Закрыв кран, Алекс отстраняется и спокойно вытирает руки полотенцем. Так тщательно, будто искупал их во фритюрном масле.
— Алекс… — рычу с угрозой. — Кончай!
— Что мне делать? — клоунски выгибает он брови.
— Проваливай! — указываю пальцем на дверь.
— Где мне кончать? — паясничает. — Прямо здесь? — указывает руками на кафельный пол.
— Хватит! — Топаю я ногой, собираясь то ли реветь, то ли смеяться.
— Хочешь, чтобы я кончил сейчас? Или, может, сначала поедим?
— Дурак… — Схватив свою юбку, запускаю в него, чувствуя, как к горлу подкатывает дикий смех.
— Я обычно не кончаю до ужина… — Уворачивается и пятится к двери. — Но могу кончить перед завтраком…
— Алекс! — смеюсь, запрокинув голову.
— Можем кончить вместе…
— НИКОГДА! — визжу, швыряя в него полотенце.
Увернувшись, подходит к двери и разворачивается, будто без этого наговорил слишком мало!
— Тебе нужно быть поаккуратнее с пивом, — задирает вверх свою толстовку.
Моя челюсть падает вниз, а краска смущения заливает лицо цветом перезрелого помидора.
Его плоский, покрытый светлыми шелковистыми волосками живот выглядит так, будто его… обстреливали шарами для пейнтбола, но это был всего лишь навсего мой рот.
— Оденься потеплее, — говорит, лукаво улыбаясь и возвращая толстовку на место. — Мы пойдём пешком.
Глава 5
В воздухе кружат крупные снежные хлопья, добавляя повсюду магии. Этому рождественскому городу и этому подсвеченному с размахом вечеру. Через два дня сочельник, и я очень рада, что попала сюда именно в это праздничное время. Уже совсем скоро Кевин останется дома один, и я решаю внести пункт о просмотре этого фильма в список наших с этим невыносимым человеком дел.
Оглядываюсь по сторонам, беспричинно улыбаясь и забыв на этот вечер обо всех своих терзаниях и бедах.
У меня дух захватывает!
Кажется, мне здесь действительно нравится.
Навстречу идут два Санта-Клауса, переговариваясь на испанском.
Запрокинув голову, рассматриваю фасады из красного кирпича и выкрашенные в чёрный пожарные лестницы, которые опутали их от самой крыши. Настолько знакомые виды, будто я здесь всю жизнь прожила. Всë-таки эта нация умеет спекулировать на каждом клочке своей собственности. Почему я не была здесь раньше? Кажется, потому, что мой отец терпеть не может перелёты длительностью более восьми часов. В самолёте он обычно становится капризным как ребенок, поэтому они с мамой уже лет семь проводят годовщину своей свадьбы в Дубае, лететь куда-то дальше Арабских Эмиратов он принципиально отказывается.
Это немного омрачает ситуацию, и моя беспечность на секунду притупляется.
Вчера в самолёте я нервничала и думала о том, что мне будет кошмарно сложно начать новую жизнь так далеко от дома и родителей, но как только я сошла с эскалатора и увидела…
Повернув голову, смотрю на точëный профиль Алекса.
У него на голове бейсболка с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» и капюшон толстовки. Выглядит он глубоко задумчивым.
С тех пор как я увидела его вчера, мне уже всё без разницы. Если он поблизости, я смогу ассимилироваться со скоростью света хоть в Ираке. Именно поэтому мне просто необходимо, чтобы всё стало как раньше! И я хочу, чтобы он тоже это понял и перестал на каждом шагу ставить мне палки в колеса. Неужели он не понимает, как легко можно всё разрушить нашими… сиюминутными прихотями. Да, чëрт возьми, теперь я прекрасно знаю, что он тоже этого хотел.
Обрывки моих воспоминаний вихрем проносятся в голове, глаза опускаются на его губы. Я так и не вспомнила наш первый поцелуй, и это выводит меня из себя больше всего.
Чëрт.
Чëрт.
Чëрт.
Тряхнув головой, обеими руками хватаюсь за его бицепс и спрашиваю беспечно:
— Как называется эта улица?
— Не имею понятия, — отвечает Алекс, напрягая мышцы, потому что мои ноги просто разъезжаются в разные стороны.
По всем каналам трубят про гололёд и про то, что городские больницы завалены пациентами с переломами. Я не хочу стать одной из этих жертв, поэтому цепляюсь за Немцева ещё крепче, потому что, в отличие от меня, он чувствует себя очень уверенно.
— Ты же знаешь, куда идти, да? — улыбаюсь, заглядываясь на украшенную сверкающими звездами витрину «Тиффани».
У меня на шее болтается их знаменитая подвеска в форме ключика, которую Немцев подарил мне на позапрошлый Новый год, перед тем как подписать контракт на работу в своей лаборатории. Он её узнал, чем снова взволновал мои расшатанные нервы.
— Не уверен, — говорит, тормозя нас на светофоре и осматриваясь. — Здесь дорогу перекрыли, придётся обходить.
— Тебе нравится тут жить? Не думал перебраться ближе к океану?
— Здесь предлагают лучшие условия для лабораторной практики.
— Я не про это, Алекс. Я про мечту. И про твои желания. А не про работу, — тихо смеюсь, ударив его кулачком в плечо.
