Пётр слушал поносящую речь друга, вертясь в кресле и испуганно поглядывая на Елену. Она в свою очередь полу раскрыла рот и жадно ловила выступление.
– Простите нас, Елена Аркадьевна, мы любим страху нагнать. Думаю, пора нам идти.
– Конечно.
Проводив гостей, Елена почувствовала, что нужно побыть одной, и, не забегая в столовую, поднялась в свою комнату, но не могла поймать отклика на услышанное, открыв, в конце концов, «Евгения Онегина».
– Что ты опять устроил? – спросил Пётр, неуклюже топая по мощёной камнем пыльной улице. – Думаешь, ей нужны твои идеи?
– Нужно вытащить её из сонного царства, где она сейчас обитает. Девушка она неплохая, видно сразу, не лицемерит, не цедит жеманно ерунду. Я даже удивился.
– О, и ты думаешь, что она воспламенится революцией и пойдёт плечом к плечу с тобой?
– Я пока не мыслю так широко… Но почему нет, многие идут. Ольга тебе не пример?
Пётр не нашел, что возразить.
– Дело не в том, ты всегда со всеми так говоришь, тебя в обществе опасаются.
– В обществе разряженных ослов и безмозглых кукол? Велика беда. Я погиб, погиб!
– Ну, вот как быть с тобой? – засмеялся Пётр.
– Просто давай делать то, что мы должны, и не смотреть по сторонам на убогих.
– А ты не прав, всё миром нужно.
– Пусть миром, Петя, только бы подействовало.
Пётр, тесно сошедшись с Нестеровым во время учёбы, поначалу ужасался и побаивался его пламенных разоблачений и циничных, как считали в высшем обществе (у остальных категорий населения не было права не только высказывать свои соображения, но и вообще думать), но притягательных, особенно для молодых людей с горячими сердцами, разговоров. Господин Астафин вырос в глубоко, правоверно дворянской среде, и до поступления в университет даже не представлял точно, кто такие радикалы. Ясно видя уверенность Алексея, его абсолютную честность в преследуемых идеалах, а не просто желание быть интересным, загадочным, эдаким плывущим против всех романтичным бунтарём, Пётр искренне начал думать, что аполитичность не преступна, ибо несёт в себе желание справедливости и счастья для всех.
Никто из их сообщества вольных идеалистов, даже Наталья, которая за внешним спокойствием неумело для зорких людей скрывала безграничную, порой безвольную мягкость, парадоксально граничащую с убеждённым упрямством в единожды выбранной цели, не признался, даже не подумал бы, что сухой Алексей подминал их под себя. Какое-то время после знакомства, пока те не научились сопротивляться, а Алексей не ослабил хватку, загоревшись дружбой, все находились в плену его горячности и словоохотливости.
Нестеров вовсе не вынашивал наполеоновских планов и не пытался заставить кого-то думать подобное ему. Просто своим обаянием и умом он располагал к себе тех, кто не был труслив, глуп и закостенел, а жадно искал выхода из тупика. В какой-то мере Нестеров повлиял на формирование взглядов своих товарищей, что, конечно, польстило бы ему, узнай он об этом. На самом же деле он искренне считал, что его друзья изрядно преуспели в науке о жизни и тайно надеялся, что и он способствовал этому. «С кем поведёшься», – усмехался Алексей, с отрадой наблюдая за развитием мышления товарищей. Он не пытался влиять на их судьбу и не указывал, что им делать. Он только подталкивал их, разжигая искры внутри. Его пытливый ум как губка впитывал то, что ему казалось правильным (почти всё это было незаконно) и с отвращением отражал остальное, противоречащее первому. Всякая пропаганда и навязывание удобных взглядов вызывало у него сарказм и нездоровую иронию, ещё больше отдаляя от официально принятого.
До тропы отщепенцев или преступников все они были ещё очень далеки.
После той встречи Елена чаще стала выбегать в холл на малейший шум, с гулким биением сердца ожидая посещения, стала внимательнее прислушиваться к воркованию влюблённых барышень, день ото дня обсуждающих свои помолвки, романы или просто воображаемую симпатию. Раньше она не проявляла интерес к этому, её влекло большее, лучшее. А теперь она достигла этого лучшего, и поняла, что, хоть её жизнь и окрасилась в доселе невиданные оттенки, она попала, тем не менее, в капкан. Дольше сидела она на подоконнике в своей белой спальне, слаще дышала ночным воздухом, больше задумывалась над ускользающими стихотворными рифмами. «Пришла пора – она влюбилась», – думала Елена, покоряясь подарку судьбы. Она поняла своё состояние почти сразу, блаженно рассмеялась и отправилась жить. Ничего не боясь, не стесняясь, только торопясь, как будто кто-то мог отнять долгожданное счастье.
Она искала его в любом обществе, и чувствовала, как по телу пробегает горячая дрожь, если находила. Она говорила с ним без умолку и не могла наговориться. Она не могла поверить, что он, такой со всеми холодный и язвительный, её принял в свой маленький круг, уважает её, улыбается, если она говорит что-то новое, возникшее у неё в мыслях секунду назад. Весной 1912 года Елена Грушевская была счастлива полностью и безоговорочно.
