— Почему ты пытался убить меня? — спрашиваю я.
— Ты про тех фидави, что достали твоего Гермеса?
— И про Шпигеля.
— Бедняга не пытался тебя убить. Это ты прикончил его.
— Разве?
— О, да. Что ты, кстати, сделал с телом?
— Не понимаю, о чём ты.
Голем усмехается.
— Я ведь не из полиции.
— Но можешь сделать запись разговора и передать её…
— Шпигель просто хотел проникнуть в твою систему безопасности, — перебивает Голем. — Необходимо было его убивать?
— Иногда страх заставляет нас быть излишне жестокими. Кроме того, шантаж всегда вызывал у меня отвращение.
— По той же причине люди убивают мух? Просто из-за отвращения?
— Возможно.
— Я никогда не стремился убить тебя. Мне хотелось, чтобы ты был лично заинтересован в происходящем.
— Этого ты добился. Но зачем?
Голем молчит, игнорируя мой вопрос. Видимо, считает, что я сам должен догадаться. Что ж, хоть наша партия и подходит к концу, вскрываться ещё рано.
— Это между нами, да? — спрашиваю я. — По какой-то причине ты выбрал меня. Жалкий хакер, торгующий мертвецами, против всесильного кибернетического бога.
— Я не всесилен. Ты станешь убийцей бога.
— Если успею.
— Ну, так поспеши.
В последней фразе слышится ирония. Понимает ли Голем, что я нарочно затягиваю завершение работы над вирусом? Знает ли, почему?
— Предлагаю устроить небольшое соревнование, — громко говорит он, выпрямляясь в седле. — Финиш — вон та серая скала. Кто не боится сломать себе шею?
Глеб и Олег останавливаются, чтобы подождать нас. Она согласны. Марна заявляет, что с трудом держится на лошади и отказывается принимать участие в скачках. Она отъезжает в сторону, а мы выстраиваемся в линию.
Голем просит Марну подать какой-нибудь знак, и она взмахивает рукой.
Я ударяю коня каблуками, и он галопом пускается вдоль берега. Сжимаю бока ногами, глядя только вперёд. Все мысли — о том, как не свалиться. Спустя секунд двадцать Глеб вырывается вперёд, от него всего на полкорпуса отстаёт Голем, затем иду я, а Олег оказывается последним. В таком порядке мы и финишируем.
Только когда животные останавливаются, и мы с ухмылками глядим друг на друга, мне становится ясен символический замысел этой сцены. Гонка Конца Света — вот каков замысел постановки Голема.
— Значит, я Чума? — спрашиваю его тихо.
— А разве нет? Ты сам выбрал этого коня.
— Простая случайность.
— Но ты увидел в ней закономерность. Как и я.
— Поехали назад, — окликает нас Глеб. — Нехорошо заставлять девушку ждать.
Когда мы возвращаемся, Марна спешивается и берёт коня под уздцы.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Хочу его искупать.
Потянув за уздечку, она разворачивает коня в сторону ослеплённой солнцем речной глади. Затем снимает обувь и закатывает брюки до колен.
Жаль, сейчас не закат. Чёрные силуэты лошади и девушки, окаймлённые золотистым светом, смотрелись бы куда красивей.
— Осторожнее! — окликает её Глеб. — Не поскользнись.
Олег спешивается и наматывает уздечку на толстую ветку бука.
— Надо размяться, — говорит он. — Давно я не ездил верхом. Весь зад отбил.
— Идея хорошая, — кивает Глеб, спрыгивая на землю.
Мы с Големом следуем его примеру.
— Во время скачки я думал, что свалюсь, — признаётся Олег, доставая сигареты. — Хотелось послать всё к чёрту и натянуть поводья.
— Что остановило? — спрашивает Голем.
— Азарт, наверное. А может, боязнь кувырнуться вперёд, — с усмешкой добавляет Олег.
Он щёлкает зажигалкой, и его окутывает облачко сизого дыма. Разносится запах персика и лавра: здесь фильтр, установленный на ипподроме, уже не действует.
Я немного отхожу, чтобы полюбоваться Марной. Она бредёт по воде вдоль берега, временами похлопывая лошадь по шее.
Спустя полминуты ко мне подходит Голем. Он останавливается, глядя на реку.
— Она уже не со мной, да? — произносит он, не поворачивая голову.
— С тобой, — отвечаю я.
— Правда?
— До конца.
— Но и с тобой.
В ответ я лишь пожимаю плечами. В словах Голема нет противоречия — если только я верно понимаю суть его игры. Если же ошибаюсь…
Марна выходит из воды со счастливой улыбкой на лице. Солнце клонится на запад, и лучи, приобретшие медный оттенок, обливают её рыжие волосы, превращая их в пожар.
Я вспоминаю огонь, который показывал мне Голем после того, как мы любовались бабочками. Мир, ввергнутый в хаос — вот что он хотел смоделировать своими терактами. Это была демонстрация — созданная специально для меня.
— Давайте возвращаться, — говорит Марна, подходя. — Я устала.
Она бросает украдкой взгляд на Голема.
— Да и время вышло, — замечает тот.
— Двигаем назад! — окликаю я Олега с Глебом.
Те кивают. Мы отвязываем коней и пускаем их рысью в сторону ипподрома.
Вновь в офисе я появляюсь только через день. Накануне Глеба собирался в дорогу и получал от меня наставления: он принял на себя руководство немецким заводом и в конце недели должен вылететь в Германию.
