— Ты прав, — отвечает Зоя, глядя по сторонам. — Действительно интересно, сколько здесь людей. Вот бы это узнать!
Меня осеняет гениальная в своей простоте идея.
— Сейчас! — говорю я, поднимаясь из-за столика.
— Что ты задумал? — Зоя наблюдает за мной с неподдельным интересом.
— Уважаемые дамы и господа! — громко произношу я. — Прошу вашего внимания. Это займёт не больше минуты.
Голоса постепенно смолкают, ко мне поворачиваются лица. На одних написано любопытство, на других — удивление, на третьих — недоумение. В конце зала появляется бдительный метрдотель — на всякий случай. Но у него нет повода волноваться.
— Благодарю, — я слегка кланяюсь. — Дело в том, что мы с моей спутницей работаем в департаменте статистики и сейчас исследуем соотношение в обществе представителей рода хомо сапиенс и кибернетических организмов. Не будете ли вы столь любезны помочь нам?
По залу прокатывает шёпот, но никто не изъявляет протеста: действительно, почему бы и нет? Ведь это не может никого унизить. Чистая статистика, тем более эксперимент проводится государственными служащими.
— В таком случае, — продолжаю я с энтузиазмом, — прошу поднять руки присутствующих в зале киборгов!
Взлетают вверх ладони. Мужские, женские. Одни быстро и решительно, как бы заявляя о своих неотъемлемых правах, другие робко, словно стесняясь. Я обвожу взглядом зал. По крайней мере, две трети присутствующих — не люди.
— Ну, вот видишь! — тихо говорю я, поворачиваясь к Зое.
Я смотрю на девушку с торжествующей улыбкой и в первый миг не замечаю её вытянутой вверх руки. Синие глаза смотрят на меня с презрением, в них дрожат слёзы обиды и разочарования. Дурацкая ухмылка медленно сползает с моего лица, и я вынужден опереться руками о стол, потому что пол уходит у меня из-под ног. Становится душно.
Мне кажется, Зоя должна подняться и демонстративно выйти из ресторана, возможно, наградив меня напоследок звонкой пощёчиной, но она сидит неподвижно, словно статуя, глядя мне в глаза и не опуская руку.
Я понимаю, что убраться придётся мне. Я чужой здесь со своей нетерпимостью и страхом перед машинами. Даже те немногие люди, что сидят вокруг, не разделяют моей одержимости. Это становится столь очевидным, что я опрокидываю стул и выбегаю из ресторана, сопровождаемый недоумёнными взглядами посетителей.
Выскакиваю на улицу. Вокруг меня люди, но я не могу их видеть: в каждом пешеходе мерещится машина.
Боже, какая жестокая насмешка! Ты позволил нам создать тех, кто вызывает любовь, но научил ли любить их? Парадокс в том, что мы никогда этого не узнаем, потому что не поверим в чувства машин! Друг другу мы верим даже тогда, когда ложь очевидна, но киборгу — никогда! Любовь — только наша, мы не поделимся ею ни с кем! Она не войдёт в список неотъемлемых прав искусственных разумов уже потому, что люди не способны допустить её существование где-либо, кроме собственных сердец.
— Ваша карта, — раздаётся слегка обеспокоенный голос у меня за спиной.
Оборачиваюсь и вижу менеджера, протягивающего мне кредитку.
— Ваша дама аннулировала заказ, так что со счёта списано…
Я не желаю слушать объяснения. Вырвав карту, бегу по тротуару, не разбирая дороги и врезаясь в прохожих. На ходу сдираю с себя пиджак и швыряю в ближайшую урну.
Мне нужно метро, где я могу укрыться, запутать следы, почувствовать себя в безопасности! И скорее домой — надеть комбинезон, шлем, сделать инъекцию «Гипноса» и погрузиться в мир фантазий. Киберград, я иду к тебе! Прими меня в свои объятия, успокой, исцели мою душу! Я, недостойный раб Божий, взываю к тебе, исполнителю желаний: заставь меня забыть о том, что есть Зоя, о том, что я влюбился в киборга, о том, что я принадлежу к расе тех, кто испоганил прекрасный мир Шестого Дня Творения!
Глава 7
На стройку немецкой фабрики я прибываю на час раньше, чем планировал, но Глеба не застаю — он уехал улаживать какой-то производственный вопрос.
Шпигель не соврал: строительство закончено, и рабочие устанавливают оборудование. Несколько человек прикрепляют над входом красочную вывеску с названием предприятия.
— Прошу ко мне в кабинет, — говорит Шпигель, приглашая меня в уже отделанное помещение, куда снующие, словно муравьи, грузчики заносят терминалы, копировальные аппараты, голопроекторы и прочую офисную технику.
— Хотите виски? — предлагает Шпигель, открывая стенной шкафчик, служащий баром.
Я киваю и сажусь в большое кожаное кресло, стоящее посреди комнаты. Как точно немец расположил его — по всем правилам большого бизнеса: посетитель проваливается в податливый комфорт и оказывается при этом сидящим ниже хозяина кабинета, тем самым занимая пассивное, почти подчинённое положение. Но со мной этот фокус не пройдёт: я-то понимаю, что всё здесь, до последней пластмассовой ручки, принадлежит мне.
— За встречу, — провозглашает Шпигель, подавая мне наполненный стакан.
Я отпиваю немного и тут же прошу бухгалтерскую книгу. Немец вытаскивает из ящика стола и подаёт мне планшет, а сам садится в вертящееся кресло и делает вид, будто ему нужно заняться чем-то неотложным.
