так бывает, – говорит она. – Это нормально. Когда-нибудь станет лучше. Но прятаться в такой ситуации не стоит.
– Когда я не прячусь, меня сталкивают в бассейн для рыбы. – Слова у меня вырываются сами, и в тот самый момент, когда их произношу, я уже знаю, что зря это сказала.
– Я не думаю, что дело было в этом. – Она пододвигает свой стул поближе к моему. – Смотри, мы, люди, животные стайные. Мы не можем жить поодиночке – нам нужна группа, к которой мы бы принадлежали. И принимаем мы кого-нибудь или нет, во многом зависит от того, воспринимаем ли мы его как часть нашей группы или нет.
Я внимательно смотрю на нее. Что она хочет этим сказать? Что мне стоит попробовать как-то втереться к ним в доверие? Из этого ничего не выйдет.
– В Сихэвэне, чтобы принадлежать какой-нибудь компании, – объясняю я, – нужно быть либо красивой, либо богатой, а лучше и то и другое. Но я страшная, а того, что зарабатывает моя тетя, едва хватает, чтобы сводить концы с концами. Ну и что же тут может получиться?
– Страшная? Ты? – Она выглядит ошарашенной. – Но ты вовсе не страшная, Саха!
Я отвожу взгляд и изучаю себя в зеркале, висящем на стене. Я вижу лицо, которое скорее подошло бы тюленю, и тело, слишком мускулистое для девочки. Это же очевидно, в чем она пытается меня убедить?
– Девочки в твоем возрасте часто слишком критично к себе относятся, поверь мне, – уверяет мисс Бланкеншип. – Ты не страшная. Ты просто ничего не предпринимаешь, чтобы подать себя с лучшей стороны. Да, действительно, у тебя довольно специфический типаж – но это ведь можно сделать своим преимуществом.
Она внимательно смотрит на меня, и мне представляется, что так скульптор смотрит на кусок мрамора, прикидывая, что может из него получиться.
– У меня есть предложение. Ты как-нибудь придешь ко мне в гости, и мы попробуем что-нибудь сделать. Другая одежда, другая прическа, немного макияжа… А потом посмотришь в зеркало и решишь, нравишься ли себе так больше или нет. – Она улыбается. – У меня дома огромное зеркало.
– Не знаю, – бормочу я.
– Это просто предложение, – объясняет она. – Можешь считать это экспериментом. Просто чтобы познакомиться с другой стороной себя.
Я вздыхаю.
– Мне бы хотелось просто иметь возможность оставаться собой.
Но потом я смотрю на нее, и мне кажется, что ей и правда есть до меня дело. Ну а так как это не слишком часто случается, мне не хочется ее обидеть, и я добавляю:
– Я подумаю.
Тетя Милдред всё утро субботы шумно хлопочет по дому. Она в приятном волнении из-за приглашения на партию го, но никогда в этом не признается. Я радуюсь, когда она наконец уходит. Сразу же становится очень тихо, и я не знаю, чем себя занять. Я могла бы поразмышлять о некоторых вещах, но мне не хочется. Поэтому я включаю планшет, чтобы хотя бы взглянуть, какая мне досталась тема реферата по ОЗИ.
«Изменения животного мира Австралии в XXI веке» – гласит заголовок. В комментарии говорится: «Опиши цели, принятые меры и их результаты и оцени изменения с позиции неотрадиционализма. Минимальный объем: 5000 слов».
Я читаю и чувствую, как у меня внутри всё опускается. Пять тысяч слов? На такую унылую тему? Может, мне и правда стоит послушаться Карильи и после окончания года просто бросить школу? Так мне хотя бы не придется выполнять эту жуткую гору работы.
Я выключаю планшет и бреду к холодильнику. Вообще-то мне не следует этого делать: всё, что покупает тетя Милдред, самым тщательным образом распланировано, и, чем бы я сейчас ни полакомилась, я спутаю ее меню на неделю. На нижней полке стоит кастрюля с овощным супом, который она сварила мне на обед. Мне его нужно только подогреть. Но нет, мне по-прежнему хочется рыбы. Вчерашний обед в столовой не утолил моего голода.
И я решаю, что сегодня будут суши.
Суши – моя большая страсть. Я уже не помню, где именно во время наших долгих странствий по миру это случилось. Знаю только, что мне было лет семь. Картинка стоит у меня перед глазами: солнце светит, в небе висят желтовато-зеленые облака, а мы с тетей Милдред идем по бесконечной, невероятно людной улице. Нельзя и шагу ступить, чтобы кто-нибудь не попрошайничал или уличный торговец не пытался кому-нибудь что-нибудь продать. На остановке мы в толпе людей ждем электробус. Тетя Милдред изучает информационное табло. Она на секунду выпускает мою ладонь из своей, и, когда какой-то человек, улыбаясь, манит меня к себе в крошечную кухню уличной забегаловки, я иду к нему. Он кладет на маленький подносик какой-то кусочек и протягивает мне: белый рулетик, завернутый во что-то тонкое, черное. Он жестом показывает, что это надо взять и съесть. Я послушно кладу кусочек в рот, и тут меня накрывает: еще никогда в жизни я не ела ничего настолько вкусного! Но прежде чем успеваю что-либо сообразить и спросить мужчину, что это было, возникает тетя Милдред, хватает меня за руку и, кипя от ярости, утаскивает за собой. Тут как раз подходит автобус, мы в него садимся, я начинаю реветь от страха, что больше никогда в жизни мне не достанется такой вкусной еды.