Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке — страница 5 из 9

Повернув голову, смотрю на Алекса в упор, отвечая не без раздражения:

— Ничего. Может, я так и сделаю.

Изобразив абсолютный покерфейс, он подносит к губам третий за последние сорок минут бокал тёмного пива и… допивает его залпом, после чего демонстративно грохает стаканом о стол, а потом встаёт и направляется к бару.

Чтобы успокоиться, выпускаю из себя весь воздух и пытаюсь сконцентрироваться на своём приятном и обаятельном собеседнике! Жиль. Так зовут приятеля Алекса, на которого он меня бросил, сразу как мы пришли в этот бар, наполненный незнакомыми людьми всех национальностей. Ведь у него нашлись очень важные дела. Кажется, он собирается напиться или уже сделал это, потому что ведет себя отвратительно.

— Восемнадцатый округ тебе о чëм-нибудь говорит, красотка? — улыбается француз, крутя на деревянном, потрëпанном жизнью столе свой мобильный.

— А всего их сколько? Двадцать? — поддерживаю я разговор. — В восемнадцатом никогда не была. В путеводителе писали, что северные округа небезопасны.

— О да, детка. Там настоящее гетто, как здесь в Детройте. Не ходи туда одна, — понизив голос, подаётся он ближе.

— Да я и не собираюсь, — отвечаю, бросая взгляд на барную стойку поверх его плеча.

Туда, где мелькает чёрная толстовка Нью-Йоркского университета и русая макушка её владельца, в которую мне весь вечер хочется чем-нибудь запустить.

— Большой мальчик не в духе? — усмехается Жиль, проследив за моим взглядом.

Подойдя к стойке, мой худший друг перебрасывается с барменом какими-то шуточками, и перед ним возникает шот текилы, а после этого, словно по велению волшебной палочки, рядом с ним материализуются две девицы.

Впившись пальцами в свой стакан, наблюдаю исподлобья.

Судя по всему, они знакомы. Блондинка с высоким хвостом и силиконовой грудью и тощая мулатка с косичками, на которой такая микроскопическая юбка, что я начинаю непроизвольно переживать за её будущее потомство!

— Что-то не похоже, — цежу, сводя брови к переносице.

Я не ревную. Нет. Пусть делает, что захочет…

Переведя на Жиля глаза, натянуто улыбаюсь.

Он милый и всё такое, но я знаю его от силы сорок минут. Немцев же не бросит меня здесь, укатив с одной из «этих»? Это было бы настоящим свинством с его стороны!

Нервно одëргиваю собравшийся на талии свитер и жгу глазами коротко стриженный светловолосый затылок у барной стойки. Шоты текилы всё прибывают и опустошаются, а мулатка наклоняется и кладёт руку на плечо Немцева, что-то шепча ему в самое ухо. При этом Алекс смотрит прямо на меня, пьяно улыбаясь. Это выглядит отвратительно, потому что грудь мулатки буквально распласталась на его бицепсе, и кажется, Немцева это не парит, но вдруг совершенно не устраивает меня!

Мои внутренности натягиваются в струну, когда, зажав зубами дольку лайма, девица обнимает его за шею и тянется к его лицу. Ещё несколько секунд, и они целуются.

Какого чёрта?!

Вскочив на ноги и открыв рот, в шоке наблюдаю за тем, как её губы жрут губы Немцева, а руки шарят по его плечам и спине, но при всём этом этот кобель каким-то чëртовым образом умудряется смотреть прямо мне в глаза! Как чëртов статист фиксируя все оттенки моего шокового состояния.

— Я… мне надо… в туалет… — Пихаю плечи Жиля, чтобы он выпустил меня из-за стола, и улепетываю в сторону уборной.

Мне требуется вагон времени, чтобы привести свои мысли в порядок.

Глядя на свое отражение, в ужасе понимаю, что ревную как ненормальная. Что представляю, как выдëргиваю этой мулатке руки, а потом волосы. У меня никогда не было этого зловещего чувства собственности к нему, а теперь появилось! Вдруг в панике думаю о том, что однажды он встретит девушку, которую полюбит по-настоящему. Она перевезëт в его квартиру своё барахло, и они заживут долго и счастливо… а я… буду крестить их многочисленных белокурых детей…

— Мамочки… — шепчу, до боли закусывая губу, когда от стресса мой мозг активно включается в работу.

«— Трусишка… — шёпот Алекса обжигает дыханием кожу на шее.

Тёплая волна накатывает на моё тело…

Мы в такси, и я не могу оторваться от него даже на миллиметр. Теперь, когда могу его трогать, не получается остановиться. Вожу носом по его шее, как чокнутая кошка извиваясь в его руках.

Он тихо смеётся и ловит мои губы своими. Надавив ладонью на затылок, погружается в мой рот языком и издаёт похожий на рычание звук, шумно втягивая носом воздух.

— Девочка моя сладкая… — шепчет мне в губы. — Ты ко мне приехала?

— Да… — Упираюсь своим лбом в его. — Поцелуй меня… пожалуйста…

— Куда? Сюда? — прикладывает палец к моим губам.

— Алекс… — шепчу со всхлипом, запуская пальцы ему в волосы и подставляясь для его торопливых и жадных поцелуев и укусов.

— На тебе чулки? — хрипит он, оглаживая мои бёдра ладонями.

— Д-да-а…

— Для меня..?