Кроме того, звонил Стробов и минут пять орал, требуя немедленно закончить «Алеф» и передать ему. Я соврал, что вирус не готов, и мне требуется ещё немного времени. Полковник грозился немедленно посадить меня за промышленный шпионаж, но, в конце концов, чертыхаясь, бросил трубку.
Мила встречает меня сообщением о том, что звонил Этель. Француз прилетел в Киберград и обещал зайти в середине дня.
— Сразу приглашай его ко мне, — говорю я.
— Да, господин Кармин.
Голос секретарши звучит умиротворяюще. Он создаёт иллюзию, будто всё течёт по-старому, и нет никаких фидави, безопасников, шантажистов и нависшей над миром угрозы апокалипсиса.
— Мила, ты бывала в Париже? — спрашиваю я девушку.
— В Париже? — удивлённо переспрашивает она.
— В виртуальном.
— О, да, господин Кармин. Дважды.
— Понравился город?
— Он совсем не плох. Немного аляповат. Мне кажется, французы слишком старались скопировать прототип.
— Куда бы ты хотела отправиться в отпуск?
— Пожалуй, в Токио.
— Так и будет.
Глаза секретарши становятся чуть шире.
— Неужели, господин Кармин?
— Считай, что получила премию.
Пока Мила сбивчиво бормочет благодарности, скрываюсь в кабинете.
На электронной почте — куча непрочитанных писем. Большинство от деловых партнёров — их я просматриваю. Остальная корреспонденция прислана благотворительными организациями и различными ассоциациями защиты прав человека. Весь этот мусор я отправляю в «корзину».
Этель объявляется в три часа. На нём тёмный двубортный костюм и вишнёвого цвета галстук в крапинку. Француз окутан сладковатым ароматом парфюма, марку которого я не могу узнать. Запах мне не нравится: чересчур приторный.
Поднимаюсь навстречу и даже выхожу из-за стола.
— Прошу вас, — говорю со всей сердечностью, на которую способен. — Садитесь.
— Благодарю, — Этель опускается в кресло.
— Я вас ждал.
— Да, у меня есть к вам дело. Надеюсь, не отрываю ни от чего важного?
— Ни в коем случае, — сажусь напротив.
— Простите за бесцеремонность.
— Не стоит об этом.
Этель кивает и проводит сухопарой ладонью по голове. Француз излучает уверенность. Интересно, для чего он явился? Не похоже, что за покупками.
— Знаете, мсье Кармин, в прошлый раз я забыл вас кое о чём спросить.
— О чём?
— Вы верите в Бога?
Обычно среди моих клиентов религиозные люди не встречаются. Я, конечно, помню рассуждения Этеля об Апокалипсисе, но к чему он завёл этот разговор теперь? И какой ответ предпочёл бы услышать?
— В какого? — уточняю я.
— Не важно. Вообще, в высшее существо, создавшее наш мир и управляющее им.
— Есть доказательства того, что Бога не существует, — говорю я.
Француз усмехается. В его глазах мелькают озорные огоньки. Кажется, моё замешательство доставило ему удовольствие.
— Мсье Кармин, доказать можно всё, что угодно. Но в данном вопросе, какими бы убедительными ни выглядели аргументы, они возможны только с научной точки зрения. Но не с позиции веры. Как вы сами понимаете, нельзя доказывать положения одной системы, оперируя понятиями другой. Это фальсификация.
— Согласен. С точки же зрения религиозной парадигмы существование Бога доказуемо с не меньшей убедительностью. Впрочем, этого и не требуется.
Этель кивает.
— Достаточно верить, — говорит он. — Однако дело не только в том, что вы убеждены в существовании высшего разума, но и в необходимости строить жизнь по его заповедям.
— Боюсь, с этим у меня напряжённо.
— Так я и думал, уж простите.
— Мой знакомый — масон. Считает, что во вселенной есть Великий Архитектор.
— Возможно. Хотя я бы назвал его Великим Программистом. Звучит современней.
— Я не считаю себя религиозным человеком, месье Этель. Следовать заповедям мне было бы трудно.
— Вы пришли в виртуальность в поисках свободы, — понимающе отвечает француз. — Нашли?
— О, да. Сами видите.
— Что могло бы заставить вас поверить?
— Заставить? Наверное, это неправильное слово.
— Ну, если говорить о христианстве, то да. И тем не менее.
Ненадолго задумываюсь.
— Пожалуй, чудо.
— Чудо как тайна? — уточняет Этель.
— Наверное, — соглашаюсь я, немного подумав. — Но в виртуальности чудес не бывает. Здесь всё возможно.
— Везде есть место чуду. Везде, где присутствует человек.
Я не возражаю. Мне хочется, чтобы Этель объяснил, зачем пришёл.
Француз поворачивает голову к окну.
— Я читал Библию, — говорит он. — Ветхий завет начался с рождения Адама, а Новый — с рождения Христа. Замечали, что на распятии внизу изображается череп?
— Конечно. Это голова Адама. Кровь Иисуса, текущая из ран, смывает с человечества первородный грех.
— Есть и другое значение, — перебивает Этель, который явно не нуждается в моих пояснениях. — На распятии новый мир в лице Христа попирает прежний — в образе Адама, лежащего в могиле. У каждой эпохи свой герой и, когда он сменяется, вместе с ним меняется и эпоха.