— Намекаешь на то, что зануда из нас всë-таки я? — повернув ко мне голову, спрашивает Алекс.
— Ты гений, — мурлычу, улыбаясь.
Алекс довольно улыбается мне в ответ, чуть щуря свои зелёные глаза, и ровно говорит:
— Здесь таких полно.
Замерев, смотрю на него в ответ не моргая, потому что перед глазами вспыхивает картинка…
Твою мать!
К щекам приливает кровь. Будучи парализована откровенностью видений, чувствую приливы крови в тех местах, которым я бы посоветовала заткнуться!
Под трусами у него всё в полном порядке…
Настолько, что ниже пояса у меня вдруг всё напрягается и сжимается, а потом ноет и требует…
Господи, Немцев!
Смотрю на него, не зная, смеяться мне или плакать!
В его трусах помимо… сглатываю слюну… помимо всего прочего…
Мамочки…
Помимо всего прочего есть татуировка в виде подковы! Прямо над… над…
Что за идея такая! Только он мог до такого додуматься! Это что, на удачу?!
Меня раздирает от потребности спросить и от потребности посмотреть на его ширинку.
Прикусываю язык и сжимаю губы.
Его взгляд становится пристальным и таким… опасным. Будто он загнал меня им в угол и не собирается отпускать.
— Что с тобой? — выгибает светлые брови, с любопытством рассматривая моё застывшее в ужасе лицо. — Вспомнила что-то интересное?
— Э-э-э… — прячу от него глаза, — Ничего. В моем мозгу просто белое полотно. Ну знаешь, там, где должен был быть вчерашний вечер, там, слава богу, чистый лист!
Отпускаю его бицепс и засовываю руки в карманы. От греха подальше.
Алекс молчит, награждая меня в ответ тяжелым взглядом. На его скулах пляшут желваки, так сильно он сжимает челюсти, и я опускаю глаза, разглядывая носы его потрëпанных жизнью тимбов. Не могу же я ему сказать, что только что вспомнила, какой бархатный на ощупь его член! Какой он правильный и не маленький, когда он возбуждён…
Может быть, в добавок ко всему я вспомню, какой он на вкус?!
Боже…
И от этого воспоминания в животе зарождается тёплый вихрь, который спускается мягким томлением между моих ног.
— Адель, ты же знаешь, что можешь сказать мне всё что угодно, да, милая? — делает он ласковый голос.
— Да… потому что мы лучшие друзья, — решаю ему напомнить, растягивая губы в картонной улыбке.
Выходит паршиво, потому что Алекс не спешит улыбнуться в ответ. Между нами повисает тягостное молчание, перерастающее в почти осязаемое напряжение.
— Верно, друзья… подруга, — выдаёт Немцев и делает шаг в сторону дороги, отворачиваясь первым. — Зелёный загорелся. Не отставай, потеряешься — искать не буду.
— У меня навигатор есть! — рычу ему в спину, борясь с желанием запустить в его светлую башку пригоршней снега.
Почему он так упорно сопротивляется тому, чтобы мы вернулись в ту точку, в которой были до вчерашнего вечера? До того момента, пока не залезли друг к другу в трусы? Да я почти уверена, что его пальцы побывали в моих!
И от этой мысли щëки начинают гореть огнем.
— Он тебе никогда не помогал.
Обиженно поджимаю губу и выдыхаю в беззвëздное нью-йоркское небо.
— Алекс… — прошу примирительно, возвращая ладонь ему на бицепс. — Давай не будем…
— Отстань, Зануда, — раздражëнно бросает он через плечо, скидывая мою руку. — Просто, блин, помолчи сейчас, окей?
Насупившись, пихаю руки в карманы.
Глава 6
— Где ты жил в Париже? — спрашиваю у чернокожего француза по правую руку от себя.
У него на голове кудрявый бес и ослепительно белая улыбка на лице. Даже несмотря на то что он кажется немного непривычным, я не могу не признать его красавчиком. Здесь, в Штатах, смешалось столько разных культур, что к этому тоже нужно привыкнуть. Кажется, Немцев уже привык… судя по тому, что всю осень он провел с этой… как там её… Британи.
С усилием выталкиваю его из своей головы. Вместе с содержимым его трусов, кубиками его пресса и чëртовой подковой вокруг его… его…
Схватив стакан, делаю жадный глоток колы. Я решила завязать с алкоголем навсегда! Судя по всему, он пробуждает во мне самые тёмные и неуправляемые стороны, о которых я до вчерашнего дня даже не помышляла!
— Любишь Париж? — обаятельно улыбается парень, поднося к губам пиво и заглядывая в мои глаза.
Его внимание немного смущает. Я чувствую, как розовеют щëки, потому что его глаза всматриваются в мои так пристально, будто мы не о Париже говорим, а о том, что у нас с ним что-то в нём было.
Кажется, он меня клеит, и, несмотря на то что я не планирую звать его «к себе», мне его внимание льстит.
— О да, — улыбаюсь ему в ответ.
Не молчать же как отсталой, лишь потому, что моё правое ухо пылает от пристального взгляда одного охламона.
Заправив за уши волосы, увлечённо продолжаю:
— Два раза. Один раз я прожила там полтора месяца. Люблю этот город, мечтаю ещё раз там побывать…
— Что мешает купить туда билет? — мрачный голос Немцева бесцеремонно вклинивается в наш разговор, моё ухо продолжает пылать.