— Тебя…

Его рука с силой сжимает мою талию, когда он пересаживает меня к себе на колени. Со стоном впечатываюсь промежностью в твердый пах, пока его губы лижут и покусывают мою шею. Сдëрнув вниз платье, всасывает кожу на моей груди и захватывает сосок через тонкую ткань лифчика. Обводит его языком и легонько ударяет, лаская. Ладонь медленно скользит вверх по бедру, поддевает пальцами край стрингов и оттягивает их в сторону…»

Закрыв ладонями лицо, визжу так, чтобы меня никто не слышал, потому что я понятия не имею, как жить дальше с той информацией, которую сейчас исторг мой услужливый мозг.

Глава 7

— Ты… пф-ф-ф-ф… с ним справишься? — выдыхает Жиль. — Чëрт, какой тяжёлый… — бубнит на французском, сваливая огромную тушу Алекса на кровать.

Кровать жалобно скрипит, и я боюсь, как бы она не развалилась к чертям собачьим…

— Да, — сложив на груди руки, заверяю парня. — Спасибо.

Выпрямившись, он осматривает распластавшееся на кровати тело и говорит:

— Пока, приятель.

В ответ тот издаёт какую-то нечленораздельную билеберду, которая смахивает на:

— ЛюблютебяЖильбертмойлучшийдруг!

Возвожу глаза к потолку.

Надеюсь, обойдемся без национальных русских поцелуев.

Не знаю, плакать мне или смеяться. Я первый раз в жизни вижу Алекса или кого бы то ни было ещё в таком состоянии!

Присев на корточки, начинаю расшнуровывать его ботинки, зло дергая за шнурки.

По крайней мере, он напился достаточно, для того чтобы не суметь уйти из бара самостоятельно, не то что в компании блондинок, брюнеток и мулаток.

Не делая ни малейшей попытки помочь, этот пропойца наблюдает за мной с глумливой улыбкой. Просунув руку в нагрудный карман куртки, достаёт оттуда мятную конфету и засовывает её в рот, а обертку бросает на пол.

Смотрю на него раздражённо, намекая на то, что он свинья.

— Могу принести тебе мыло. Ну знаешь, чтобы ты вымыл рот! — Это не помешало бы, после того как там побывала та мулатка.

— Понравился этот лягушатник, м? — тянет, смакуя каждое слово и не обращая на мои слова никакого внимания. — У него член до колен.

Уронив ботинок, смотрю на Немцева ошарашенно.

На его лице наглая усмешка, будто к нам в гости решил заглянуть его двойник-мерзавец!

— Конечно, — говорю не без издевки, принимаясь за второй ботинок. — У моего будущего мужа будет как раз такой. ОГРОМНЫЙ.

— Ты расскажешь… пф-ф-ф… своему… будущему мужу, как умеешь мухлевать в… карты? — бормочет Немцев, приподнимаясь на локтях.

— Я не мухлюю, — заявляю деловым тоном.

Последние пару лет.

— Я набью ему морду… — вдруг говорит он хриплым голосом.

— Кому? — спрашиваю раздражённо. — Жилю? Своемулучшемудругу?

— Твоему будущему мужу.

Вздохнув, смотрю на него, пытаясь понять, что и зачем он несёт?! А моя мама до сих пор считает этого человека гением…

— Агрессия — это путь в… ни… ку… да… — Стянув с него второй ботинок, шлёпаюсь вместе с ним на задницу. — А мой муж — не твоя забота! — Швыряю ботинок куда подальше.

— Твой отец так не считает, — цокает этот дурень языком. — Присматривать за тобой он попросил меня.

— О, ты отлично с этим справляешься! — обвинительно тычу в него пальцем.

В первый же день я оказалась в его кровати пьяная и голая! В первый же чëртов день!

Выражение его лица меняется как по мановению волшебной палочки. Становится непроницаемым. Зелёные глаза вспыхивают недобрыми искрами.

Зло смотрю на него в ответ. Сдуваю с лица упавшие пряди волос и, поднявшись на ноги, гляжу на него сверху вниз.

— Иди, — делает мне знак рукой, сгибая и разгибая все пальцы разом. — Помоги снять куртку. Своему лучшему другу.

Интонации его голоса заставляют меня насторожиться. Тем не менее я понимаю, что ему и правда нужно раздеться, и я не могу бросить его здесь пьяного и одетого, потому что… потому что люблю!

Встав над ним, решаю, как лучше будет это сделать.

Тяну за рукав, грубо веля:

— Сядь.

Кое-как отталкивается от матраса и, тряхнув головой, садится на краю кровати.

— Всё кружится… — снова трясёт он головой.

— Так бывает, — сообщаю я безжалостно. — Когда запиваешь «Гиннесс» текилой.

— Нерационально, да? — вдруг ласково произносит Немцев. — Никакой чëртовой логики, м?

Наши лица оказываются почти на одном уровне, а его рука вдруг обматывается вокруг моей талии и крепко сжимает, притягивая к себе.

— Что ты делаешь? — Упираюсь руками в его плечи.

— Ты зануда, Адель… моя любимая зануда, — слегка севшим голосом произносит он, глядя на мои губы.

Моё сердце делает прыжок к горлу и стремительно падает в пятки, собираясь выскочить из моего тела совсем…

— Алекс… — произношу на выдохе, прикрывая на мгновение глаза. — Отпусти меня…

— Я просто стараюсь держать равновесие… — бормочет он, склоняя голову и утыкаясь носом в ямочку на моей шее.

Шумно вдохнув, тянет:

— М-м-м… ты пахнешь карамельками… с самого, мать его, детства…