Сам султан сидел на кресле, посреди расстеленного прямо на палубе роскошного ковра, зябко кутаясь в теплое пальто на вате. Увидев меня, он тут же поднялся и, приложив руку к сердцу, поприветствовал по-французски, старательно выговаривая каждую букву сложного для него имени и отчества.
— Бонжур, Константин Николаевич.
— Здравствуйте. Рад видеть ваше величество в добром здравии.
— Присаживайтесь, мой друг, — радушно предложил Абдул-Меджид, всем своим видом демонстрируя приязнь и заодно показывая, что у нас сейчас не официальное мероприятие, а просто частная встреча двух давних знакомых. В принципе, это формат меня устраивал. — Давайте не будем разводить церемонии и просто поговорим, как старые друзья.
— Ни на что большее я и не смел надеяться.
— В таком случае, перейдём сразу к делу. Откровенно говоря, Константин, получив ваше послание, я поначалу даже не знал, что вам ответить. Между нашими государствами теперь идет война…
— Совершенно не отвечающая интересам как Османской, так и Российской империи.
— Может и так. Но согласитесь, не я ее начал.
— Ну, это как сказать.
— Разве военные действия начались не с нападения вашего флота на Синоп?
— Формально да. Правда, на ваших кораблях был десант. Кстати, куда он направлялся?
— А ваше постоянное вмешательство в наши внутренние дела! — не слушая меня, продолжал Абдул-Меджид. — Покровительство смутьянам в Румелии, Македонии и Сербии…
— Ваше величество, — мягко прервал я его раздраженную речь. — Волей всевышнего наши страны находятся по соседству. И за эти столетия случалось всякое: и хорошее, и плохое. Мы нередко были врагами, но также бывали и друзьями.
— Это правда. И это единственная причина, по которой я вас сейчас слушаю.
— Давайте на минуту забудем о наших прежних распрях и поговорим о текущих делах. Нравится вам это или нет, но победить нас в этой войне у Турции не получится ни при каких обстоятельствах.
— Как знать, — криво усмехнулся в свою рыжую бородку султан. — Отдавая должное вашей храбрости и военным талантам, хочу заметить, что силы Англии и Франции все еще превосходят ваши.
— Знаете, в чем парадокс? Кто бы ни одержал верх в этом противостоянии, проигравшей стороной все равно будете вы!
— Как это?
— Да так. Давайте будем откровенны. Ваша казна пуста, армия и флот понесли большие потери, которые просто нечем компенсировать.
— Можно подумать, у вас дела идут лучше, — желчно усмехнулся Абдул-Меджид.
— Ну это смотря с кем сравнивать, однако в главном вы все же правы. Эта война нам не нужна, и мы будем рады ее закончить. Вопрос, на каких условиях?
— Я никогда не соглашусь на потерю провинций!
— А кто сказал, что именно мы собираемся их у вас отторгнуть? Все, что хотел мой отец, это защитить наших единоверцев, терпящих чудовищные жестокости от ваших подданных! И если уж быть совершенно откровенным, главную опасность для вас представляем вовсе не мы.
— А кто?
— Если говорить о Балканах, разумеется, Австрия. Вот уж кто не упустит возможность увеличить свою территорию за ваш счет!
— Эти шакалы давно зарятся на Боснию и Герцеговину, — поморщился, признавая мою правоту, султан, но тут же снова вернулся на проторенную дорожку. — Но разве вы не заинтересованы в присоединении новых владений?
— Нет конечно! Помилуйте, но что есть такого, скажем, в тех же Дунайских княжествах, чего нет у нас? Поверьте, у России достаточно своих забот, чтобы брать на себя еще и эту обузу.
— А оккупировали вы их для того, чтобы они не достались Францу-Иосифу?
— Вот именно! И заметьте, там сейчас его войска, которые он совершенно не собирается выводить.
— Война закончится, и цесарцы уйдут, — не очень уверенно пробурчал Абдул-Меджид.
— Как говорят у нас, поживем — увидим!
— Пусть так. Но как быть с вашими амбициями на Востоке?
— О чем это вы?
— О Трабзоне, — пристально посмотрел на меня султан.
Если говорить откровенно, его осведомленность стала для меня сюрпризом. Телеграфа, насколько мне известно, в этой части Турции пока нет. Гонцы по суше так быстро добраться не могли, а морской путь перекрыли мы. И, тем не менее, Абдул-Меджид был в курсе.
— Пока вы говорите мне о необходимости мира, — с горечью добавил он, — сами захватываете мои земли!
— Помнится, вы сами сказали, что между нашими странами идет война, — как можно более равнодушно отвечал я. — Мой долг делать все, чтобы Россия в ней победила.
— И у вас недурно получается, — вынужден был согласиться султан, невольно покосившись на дрейфующий совсем рядом «Сан-Парэй».
— Более того, чем дольше мы будем воевать, тем печальнее будут ее итоги для Блистательной Порты. Сегодня вы получили печальную весть о Трапезунде. Завтра узнаете о потере Батума. Весной падет Карс, после чего наша армия двинется дальше.
— Инглизы и франки не оставят нас, — еще больше помрачнел Абдул-Меджид, от волнения назвав своих союзников, как это принято у осман.