Проверку сметы я заканчиваю к трём часам и уезжаю, оставив в пепельнице пирамиду окурков. Возвращаюсь в дом Шпигеля, рассчитывая выйти из виртуальности и поработать над «Алефом». Повсюду царит тишина: хозяева разъехались, а прислуга судачит на кухне. Я поднимаюсь в свою комнату, принимаю душ, бреюсь, обрызгиваю себя туалетной водой и надеваю свежую рубашку. Теперь можно сматываться. Но меня одолевает любопытство. Вчерашняя жуткая сцена с Зоей наводит меня на мысль о Марне: я хочу знать, программа она или живой человек. Понятия не имею, для чего мне это нужно, но чувствую, что иначе не успокоюсь.
Я подхожу к её комнате и негромко стучу в дверь.
— Кто там? — раздаётся приглушённый голос.
— Это герр Кармин. Решил вас навестить и узнать, не нужно ли чего.
Секунд на пять воцаряется тишина, а затем раздаётся:
— Входите.
Я нажимаю на дверную ручку, и дверь распахивается. Марна лежит в постели, вернее, сидит, обложившись подушками. На ней — полупрозрачный пеньюар. Вид у фройляйн Шпигель не очень болезненный.
— Добрый день, — улыбается Марна. — Садитесь, — тоненький пальчик указывает на пуф рядом с кроватью.
— Слуги собрались внизу, они могут не услышать, если вам что-нибудь понадобится, поэтому я решил заглянуть, — придумываю я на ходу объяснение своему визиту.
— Вы очень добры, герр Кармин, но мне ничего не нужно, — внимательные глаза скользят по моему лицу. — Разве что вы поправите подушку: она тяжёлая и сползла.
Я с готовностью встаю с пуфа, склоняюсь над Марной и берусь за края подушки. Девушка, словно желая облегчить мне задачу, подаётся немного вперёд и касается волосами моего лица. Она пахнет сахарной ватой и лёгкими цветочными духами, я поворачиваю голову и прижимаюсь губами к бледной щеке. Кожа прохладная.
— Не похоже, чтоб у вас была температура, — говорю я.
Марна замирает на секунду, а затем кладёт голову мне на плечо. Я чувствую её тяжесть, и это приятно.
— Ты славный, — произносит девушка едва слышно.
В её голосе мне почему-то слышится тревога.
Я приподнимаю голову Марны и целую в глаза, щёки, подбородок, нахожу полуоткрытые губы. Они влажные и мягкие. Язык девушки скользит по моим зубам, словно пересчитывая их.
Я поправляю подушку и отстраняюсь. Мне всё ещё кажется, что Марна нервничает, причём не из-за меня.
— Спасибо, — говорит она, откидываясь на подушку. — Так гораздо лучше. Намного удобнее.
На губах у неё — лёгкая саркастическая улыбка.
— Не за что, — отвечаю я, выпрямляясь. — Выздоравливайте.
Марна чуть наклоняет голову в знак благодарности.
— Ты когда-нибудь бывал за периметром? — спрашивает она.
Вопрос неожиданный, и в первый миг я даже не нахожу, что ответить.
— За городом, — поясняет Марна, решив, что я её не понял.
— Да.
— Видел Природу?
— Конечно.
— Расскажи.
Я сажусь на пуф. Конечно, нельзя говорить, как я оказался в Трущобах: это может навести на след моей истинной личности. Никаких биографических сведений — вот первое правило любого уважающего себя хакера.
— Зачем тебе? — спрашиваю, чтобы потянуть время.
— Интересно. Какая она — Природа? Правда, что от неё исходят ядовитые миазмы?
Я киваю.
— Да, рядом лучше долго не стоять.
— Как ты оказался за городом?
— Случайно.
На губах Марны появляется недоверчивая улыбка.
— Разве это возможно?
— Почему нет?
— Ты заблудился?
— Ага. Представляешь?
Марна отрицательно качает головой.
— Не важно, — говорю я. — Суть в том, что Природа теперь — единый организм, причём враждебный по отношению к человечеству.
— Как она выглядит?
— Не описать. Разве ты не видела репортажи по…
— Конечно, видела, — нетерпеливо перебивает Марна. — Но меня интересует твоё впечатление.
Я задумываюсь. Девушка ждёт.
Впечатление… Как же его описать? Разноцветное нечто, простирающееся до самого горизонта — ядовитая плесень, накрывшая всё вокруг и норовящая добраться до тебя.
— Это величественно и страшно, — говорю я, наконец. — Когда смотришь… чувствуешь неотвратимость.
— Неотвратимость? А как же башни?
Пожимаю плечами.
— Они сдерживают натиск, но Природа всё равно проникает в Трущобы. Дома и улицы постепенно зарастают. На окраинах всё покрыто радужным налётом, и там уже нельзя находиться без спецодежды: воздух отравлен.
Марна поправляет волосы, упавшие на лоб.
— Знаешь, я не думаю, что Природа враждебна человеку, — говорит она неожиданно серьёзно. — Мне кажется, она просто хочет присоединить нас. Мы ведь её часть, вообще-то. Поэтому она и ползёт в города.
— Возможно. Только мне, например, совсем не хочется возвращаться в лоно природы, как говорится.
— Страшно?
— Ещё бы. Ведь в ней всё растворяется, становится ничем.