Глава 6
На венчании Петра и Ольги Елена стояла рядом с Натальей и Алексеем. Умиротворяющая атмосфера церкви расслабляла, уносила в чистоту высоких мыслей. Долгая церемония медленно плыла хрустальными голосами певчих, и Елена смотрела то на жениха и невесту, стоящих перед священником в светящемся облаке счастья, то на Алексея, и сердце её жалостливо сжималось. Никогда раньше он не выглядел таким искренним. Его карие глаза такой трогательно – домашней улыбкой открывались друзьям, что многие из приглашенных удивлялись не меньше Елены. А она только доверчиво любовалась новым Алексеем.
Здесь он даже «выглядел как хороший человек», как шепнул кто-то на ухо Аде. Та насмешливо скривила пухлый рот и подняла бровь вверх, поскольку знала, как это изысканно получается у неё. Этот приём она позаимствовала у Елены. Они были немного похожи – обе юные, хорошенькие, улыбчивые. Только у Елены даже игривая улыбка раскрывала светлую сторону души, а у Ады казалась насмешливой и наводила на мысль, что та замышляет что-то недоброе. Аделаида всегда со всеми, даже с любимыми людьми, держалась так, словно знала что-то, что могло их опорочить. Даже необычное сочетание выпуклых тёмно – серых глаз и каштановых волос, тяжёлыми прядями уложенных в массивную причёску, не могло отвлечь от этой неприятной догадки. Ада была первой во всём, и некоторых пугала своим бесстрашием, но с теми, кто мог оценить её, умела дружить, хоть и ничего не прощала. «Кто предал один раз, предаст и второй», – часто говорила она Елене, победоносно выпрямляясь. Как единственная дочь своей знаменитой матери, она могла требовать всего, чего хотела, и отказов не терпела.
Ада в тот день имела право ликовать не меньше Елены, потому что её строптивое желание стать мачехой подруги скоро обещало стать явью. Накануне, гостя в доме матери Ады, женщины великосветской и либеральной, Аркадий Петрович посватался к девушке после пятимесячного знакомства, в самых романтичных выражениях убедив всех в неизбежном успехе такого союза. С Аркадием Ада хотела связать судьбу больше всего. Так не похож был элегантный опытный мужчина на тех птенцов, которые россыпью вялых перьев вертелись возле завидной невесты Петербурга, досаждая ей. Выбор был очевиден. Ада с удовольствием слушала многочисленные истории из жизни Аркадия Петровича, а мысль быть навсегда связанной с таким мудрым и сильным мужчиной переполняла её гордостью. «Подумать только, как мне будут завидовать!» – думала Ада, сидя рядом с Аркадием в гостиной старинного имения её семьи и незаметно от матери позволяя Грушевскому теребить свои тонкие унизанные поблескивающими перстнями пальчики. Аркадий Петрович в тот момент мечтал о другом и мысленно корил себя, что со свадьбой решено повременить.
Ада не могла открыться подруге в церкви со столькими ушами. Такая ошеломительная новость требовала более интимной обстановки. Аделаида не сомневалась, что Елена придёт в восторг от будущих уз.
На праздновании свадьбы собралось немного гостей, большинство из которых Елена видела впервые. Её отец отказался идти на торжество под предлогом недомогания, хотя отсутствие Аркадия Грушевского никого не тяготило. Елена не удивилась, ведь он ценил только родовитых людей, исключительно богатых мог назвать своими друзьями. Ольга Астафина родословной похвастаться не могла, а её внешность отталкивала эстета Грушевского. Состояние же новой семьи было не столь обширным, чтобы заставить его поступиться остальным.
Отец Ольги был состоятельным выходцем из купеческой семьи, дворянином в первом поколении. Этим обстоятельством она хвастаться не могла. Право на вступление в высший свет Оленька получила благодаря связям отца и великолепному образованию, почерпнутому из нескольких университетов и курсов, в некоторых из которых была вольнослушательницей. Окончательное закрепление в статусе светской женщины она получила, выйдя замуж за дворянина Петра Астафина, что, конечно, не преминули выразительно телеграфировать друг другу высокородные сороки. Этот брак, вопреки всяким традициям, заключался по истинной любви, и от него, скорее, выигрывал Пётр, получая ощутимое приданое. Ведь семья Астафиных оставила своим потомкам лишь уважаемое имя и потёртый капитал.
Ольга росла и училась в Царском селе. Всё там казалось ей гармоничным и утончённым, воспитывающим истинный вкус. С трепетом вспоминала она огромный голубой дворец, множество скульптур, летящих в движении, тихие аллеи, по которым так приятно было бродить, зная, что их топтали великие петербуржцы. Почти физическое ощущение духа гениальности, красоты и неудовлетворённости действительностью Ольга проносила через себя, при любой возможности посещая место своего детства. Она и подумать не могла, что жизнь способна быть другой. Если Ольга и поддерживала революцию, то в меньшей степени из-за своих истинных взглядов. В основном благодаря влиянию друзей.
После богослужения гулянье переместилось в особняк, арендованный отцом Ольги. Смех и благодушная болтовня не смолкали, гости поочерёдно подносили новобрачным подарки, завуалировано шутили о плодородии и целовали всех напропалую. Пётр ненароком подумал, что задохнётся от обилия незнакомых ему щёк. Елена и Алексей сидели за одним столом с Натальей и ещё несколькими людьми. Иногда, глядя на Наталью, Елена чувствовала, что сделала ей что-то непозволительное, только не могла понять, что именно. Наталья с самого начала знакомства была с ней холодно – любезна, не больше. Это казалось Елене непонятным и обидным, но она не пыталась наладить связь с Вороновой, слишком та казалась ей замкнутой и нелюбезной, особенно в сравнении с теплой Ольгой.