— Возможно, но еще одной армии у них просто нет. Что же касается флота, то они и раньше нас превосходили, и чем все закончилось?
— На море вы победили только благодаря урагану!
— Если за нас Бог, то кто против? — улыбнулся я. — Поверьте, чтобы не предприняли ваши англичане и французы, какие бы чудо-корабли или пушки не построили, у нас найдется, чем их встретить. Знаете, чем вооружены высадившиеся в Трабзоне солдаты? Новейшими винтовками, которые мы отняли у ваших друзей! Пушки, которые они привезли для осады Севастополя, теперь тоже наши! В конце концов, посмотрите на мой флагман, он еще носит британское имя!
Кажется, мои слова, а главное, интонация, с которой они были произнесены, произвели на собеседника достаточно сильное впечатление. Во всяком случае, в его глазах впервые за весь наш разговор появилось нечто вроде растерянности или даже обреченности. Похоже, ему уже не раз приходило в голову, что он сделал неправильную ставку, а теперь пришло время окончательно в этом убедиться.
— Еще не поздно все изменить, друг мой. Послушайте, Лондон и Париж вас просто используют. А после обязательно бросят. Ваша экономика от колоссальных трат рухнет. Что вы будете делать с пустой казной? Объявите себя банкротом? [2] Реформы стоят дорого, уж поверьте, я знаю, о чем говорю! Между тем, и России, и Турции нужны железные дороги, нужны заводы и фабрики, торговля, наконец! Вас сначала загонят в неподъемные долги, а потом скупят по дешевке все, что посчитают выгодным. Даже Египет! Между тем, там есть один бесценный ресурс — это будущий канал из Средиземного моря в Красное. Который можно выстроить через Суэц! О, это будет очень жирный кусок! Так давайте вместе наведем порядок в Египте, а деньги, вместо того чтобы тратить на бессмысленную войну, вложим в строительство водной артерии из Атлантики в Индийский океан. Проект принесет и вам, и нам невиданные барыши. И укрепит ваше влияние. Иначе все закончится тем, что Египет подомнут под себя ваши так называемые союзники… повторюсь, по итогу земель вы лишитесь, вас загонят в долги. А британцы и французы уйдут по-английски, не прощаясь. И что вам останется? Искать утешение в гареме и пьянстве?
Услышав последние слова, Абдул-Меджид вздрогнул и густо покраснел. Пристрастие к спиртному само по себе постыдно для правоверного, но до сих пор мало кто решался бросить этот упрек ему прямо в лицо.
— Что вы предлагаете? — холодно спросил он, справившись со своими чувствами.
— Нам нужно прекращать эту войну, пока все не зашло слишком далеко!
— Как это сделать?
— Пошлите моему отцу письмо. Уверен, он будет только рад покончить все миром. Но помните, чем дольше вы будете размышлять, тем большими потерями это может обернуться для всех нас.
— Вы, наверное, знаете, что даже правители не всегда свободны в своих решениях…
— Мне кажется, наша сегодняшняя встреча говорит об ином. Разве нет?
— Когда ваши корабли появились у Босфора, — неожиданно развеселился Абдул-Меджид, — Константинополь охватила паника. Многие бросились бежать, а в первых рядах были мои визири и послы союзников!
— Вот даже как?
— Именно. Но скоро все узнают, что ваша армия высадилась в Трабзоне и столице пока ничто не угрожает. Так что они скоро вернутся…
— В таком случае, скажите им, что, если император Наполеон и королева Виктория не смогут прислать вам на подмогу хотя бы сто тысяч своих лучших войск к весне следующего года, я буду иметь честь нанести вам новый визит. А теперь разрешите откланяться.
— Конечно, мой друг. Не смею задерживать.
— Честь имею!
[1] Цитата из письма ВК Константина отцу.
[2] Уже в 1858 году султанская казна объявит о государственном банкротстве.
Глава 4
Война даже самая справедливая и освободительная всегда приносит беды. Голод, разруха, нищета, а то и гибель. Поэтому здравомыслящие обыватели всегда стремились держаться от нее подальше и жители Трабзона тут нисколько не исключение. Тем более что для многих из них эта война не была ни справедливой, ни освободительной. В первую очередь, конечно, это касалось местных мусульман.
Поэтому, как только затих бой, многие из них попытались покинуть город, бросив на произвол судьбы свои дома и имущество. В первую очередь это были представители здешней знати и чиновничества, вслед за которыми потянулись и простые люди. К слову сказать, далеко не все они были этническими турками. Значительная часть оказалась так называемыми лазами или, проще говоря, исповедующими магометанство грузинами, а также персами, курдами, черкесами и бог знает кем еще.
Русское командование им в этом не препятствовало, а потому старинный город стал стремительно пустеть. Если до войны в нем постоянно проживало порядка тридцати тысяч человек, то сейчас оставалось не более двадцати, а может и того меньше. Впрочем, как говорится — нет худа без добра. Поскольку имевшихся в Верхнем и Нижнем городе казарм для такого большого количества войск явно не хватало, в освободившиеся дома тут же начали определять на постой солдат и матросов.